В поисках утраченного будущего - Дмитрий Воскобойников

Значительную часть времени Рапоза проводил в Европе. Купил древний, но крепкий каменный дом в Стране Басков, неподалёку от Сан-Себастьяна. У него была также вилла на канарском острове Фуэртевентура.

В семидесятые годы Дмитрий Франк, как и многие московские юноши, мечтал о карьере, предполагавшей работу за рубежом или, по крайней мере, частые поездки за границу. Он преуспевал по всем гуманитарным предметам, и это во многом предопределило выбор профессии – журналист-международник. Поступить на международное отделение факультета журналистики МГУ в 1977 году могли только мальчики, москвичи, по крайней мере, с двухлетним стажем пребывания в ВЛКСМ (комсомоле) и имевшие не менее десяти собственных публикаций. С четырнадцати лет он готовился к поступлению. В свободное от школы время писал репортажи для малотиражной газеты «За доблестный труд!» о подвигах столичных водителей автобусов, троллейбусов, трамваев и такси. Учил английский и читал, читал…

После окончания вуза – работа в могучем ТАСС, откуда он и был отправлен корреспондентом в Лондон. На конференции британских лейбористов в Блэкпуле (1988 год) они познакомились с Деверо. Интерес к «перестроечным советским журналистам» рос тогда на Западе с каждым днём, и Стивен, молодая «звезда» журнала «Экономист», узнав, что Дмитрий недавно приехал из Москвы, изводил его расспросами о Горбачёве, наличии продуктов в московских гастрономах и прочем, обещая взамен свести с влиятельными вестминстерскими законодателями.

Британский период жизни оказался очень важным для формирования мировоззрения Франка. До прибытия в Лондон он искренне верил, что, хотя в СССР было много глупого и непорядочного («Люди бывают умными, честными и партийными, но одновременно можно обладать только двумя из этих качеств», – гласила популярная поговорка), социализм советского розлива всё равно превосходит западные социально-экономические системы, но теперь был вынужден пересматривать то одно, то другое представление.

Происходило это постепенно, без конъюнктурных порывов. Дмитрий выгодно отличался от тех коллег, которые до путча августа 1991 года выступали со страстными речами на партсобраниях, обличая «звериные оскалы империализма», а после провала путча превратились в столь же пламенных «демократов». В самом начале девяностых он надеялся, хотя это и противоречило логике развития событий, что Советский Союз каким-то чудом, без катастроф, войн и разрушений может стать социал-демократией скандинавского типа, убеждал себя в этом. Но позже, насмотревшись всего и вся в «ельцинскую эру», поменял взгляды на монархистские. «Просвещённая монархия – вот что было бы идеально для России, – не раз в компаниях с близкими людьми говорил Франк. – Жаль, что историю не повернуть вспять».

Через год после «путча» Дмитрий возвратился в Москву, безболезненно распрощался с обескровленным ТАСС и перешёл на работу в боевое информационное агентство «Постфакс», где создавал сначала отдел международной информации, а затем и другие службы.

Новая работа принесла новую жену. Расставание с первой супругой было напряжённым (все-таки прожили вместе пятнадцать лет), но отношения с сыновьями, к счастью, удалось сохранить. Второй брак оказался гораздо короче.

Сколотив достаточный для безбедной жизни капитал, он, будучи к середине нулевых главой крупного информационного холдинга, принял решение вернуться к творчеству и быстро приобрёл известность в качестве колумниста сразу нескольких популярных изданий, причем разной направленности. Его непременно читали, восторженно хвалили и злобно ругали: он был кошкой, гулявшей, как ей вздумается, высмеивал российские реалии, но не жаловал и всё более надменный, по мере нарастания своего нравственного вырождения, Запад. Искажение фактов по каким-либо идеологическим причинам было для него неприемлемым. Президенту Владимиру Путину Франк симпатизировал, но не идеализировал его: уж слишком широким был шлейф коррупции, сопровождавший процесс укрепления российской государственности…

Стивен Деверо родился и провёл свои первые годы в уютном английском городе Бат, расположенном примерно в 200 км к западу от Лондона и знаменитом древнеримскими банями. Единственный отпрыск зажиточной католической семьи, имевшей французские корни по линии отца, он получил образование сначала в Итоне, а потом в Кембридже, и был страстным поклонником Ричарда Докинза.

Становление бизнеса Деверо совпало с приходом к власти в Великобритании так называемых новых лейбористов во главе с Тони Блэром. Стивен активно помогал главному стратегу партии Питеру Мандельсону в реализации рекламных и маркетинговых программ последнего, и одно время даже ходили слухи (впрочем, неподтверждённые), что между ними существовала интимная связь.

