Спасатели. Репортаж в ретроспективе - Людмила Прошак

– Слушай, надо что-то предпринять на тот случай, если понадобится «скорая помощь»… Вон сколько людей уже собралось, а сколько еще подтянется?..

– Да, надо заняться формированием бригад медиков, а то бог весть что тут будет твориться к вечеру.

…В карете «скорой» отпаивали пожилую женщину. Глотая валокордин с видом человека, решившего принять сто граммов для храбрости, она то хваталась за сердце, то пыталась выглянуть из машины, едва не выпадая из нее. Медики в очередной раз успевали поймать ее за плечи, усаживали. Седой врач пытался урезонить свою беспокойную пациентку:

– Вы же пожилой человек, идите домой, что вы тут забыли?!

– Вы тоже не юноша, – она уничтожающе посмотрела на него, – однако сюда зачем-то примчались!

Врач покосился на молоденьких медсестер и, сдерживая раздражение, перевел разговор на тему здоровья:

– С таким давлением сердечный приступ вам обеспечен, если вы немедленно не возьметесь за ум.

– Господи! Тут вся страна с ума сошла, а вы от меня благоразумия требуете. Я бы, может быть, и не пошла, если бы можно было включить телевизор, радио и узнать правду… – и добавила едко, исключительно для седого врача. Мне, старой, тоже не все равно, в какой стране я сегодня проснулась…

Белый дом возвышался над людьми и танками безмолвной, белой глыбой, средоточием ответов на все вопросы. Если бы они были…

– Нужно срочно донести до руководителей и общественности правду о позиции Российского правительства, о политическом заявлении Ельцина! – кричал один оратор.

– Небходимо срочно распространить вести по всей стране, СМИ ведь молчат, – подхватывал другой.

– Очень важно обратить в свою веру регионы, добиться от них поддержки, – не сдавался первый.

Кубарев, примкнувших накануне к чрезвычайщикам, поморщился («Болтовня!») и кивнул своему новому начальству: мол, поговорить надо. Отошли в сторону, стали у подоконника.

– Давайте развернем на крыше антенну, оповестим радистов, чтобы были начеку, готовые сообщить всему миру, что тут у нас…

– У нас наработанные контакты со спасательной службой радиолюбителей еще со Спитака.

Полезли на крышу… Оттуда открывалось живописное батальное зрелище. Среди серо-зеленых громадин танков метались маленькие фигурки людей, белели вдали машины «скорой помощи»…

– Как будто Бондарчук «Войну и мир» наших дней снимает, – усмехнулся один из новоявленных спасателей-радистов, поглядывая вниз.

– Ну что, где наш начальник оперативного отдела, чего не командует? – спросил Кужугетов.

Кубарев даже не сразу понял, что это о нем речь. Да уж! Двенадцатого августа безработного полковника приняли на работу, а неделю спустя, девятнадцатого августа, он тащит коротковолновую радиостанцию, чтобы на весь мир передавать указы Российского правительства, того самого, которое ничего не сделало для того, чтобы защитить полковника, осмелившегося предсказать путч задолго до его начала…

3

В удостоверении, всем своим видом напоминавшим мандат образца семнадцатого года, значилось, что заместитель председателя Комитета по чрезвычайным ситуациям Юрьев является полномочным представителем Российского правительства. Юрьев мандат этот аккуратно свернул, потом снова развернул, чтобы уже через несколько секунд свернуть снова… Предстояло немедленно лететь за Урал. Но как? «У меня же в общежитии дети! Полный кошмар. Нужно срочно отправить мальчишек в Красноярск. Но на чью помощь рассчитывать? Никаких особых знакомых в Москве нет, подчиненных – тоже…» По всему выходило, что кроме как сотрудникам звонить некуда. Позвонил Римме, секретарю, домой – та трубку сняла после первого же звонка. Объяснял как мог ситуацию, сетуя, какие суконные слова для этого находит. «Ну разве кто-нибудь взвалит на себя ответственность за чужих детей? Сейчас нормальные люди только о себе думают…» Он так погрузился в эти мысли, что вздрогнул, когда Римма, думая, что плохо слышно, повторила уже громче:

– Ну да, да! Я отправлю мальчиков… Алло, вы слышите меня?

Он все еще стоял и смотрел на телефон: «С таким человеком я готов работать всю жизнь!». Он едва ли не вздрогнул, когда на стол со стуком легли буханка хлеба, пара консервов и две бутылки водки. Обернулся. Сзади стояли немногочисленные сотрудники. У всех был нарочито деловитый вид. – Командировочных тебе, конечно, никто никаких не дал?.. На стол рядом с «пайком» лег конверт с деньгами.

