Старый причал - Фархад Агамалиев

— Жалко человека.

— Если кого и жалеть, то только меня, — сердито сказал Омароглу. — Они в этом году хорошо греют руки на винограде, полсела на базаре стоят за прилавком, как говорится, сладкий вкус во рту остался.

— Так, выходит, прав старик: колхоз не обеспечивает людей, раз они другой заработок ищут.

— Ладно, давайте прекращать прения, — сказал Омароглу. — Пойдемте, Эмин, уже вечереет, переночуете у меня, а завтра определим вас к паромщику Исе — он живет, как утка, у воды, а дом его пустой стоит. И мой вам совет: вы совсем не знаете нашей жизни, не вмешивайтесь в местные раздоры, договорились?

Стояла непроглядная ночь. У причала мерцал одинокий фонарь, скудно освещая паром и людей, деловито грузивших на него ящики с виноградом.

— Так, — говорил Иса Агамейти, — всего, значит, тридцать ящиков. Кинем по десять кило на каждый. Итого…

— Побойся бога, Иса! — воскликнул Агамейти. — В каждом ящике не меньше двенадцати килограммов…

— А сколько помнется по дороге, попортится — не считаешь? Тебе заработок, а Исе, выходит, одни убытки? На вот, держи! — паромщик стал отсчитывать Агамейти деньги. — Поделите, кому сколько.

Скрипя, плыл паром по чернильной глади реки к другому берегу. Наконец тяжело ткнулся бортом о старые автомобильные шины причала.

Здесь Ису уже ждали. Двое быстро грузили ящики с виноградом в грузовик.

— Боюсь я, Салман, остановят машину, начнут спрашивать, откуда виноград, чей, куда везете. Тридцать ящиков — не шутка.

— Ну кто задержит, чудак, — убежденно сказал Салман. — Пост ГАИ возле нового моста, а здесь дорога чистая, все давно забыли про твой паром. Доедем до района, а там свой человек есть, даст какую нужно бумагу, что товар колхозный, понял? Ты лучше следующую партию готовь.

На малом ходу, с притушенными фарами отъехала от берега машина.

Иса шел к дому председателя колхоза Сабита Омароглу с лицом серьезным, можно сказать, торжественным. Он был гладко выбрит, на нем был новый костюм, на груди звенело несколько боевых орденов. Он подошел к калитке председателева дома, поправил галстук и шляпу и решительно вошел во двор.

— Ты куда так нарядился, Иса-ами? — встретил его вопросом Омароглу.

— Как куда? — сказал Иса. — К начальству надо являться по полной форме.

— А ордена зачем? Не праздник ведь.

— Встреча с хорошим человеком — всегда праздник, председатель. Чем могу служить? — Глаза у Исы были тревожные.

— Слушай, Иса-ами, а чем ты там занимаешься на своем пароме, а? Стоит он без дела, гниет, чего его сторожить?

— Как скажешь, так и будет, ты начальник, — тихо сказал Иса. — А только я никому жить не мешаю.

— А деньги колхоз тебе платит неизвестно за что. И птицеферму развел, правильно? А еще какие-то машины, говорят, с берега на берег переправляешь иногда. Правду говорят?

— Врут! — с убежденностью выдохнул Иса. — Все врут. Однажды только люди заблудились, мост, не могли новый сыскать и темноте, вот я и перевез. А на старого человека, фронтовика, раненого и контуженого, все можно теперь сказать.

— Ладно-ладно, Иса-ами, знаю, — остановил его Омароглу. — Послушай, может, мы тебя к другому делу приставим, а? Говорят, ты до войны лучшим трактористом был в районе.

— Был, — усмехнулся Иса, — а теперь, когда трактор едет мимо, хочется в землю зарыться. Слово такое есть — контузия. Слышали?

— Ну хорошо, давац тебя счетоводом оформим, будешь с Махиром посменно работать.

— Старшие говорили: кто в семьдесят лет начинает учиться играть на зурне, тот только в гробу заиграет, — невесело улыбнулся Иса. — Стар я, сынок, новое ремесло заводить. Только и осталось дел. на этом свете — единственного сына женить. А там уж и в последнюю дорогу начну собираться. Так что, если можно, оставь меня у парома — из него и гроб мне сколотят.

— Что за глупости, джаным, какая «последняя дорога», о чем ты говоришь?! — громко воскликнул Омароглу. — А кто внуков будет нянчить? — Председатель глянул на задумавшегося Ису, тихо проговорил: — Да, мало вас осталось… Ты ведь с моим старшим братом уходил на фронт…

Паромщик кивнул, тяжело вздохнул.

— Ну ладно, Иса-ами, успокойся… Успокойся, живи пока на своем пароме, раз нравится, может, и сгодится еще когда-нибудь. А звал я тебя вот зачем. — Председатель кивнул на молча сидевшего Эмина: — Механика нашего нового хочу к тебе поселить, все равно дом твой пустует. А правление тебе платить будет. Не возражаешь?

