Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях - Алина Сергеевна Ефремова

– Вано?! – окрикнул его я.

– А-а-а, братан, ты, что ли?! Здорово! – издалека закричал Вано, перекинул майку через плечо и направился к нам своей смешной, извечно бодрой, слегка прыгучей походкой. – Ты чё, вернулся? Мамка говорила, ты теперь «сэр», – начал он в своей обычной, шутливой манере. Он со всеми разговаривал так, словно был на короткой ноге, вне зависимости от степени близости или возраста. – Чегой-то уже пять тридцать, а ты ещё не за чашечкой чая? – гримасничал Ваня, посмотрев на голое запястье так, как будто там были часы.

– Ха-ха-ха, хорош, Вань. Ты как? – что ещё можно было спросить у друга, которого не видел года четыре точно.

– Да я-то норм, ты как? Какими судьбами? – плюхнулся он рядом на ступеньку и достал из заднего кармана пачку «Кента».

Я вкратце рассказал ему свою историю, он поржал надо мною, заявил, что я лох, похвастался, что ничего не делает, и предложил завтра пересечься «потусить с его пацанами». Я покосился на своего приятеля, скромно молчавшего весь разговор (я давно уже хотел избавиться от общества этого нудного очкарика), посмотрел на Вано и согласился, забив на манеры.

С этого-то всё и началось. Делая шаг, мы никогда не знаем, какая дорога уготована нам для следующего. Наш путь – это мелодия для танца жизни с выбором, судьбой и случайностью. Оглядываясь назад, я часто прокручиваю этот день в голове и думаю, что судьба каждого из нас складывается из таких вот незначительных мелочей. В тот день я не сделал выбор в пользу своего приятеля, таскавшегося за мной с момента моего приезда. Я сделал выбор в пользу Вани, с которым мы совершенно случайно встретились, а встреться мы в любом другом месте, в любое другое время, торопясь по своим делам, или в компании других людей, то этой истории бы не случилось.

Да и так ли она важна, чтобы рассказывать её уважаемому Читателю? Не уверен. Но воспоминания о тех временах зачаровывают и увлекают меня в беззаботные дни юности, которые отчаянно хочется сохранить для грядущего забвения старости.

Триумф воли

На следующий же день я набрал Вано, почему-то волнуясь, что он не сможет или не захочет встретиться. Он взял трубку сразу же, через час мы уже встретились, дошли до двух шестнадцатиэтажных «свечек» на самом отшибе района и свернули в лес.

Ваня – высокий, крепкий, синеглазый блондин. Лицо его имело крупные черты и всё было испещрено свежими прыщами и ямками, оставленными старыми, но видно было, что его это совершенно не напрягает. В жизни его вообще ничего особо не напрягало. Вся суть его была в нескончаемом потоке добрых шуток и весёлых рассказов о приключениях, в которые он попадает, и о своих многочисленных знакомых.

Ваня. Это имя, как никакое другое, отображало суть его простой, открытой души. Рубаха-парень. Единственный любимый сын, любимчик всех учителей, девочек, одноклассников, местных пацанов – все смотрели ему в рот. Он располагал к себе с первой минуты, никогда не навязывался, всегда был наравне с собеседником, но, что больше всего нравилось, любил не только говорить, но и слушать, причём внимательно и с неподдельным интересом.

Зайдя в лес, мы свернули с главной дорожки на тропинку, потом на другую, и ещё, и ещё – я не особо следил за дорогой, немного запутавшись с непривычки (а ведь когда-то я знал все тропинки на зубок и мог бы выбраться из любой части леса с закрытыми глазами). Минут через десять мы свернули в заросли кустарника, прорежённого в одном месте узкой тропкой, скрытой густой тенью, и оказались на залитой жарким июньским солнцем полянке, на противоположном краю которой, вокруг поваленного дерева, толпилось человек восемь: кто на этом бревне сидел, кто стоял рядом, все галдели, громко ржали, курили сигареты, плевались и матерились. Гомон их заполнял всё пространство полянки, за пределами которой сливался с шумом летнего леса. Вано представил меня всем и всех мне.

– Саша, – первым протянул руку низенький чернявый парень, с глубоко посаженными глазами, тяжёлым пронизывающим взглядом и чёрной густой бородой, делающей его так сильно похожим на чеченца, что если бы не имя, я бы точно так и подумал.

Несмотря на свой рост, он сутулился, словно стараясь показать, что этот недостаток (недостаток ли?) совершенно его не волнует. Саша казался старше всех, но, как потом оказалось, был младше всех на целый год. Пацаны называли его «хохол», или просто Саня.

– Захар, – представил Вано парня, которого я и без того знал, они были одноклассниками.

Мы нередко пересекались на районе. Пару раз я бывал в его компании. Захар мне никогда не нравился. Он всегда говорил и смеялся громче всех. Всегда надо всеми подтрунивал, и всегда это выходило как-то так, что смеяться не хотелось, но видно было, что все смеялись, чтобы не стать его следующей мишенью. От этого становилось ещё гаже. Он на всех смотрел немного свысока, рисовался, особенно перед девочками, но если вдруг вы были наедине или рядом был Ваня – он вроде как держался на равных и казался даже таким душевным парнем, что ты сразу забывал о другой его стороне.

– Лёха, – представился худощавый паренёк с насмешливым взглядом.

Он больше всех плевался (скорее всего что-то нервное), постоянно паясничал: странная, деланная интонация, сплошной малопонятный жаргон, одни и те же шутки-присказки, которые даже мне успели надоесть (за первый час общения).

Всех остальных Вано перечислил быстро, особо не заостряя внимания. Кто пожимал руку, кто просто салютовал.

– Захар, ну чего там у тебя? – спросил Вано и, повернувшись ко мне, добавил: – Курить будешь?

– Курить?

– Ну да, дуть! – со смехом ответил он. – Слышьте, пацаны, я вам говорил, он даже не знает русского языка толком!))) – и приободряюще ткнул меня локтем в плечо, подмигнул. – Гашиш, в смысле.

Я замялся. Рассчитывал-то максимум на пиво. С одной стороны, не хотелось выглядеть каким-то лошком, с другой – если бы я согласился, совершенно не зная, как это делается, выглядел бы ещё хуже.

– Ты куришь? – спросил тот самый Саша, похожий на чеченца.

– Эм… нет.

– Красава! – усмехнулся он. – Ну чё, Захар, лепи тогда. Сколько там у тебя? Каждому по две найдётся?

Захар достал из кармана маленький комочек фольги, аккуратно раскрыл его, подогрел зажигалкой и начал отковыривать небольшие козявочки. Саня их снова нагревал, прижимал зажигалкой к месту на бревне, где давным-давно не было коры, но зато были десятки вырезанных ножами и нарисованных маркерами надписей: какие-то имена, фразы, свастики, славянские символы и матерные слова. Послание поколения.

Процесс длился где-то минут десять. На поляне воцарилась тишина, все парни замерли, смолкли, глаза их горели предвкушением. Разве что слюна не