– Это вам с Шаровым на дорогу, мы тут сбросились…

В ночном Домодедово царило столпотворение. Шаров, пытавшийся пробиться к администратору, вынырнул из толпы:

– Народу полно, все из Москвы сматываются, купить билеты невозможно, что делать? Нам ведь за сутки обернуться надо. А если сказать, кто мы такие?

– Да кому говорить, если к кассам не пробиться. А вдруг нас элементарно арестуют?

Но выхода не было. Они вытащили свои мандаты. Юрьев показал удостоверение взбудораженной толпе, подняв его над головой, и очень буднично, едва ли не по-домашнему просто сказал в раз притихшим людям:

– Знаете, мы представители Российского правительства, нам нужно срочно лететь по заданию…

Взбаламученные, измотавшиеся в очередях люди, стремившиеся вырваться из охваченной путчем Москвы, оторопело смотрели на высокого мужчину, так просто и открыто признавшегося в том, о чем все решались лишь перешептываться – в поддержке правительства Ельцина, в противостоянии ГКЧП. Странный этот человек с открытым взглядом, мягким, спокойным голосом говорил об этом толпе! А впрочем, почему толпе? Разве мы – толпа? Мы – народ! Все расступились. А эти двое прошли сквозь людской коридор к кассе, купили билеты и полетели в Абакан.

«Ту-154» пошел на промежуточную посадку. Едва шасси коснулось бетонной полосы, как самолет рывком отбросило в сторону. Дюралевая махина, вспахав аэродромную траву, все же успела остановиться в десяти метрах от заграждения. Поспешили подать трап. Стюардесса в дверях, потирая ушибленный локоть, с натянутой улыбкой объявила о вынужденной посадке. У лопнувшего колеса столпились авиатехники… В местной администрации дверь в кабинет председателя райсовета нараспашку.

– О-о-о, москвичи?! – стремительно шагает навстречу хозяин, радушно протягивая гостям для рукопожатия сразу две руки – правую и левую.

Мандаты читает долго и сосредоточенно, как и полагается читать серьезный документ. Разве что слишком уж суетливо свернул, поспешив вернуть назад, слоено бумага руки жгла… Слушал внимательно, участливо кивал.

– Спасибо, теперь будем знать, что происходит в Москве, какова позиция правительства, а заодно и чувствовать себя намного увереннее, – и. налегая на крышку стола грудью, плавно переходящей в живот, доверительно понизил голос: – Знаете, люди на стороне Бориса Николаевича Ельцина.

– Ну и отлично, – поймал его на слове Юрьев. – С человеком, поддерживающим Российское правительство, говорить проще. – Мы будем вам очень признательны, если дадите возможность выступить на телевидении.

– На телевидении? – председатель райсовета закашлялся и начал перекладывать папки на столе. – Есть распоряжение местный канал не включать…

– Чье распоряжение?

– Ну-у-у, – председатель, закончив складывать папки стопкой, принялся раскладывать их веером, – не распоряжение, так мнение… – И уже глядя в спину уходящим москвичам, добавил взволнованной скороговоркой, едва ли не шепотком: – Передайте в Москве, наш райсовет поддерживает Российское правительство. Мы с вами, товарищи!.. – и осекся под взглядом обернувшихся на мгновение «товарищей».

Диспетчер в аэропорту долго изучал удостоверение пассажира, которого во что бы то ни стало надо было посадить на рейс:

– Этот ваш ГКЧС, не то же самое, что ГКЧП?

– Нет! Совсем наоборот, – прозвучал категоричный ответ.

Крошка «Як» проворно взмыл вверх. За иллюминатором неслись клочки облаков, как точка-тире в азбуке Морзе. Стоило закрыть глаза, как тревоги сегодняшнего дня выстраивались длинной чередой вопросительных знаков. «Опасность растворена в воздухе. Каждый человек в этой несчастной стране бьется сегодня в сущности над одной и той же проблемой – проблемой безопасности. Только все понимают ее по-разному…»

Едва самолет набрал крейсерскую высоту, стюардесса разнесла минералку в пластиковых стаканчиках. А теперь от нечего делать она украдкой наблюдала за пассажиром, которого посадили на резервное место. Тот сидел и сосредоточенно наблюдал за каплей, зависшей на краю стаканчика. Капля сползала вниз. Набирая скорость, она торила себе русло. Огибала одни участки, перебегала другие, заполняла третьи. «Путь капли на стакане и есть „кривая катастрофы“? А те точки „ландшафта“, в которых она побывала, и есть места бедствия? У каждой беды свое русло? А все, что вне его, то зона безопасности?» Стюардесса не выдержала и склонилась над пассажиром, уставившимся на стакан.