Наш грустный массаракш - Александр Александрович Бушков

Нисколько не промедлив, тюремщица ответила:

– Точно так, ваше величество. В здешнем уставе и тюремном уложении прописано подробно. Отходить бы эту паршивку розгами, чтобы долго сидеть не могла. Это ж неслыханное дело такое вот устроить...

Сварог покосился на Интагара. Он давно уже обнаружил, что всегдашняя невозмутимость Интагара таит в себе массу оттенков – и научился их безошибочно определять. Сейчас физиономия верного бульдога выражала горячее одобрение только что услышанному. Что ж, глас народа – глас божий, подумал Сварог. А если учесть, что глас народа полностью совпадает с кое-какими его собственными мыслями...

– Пойдемте в ваш кабинет, смотритель, – сказав он. – Нужно кое-что обговорить...

Они прошагали по недлинному коридору, свернули направо и вошли в небольшой кабинет смотрителя, довольно аскетичный, как все ему подобные. Сварог моментально просек попытку смотрителя уступить собственное кресло и вежливости ради уселся на один из стульев для посетителей, сделал незамысловатый жест, означавший: «Король разрешает сидеть в его присутствии».

Разумеется, и здесь присутствовал над столом портрет короля Сварога утвержденной разновидности, всего их было восемь, поровну военных и гражданских. К примеру, в генеральских кабинетах висели портреты короля на боевом коне, в рокантоне и золотого цвета плаще поверх кирасы с отчеканенным золотом королевским гербом. В кабинетах чинов поменьше – король пеший, но в полный рост, опирается на меч. Еще ниже – поясной портрет и просто портрет. Примерно та же система и для цивильных контор. То же примерно касается и бюстов. Ничего не пришлось придумывать: эта система завелась за пару сотен лет до Сварога.

Здешний портрет был третьей категории – поясной, относительно скромный камзол вишневого бархата, одна орденская цепь на шее. Но на портретах любой категории королевская морда была исполнена такого величия, значительности и ума, каких, говоря самокритично, Сварогу в реальной жизни недоставало.

Первое время он при взгляде на эти парсуны в золоченых рамах чувствовал себя неловко, но потом незаметно привык...

Интагар со смотрителем молчали – ну конечно, на любых совещаниях, пусть даже в столь узком кругу, первым всегда начинал король.

– Итак... – сказал Сварог. – Какого вы мнения, смотритель, о нынешнем случае?

У смотрителя был вид человека, набиравшегося смелости. Наконец он решился:

– Ваше величество... Я слышал от заслуживающих доверия людей, что вы всегда разрешаете говорить с вами откровенно, когда речь идет о делах, даже требуете откровенности, разрешаете высказывать свои соображения и мысли...

– Все так и обстоит, – кивнул Сварог. – Выскажитесь откровенно. Временем я вас не ограничиваю.

– Благодарю, государь. Так вот... Если уж мне позволено быть откровенным, скажу прямо: мне поперек души все происходящее с тюрьмой, а не только ночной случай...

– И Ассамблея Кандальников, я так думаю? – спросил Сварог.

– Вот это как раз – дело привычное. У битых бобров и бобрих, прошу прощения, у старых тюремных сидельцев такое существует с давних времен. Разве что называется не «ассамблеями», а «благородными общинами». Строгая иерархия по тяжести статей Карного кодекса, числу сроков, проведенных за решеткой лет, количеству полученных розог, отсидках в ледяных хатах... простите, карцерах. Свои уставы, ритуалы, наколки. Это-то как раз знакомо... Я о другом. Сначала мне новое назначение крайне польстило: единственная на Таларе личная королевская тюрьма, королевские короны на воротнике, жалованье вдвое выше, чем на последнем месте службы... А потом я присмотрелся... Сорок два года служу, начинал младшим коридорным, и всегда тюрьма была крайне серьезным делом. А ваша... Простите на вольном слове, но это больше всего похоже на театр, причем детский. Мизерные срока – это еще ничего, иному пары недель за решеткой хватит, чтобы взяться за ум. Но вот все остальное... Все в вольной одежде, лежаки на день не поднимаются и не прикрепляются к стене, кормежка лучше тюремной, хоть деликатесов с разносолами и нет, ни карцера, ни розог за нарушения, сортиры благоустроены, окна по сравнению с тюремными огромные... Несерьезно все это. Я, конечно, понимаю, это сплошь придворные, но все равно несерьезно. В настоящих тюрьмах и герцогам, если липнут, поблажек не делают, условия для всех одинаковые. У меня создалось впечатление, что для вашего величества это просто развлечение. Что же, король вправе развлекаться, как ему угодно, тем более так безобидно. Но вот для меня заведовать таким вот, простите великодушно, балаганчиком – поперек души. Я привык получать деньги за серьезную службу – и нести ее исправно. Я, ваше величество, собираюсь подать в отставку. А там как уж вам будет угодно – либо на прежнее место, либо на пенсион. Выслуги у меня для хорошего пенсиона хоть отбавляй...

– А вы хотите на пенсион? – напрямик спросил Сварог.

– Никоим образом! – на лице смотрителя появился даже некоторый испуг. – Мне до дряблости далеко, я бы еще послужил. Самое малое до знака «50 лет безупречной службы» – все мы люди, все человеки, я два предшествующих знака не интригами добился, как некоторые, а именно что безупречной службой. Ну, есть у меня пригородное именьице, только я там с тоски помру без службы. И все равно, не лежит у меня душа к этому балаганчику, уж не гневайтесь...

– Не за что гневаться, – не раздумывая, сказал Сварог. – Вы правы, получилось как-то... корявенько. Я не собирался развлекаться, я искренне хотел устроить хоть какое-то наказание для придворных повес, шалопаев и своевольников на серьезной службе. Но как-то за делами выпустил вожжи, и получился, действительно, балаганчик.

А сегодняшний, вернее, ночной случай и вовсе из ряда вон. Ошибся, что скрывать. Хорошо еще, ошибка получилась мелкая и несерьезная, и я твердо намерен ее исправить – ничуть не поздно... У вас, конечно, есть «Тюремное уложение»?

– Как не быть, ваше величество! – живо воскликнул приободрившийся смотритель. – Вот оно, на столе держу, наизусть знаю!

Он придвинул к Сварогу книгу в лиловом, под цвет мундиров тюремного ведомства, переплете с медными скрещенными ключами на обложке. Габаритами книга напоминала энциклопедии из земного прошлого Сварога или ученые труды здешних университетов – и Сварог покосился на нее с откровенной опаской. Решительно сказал:

– Откровенно говоря, объем этой премудрости меня пугает. Не вижу смысла читать от корки до корки, сделаем по-другому... Я твердо решил сделать тюрьму как можно больше похожей на настоящую. Ну, не полное подобие настоящей, здесь все же сидят не эти... битые бобры и бобрихи. Однако все