— Какие могут быть возражения, душа моя? — повеселел Иса. — Пусть живет хоть всегда. Сейчас поедем?

Эмин встал засветло, открыл все окна и двери и принялся, как умел, наводить чистоту в доме Исы.

Повсюду в углах лепилась густая паутина, на старой мебели лежала вековая пыль, от грязи почернели ветхие занавески.

Он бился с запустением уже часа три, но, качалось, только увеличивал хаос. Уставший, он сидел па подоконнике и молча глядел на окраинную деревенскую улицу.

Тут его и окликнул подошедший Ильяс-киши:

— Доброе утро, сынок. А я к тебе — пустишь в дом?

В комнате он поставил на стол маленькую корзину, полную отменного винограда.

— Угощайся. Мне помощь твоя нужна, сынок, — сказал Ильяс-киши. — От тебя зависит будущее этих мертвых земель.

Это было неожиданно — Эмин изумленно воззрился на Ильяса-киши.

— Мне кажется, что вы что-то перепутали, Ильяс-ами, — мягко сказал он наконец. — Я вчера только приехал в село, ничего не смыслю в ваших делах. Чем я могу помочь вам, что от меня зависит?

— Не спеши, сынок… Никто не требует, чтобы ты нас учил лозу обрезать. Но ты механик! Понимаешь, я бы уже давно поехал в Баку, нашел бы нужную дверь, если бы решил одну простую вещь: откуда взять воду для полива этих земель? У нас здесь багар не получится — лето очень засушливое, виноград сгорит. Обязательно надо его поливать! Очень прошу тебя, подумай, как самым коротким путем проложить к этим землям водопровод от реки. Мне это не под силу — здесь твоя голова нужна. Притом, учти, никто нам денег на это дело не даст, их в колхозе просто нет, а председатель считает, что виноград только спекулянтов плодит.

— Вы говорите — «нам», будто мы уже решили действовать вместе, — помолчав, усмехнулся Эмин.

— Слушай, парень, — серьезно глянул на него Ильяс. — В жизни не так часто случается, когда от нас зависит что-то важное. Помоги, сынок, — это не мне надо, а людям…

Ильяс-киши встал и, не простившись, ушел.

Эмин взял гроздь винограда, поглядел на нее в задумчивости, потом подошел к открытому окну.

— Так это ты наш новый механик? — окликнул его женский голос с улицы. Под окном стояла Амина и. чуточку сощурив глаза, глядела на него с дерзкой улыбкой. — Позови отца. Он говорил, что к тебе пошел.

— Если ты имеешь в виду Ильяса-киши, то он только что ушел.

— Значит, опять за деревню отправился с с землей разговаривать. Отец вчера рассказывал, какой умный новый механик приехал, все на свете знает. Я думала, какой-нибудь важный, седой, а ты совсем молодой… Помочь, что ли, тебе?

— Ну помоги, если хочешь.

— А если кто увидит и скажет, что Амина к одиноким мужчинам в дом ходит, тогда что?

— Тогда не морочь мне голову и проходи дальше.

— А с другой стороны, тебя жалко. Ладно, ты иди погуляй, а я посмотрю, что здесь творится…

Эмин медленно бродил по селу. Начинался обычный деревенский день, с громким говором крестьян, с веселым гвалтом детворы, блеяньем овец, кудахтаньем кур. К Эмину присматривались. Его бегом догнал маленький дочерна загорелый мальчишка.

— Механик-ами, тебе очень быстро надо бежать к телефону — из Баку звонят.

И мальчишка вновь припустил по улице. Эмин пожал плечами и побежал за ним.

Запыхавшись, влетел в здание правления. Промчался по коридору. Остановился в растерянности. не зная, в какую дверь толкнуться.

— Сюда, пожалуйста, — пригласила его выглянувшая из одной двери девушка-бухгалтер.

В комнате сидели за столами еще две женщины. Эмину протянули трубку.

— Слушаю!

— Сынок, родной, как ты там? — кричала в трубку Лейла-ханум. — Что ты там кушаешь? Какой номер у тебя в гостинице? Ты меня слышишь?

— Ты заставила меня бежать через все село, чтобы спросить, что я ем? — Эмин старался говорить как можно тише. — Мама, ты понимаешь, в какое положение ты меня ставишь?

Женщины делали вид, что целиком заняты своими бумагами.

— Я тебя плохо слышу! — кричала Лейла-ханум. — Если они начнут требовать, чтобы ты ездил на комбайне, не соглашайся пи за что. Тебе голову напечет! Ты меня слышишь? Пусть они тебе в номер телефон поставят!

Эмин положил трубку на рычаги, поблагодарил женщин и вышел.

Едва затворилась за ним дверь, в комнате грохнул хохот.

Дом было ее узнать — он блестел, начиная с оконных стекол н кончая посудой. Занавески и скатерть Амина связала в большой узел.