Таинственная сила - Жозеф Рони-старший

— Я заметил, вам нелегко поддерживать беседу, — обратился он, наконец, к Мейралю. — О чем вы задумались?

— Мне кажется, на планете происходит нечто странное. Вы смотрелись сегодня в зеркало?

— В зеркало? — удивился Лангр. — Утром, возможно, когда причесывался.

— Вы не заметили ничего необычного?

— Ничего. Правда, я всегда так рассеян…

Жорж схватил один из керосиновых светильников, освещавших лабораторию, и поднес его к высокому настенному зеркалу.

— Смотрите.

Лангр со свойственной экспериментатору дотошностью тщательно изучил свое изображение:

— Бог мой, что за темные отметины?

— Вы тоже это заметили? Что-то случилось со светом. Как давно, не знаю. Я обратил внимание на эти пятна в тот момент, когда надевал костюм, чтобы направиться к вам.

— Вы уже проводили какие-нибудь исследования?

— Пока я ограничился лишь наблюдением этой загадочной метаморфозы. Даже по дороге к вам я на каждом шагу находил все новые странности: перед глазами вспыхивали белые сверкающие точки, а в окнах, в витринах магазинов, даже в лужах на мостовой мерцали радужные блики.

Коллеги застыли в той глубокой задумчивости, которая свойственна лишь ученым, проводящим важный эксперимент.

— Пожалуй, здесь изменения на уровне солнечного спектра, — авторитетно заключил Лангр. — Необходимо срочно выяснить, обратим ли процесс!

Он направился к рабочему столу, где в полумраке домашней лаборатории неясно поблескивали стройные ряды оптических приборов: линзы, призмы, стеклянные, кварцевые и турмалиновые пластины, спектроскопы, спектрометры, поляриметры, колбы и зеркальца различной величины — весь этот набор слегка устаревшего астрофизического оснащения составлял давний предмет гордости профессора.

Лангр и Мейраль, вооружившись линзами, принялись анализировать, насколько процесс преломления лучей подтверждает аномалию, произошедшую с отраженными лучами. Сначала не отмечалось ничего сверхъестественного, но вскоре Жерар, а за ним и Жорж разглядели слабую туманную пелену, тонким кольцом опоясывающую поверхность отражающей линзы. На стеклянных пластинках туманность проявилась еще отчетливей. Под конец ее контуры заиграли всеми цветами радуги.

— Есть едва заметные нарушения, — процедил сквозь зубы Лангр, — но будем надеяться на лучшее, хотя изъян в центре преломления и убеждает в обратном.

Мейраль натянул темную нить вдоль одной из пластин, затем, расположив их перпендикулярно друг другу, заключил:

— Двойная рефракция очевидна, но непредвиденные показатели мало чем отличаются от обычных. А поскольку отсутствует единая ось, я допускаю, что каждый отдельный луч проходит самостоятельно, согласно закону Декарта.

— Как, отсутствует ось? — изумился профессор. — Отсутствует ось! Это абсурд, мой милый!

Молодой человек раздраженно насупил брови.

— Абсурд. Но нет и следов ее наличия. Что тут ни говори, картина остается неизменной.

— В таком случае, можно предположить двойную рефракцию лишь в изотропной среде… Что за бессмыслица!

— Действительно, полная ерунда! — согласился Жорж.

Лангр с досады шваркнул об стол линзой, злобно сверкнувшей, как зрачок хищного зверя, и схватил турмалиновую пластину. Результат оказался ошеломляющим. На лице маститого старца отразилась полная растерянность:

— Выходит, лучи преломляются дважды! — выдохнул ученый, потрясенно воздев руки к небесам.

Оба исследователя замерли в молчаливом оцепенении; в их головах роились нелепые предположения. Мучительное любопытство и чувство беспричинной тревоги полностью захватили их. Первым пришел в себя Лангр:

— Наше замешательство просто глупо. Проникая сквозь обычное стекло, луч, преломляясь, раздваивается, но турмалиновое вполне могло удвоить эффект и дать четыре изображения. К тому же разница в показателях столь ничтожна, что, пожалуй, с большей вероятностью можно говорить об оптическом обмане. Сетчатка нашего глаза не приспособлена улавливать такие незначительные спектральные изменения. Давайте-ка проверим еще раз…

Теперь он направил пучок параллельных лучей непосредственно на призму. На экране отчетливо отразилось все то же таинственное нарушение — наслоение ближайших друг к другу спектров: красное почти сливалось с оранжевым, желтое наплывало на зеленое. Попытка ликвидировать пучок красных лучей при помощи ротационного поляризатора также не увенчалась успехом. Световые полосы действительно удваивались на всем протяжении каждого отдельного спектра, и это не было результатом преломления. На первый взгляд, каждый луч, казалось, жил своей собственной независимой от остальных лучей жизнью, поляризуясь и преломляясь почти таким же способом, как и его луч-близнец. Лишь легкое, едва различимое несоответствие с нормальными показателями рефракции наблюдалось в исходной точке. Только и всего. Но и этой малости было достаточно, чтобы привести исследователей в серьезное замешательство.

— Эта загадка неразрешима. Она — неопровержимое доказательство тщетности всего нашего эксперимента. Я не могу найти и намека на объяснение, — произнес, наконец, Лангр. — Однако проблема в следующем: световой луч удваивается как без вмешательства рефракции, так и рефлексии, не прибегая к поляризации. При этом интенсивность лучей в целом значительно ослаблена и, следовательно, удвоение могло произойти только за счет какой-то доли свободной световой энергии. Но что это объясняет?

— Ничего ровным счетом, — заключил молодой человек. — Но, по крайней мере, это оставит незыблемыми принципы консервации.

— А мне наплевать на принципы консервации. В данном случае они нас только стесняют. Меня больше привлекает идея некоего внешнего энергетического вмешательства, повинного в этом световом изменении. Но такая гипотеза — просто ребячество. Мы лишь слегка коснулись этой проблемы в нашем эксперименте. И все же — это обещает стать грандиозным открытием! Нелепо придираться к мелочам. Давайте-ка лучше работать!

В ту секунду, когда в порыве энтузиазма коллеги склонились над столом, собираясь приступить к очередной серии экспериментов, в передней послышался резкий звонок.

— Телефон! Какому тупице взбрело в голову беспокоить меня в такой час?

Лангр с сердитым выражением лица направился к аппарату.

— Алло! Кто это?

— Отец, это я, Сабина. Приезжай скорей. У Пьера жуткий приступ неврастении. Он совсем обезумел!

В телефонной трубке отчетливо раздавались отчаянные крики детей и рыдания дочери. Лангр заметно побледнел. Он и не подумал требовать объяснений. Любовь к дочери была важнее всего.