Распространению этих слухов, безусловно, способствовало то, что вплоть до знакомства в 1998 году с Анной Арбор Стивен чурался женского общества, был крайне скован, беседуя с красивыми женщинами, и чрезмерно манерен и/или беспричинно эпатажен в обществе мужчин. В юности его не раз колотили за выпендрёж, хотя Деверо мог постоять за себя: спортивный и – в отличие от Дмитрия – худощавый, он был неплохим боксёром. Правда, пропустив мощный встречный удар, мог быстро капитулировать.

Один раз Рапоза с Франком стали свидетелями этого возле паба «Дартмут армз» на северо-западе Лондона. Приятели приехали туда поздно вечером по настоянию Дмитрия, ностальгировавшего по годам, прожитым в доме неподалёку, и… потеряли Стивена на входе в питейное заведение. Как вскоре выяснилось по крикам и шлепкам, доносившимся снаружи, тот решил проучить какого-то увальня, грубо толкнувшего его плечом. Легко подпрыгивая и умело перенося центр тяжести с ноги на ногу, Деверо наносил нахалу не столько сильные, сколько обидные безответные пощёчины до тех пор, пока тот вдруг, к собственному удивлению, не попал в цель, расквасив Деверо нос. Стивен сразу же обмяк, закрыл лицо руками и застыл, получая несфокусированные, но обильные и яростные удары по ушам и туловищу. Не желающий созерцать это Жоао (в молодости – звезда капоэйры), врезал пьяному драчуну ногой в челюсть, послав того в нокаут, а Дмитрий взял на себя двух приятелей задиры, также бросившихся в схватку. К счастью, соперники сумели достичь примирения до приезда полицейских – здравый смысл, как ни странно, возобладал, и, когда те явились, уже обменивались за стойкой паба «охотничьими рассказами». Это не предотвратило задержания, но способствовало освобождению.

Анна была вне себя от бешенства, увидев удалую троицу. Побитый Деверо был впущен, точнее, вброшен в темноту её трёхсотметровой квартиры неподалеку от Риджентс-парка, но вот перед Рапозой с Франком дверь захлопнулась.

– Как думаешь, что она сейчас с ним вытворяет? – задыхался от смеха Жоао, когда они с Дмитрием неслись в такси навстречу новым приключениям – в ночном Сохо.

– Превращает в Каландрино, наверное, – предположил Дмитрий, и безудержный хохот приятелей побудил мрачного таксиста окинуть их недоумевающим взором через перегородку.

Сравнение Стивена с Каландрино, персонажем из «Декамерона», было их любимой шуткой, причем подтрунивали они над Стивеном открыто, в присутствии Анны. В знаменитом произведении Боккаччо незадачливого Каландрино разыгрывают друзья, убеждая при помощи сообщника-доктора, что тот забеременел. Поверив, бедняга с горечью обращается к жене: «Увы мне, Тесса, это ты со мной наделала, потому что желаешь не иначе быть, как сверху. Говорил я тебе это!» А потом жалуется: «Как рожу этого ребёнка? Каким путем он выйдет?.. Будь я здоров, чего нет, я встал бы и так бы её поколотил, что всю бы изломал, хотя и мне поделом, не следовало мне никогда пускать её взбираться наверх. Поистине, если я спасусь на этот раз, она скорее умрёт от своего желания, чем…»

В отношениях между Арбор и Деверо Анна всегда была ведущей, Стивен – ведомым.

Добавлю, что у него также была парочка фобий – аэроакрофобия (боязнь открытых высоких мест) и сопровождающая её иллингофобия (головокружение при взгляде вниз).

Анна Арбор являла собой высокую рыжеволосую властную пышногрудую женщину с не просто зелёными, а прямо-таки изумрудными глазами, которые сразу же приковывали к себе. Она родилась и вплоть до окончания гуманитарного факультета Эдинбургского университета жила в столице Шотландии, где её родители олицетворяли местную знать. Отец разбогател в конце 70-х – начале 80-х на проворачивании каких-то операций, связанных с добычей нефти в Северном море, и Анна, единственная, весьма избалованная дочь, могла вообще не работать.

Да она по-настоящему и не работала. То живописью увлечётся, пишет картины в манере модного соотечественника Джека Веттриано. То вообразит себя новой Вивьен Вествуд и тратит огромные деньги на создание собственной коллекции одежды. То вдруг решает пойти по стопам Фрейда и в 29 лет, в год знакомства со Стивеном, получает диплом психолога. На средства отца была приобретена роскошная квартира в Лондоне, где Анна, участница всех мало-мальски значимых событий культурной жизни, стала проводить большую часть времени.