Куколка - Рэй Брэдбери

Рокуэлл ткнул иглой в тело, но она сломалась о жесткую оболочку. Он попробовал еще одну иглу, потом еще и еще пока наконец не пробил ее, откачал немного крови и поместил пластинки под микроскоп. Несколькими часами позже он спокойно пихнул пробу сыворотки под красный нос Макгвайра и быстро заговорил:

— Боже! Я не могу в это поверить. Его кровь убивает бактерии. Я поместил в нее колонию стрептококков, которая была уничтожена за восемь секунд! Можно ввести Смиту любые известные болезнетворные микробы, и он уничтожит их всех!

Через несколько часов — новые открытия. Они держали Рокуэлла в напряжении ночи напролет, заставляя его думать, сопоставлять, удивляться и разрабатывать титанические теории и идеи.

Вот, например.

Хартли до последнего времени ежедневно питал Смита огромным количеством внутривенных вливаний. Ни один миллиграмм этой пищи не был уничтожен. Вся она была запасена — и не в жировых складках, а в совершенно нормальном виде — икс-жидкости, содержавшейся в высококонцентрированной форме в крови Смита. Унция ее могла обеспечить человека всем необходимым в течение трех суток… Эта икс-жидкость циркулировала по телу до тех пор, пока в ней не возникала надобность, тогда она усваивалась и использовалась. Удобнее, чем жир. Гораздо удобнее! Рокуэлл сиял, довольный своим открытием. Смит запасся таким количеством икс-жидкости, что ее хватило бы на на многие месяцы. Самопитание.

Макгвайр, когда узнал об этом, сказал, печально созерцая свое брюшко:

— Хотел бы я хранить свое питание таким образом.

Это было еще не все. Смиту не нужно было много воздуха. То, что он имел, он получал, видимо, посредством осмотического процесса через свою кожу. И он использовал каждую молекулу. Никаких потерь.

— И, — заключил Рокуэлл, — в конце концов, сердце Смита даже может отдохнуть от своей работы, полностью прекратит биться!

— Тогда он будет мертв, — сказал Макгвайр.

— Для тебя и для меня — да. Для Смита — может быть. Только может быть. Подумай над этим, Макгвайр. В общем-то Смит — это самоочищающийся поток крови, в течение месяцев не требующий восстановления, почти не подверженный нарушениям. Он не уничтожает отходы своей жизнедеятельности, каждая молекула используется. Этот поток саморазвивается и смертелен для всех микробов. И Хартли еще говорит о вырождении!

Хартли был раздражен, когда услышал об открытиях, но продолжал утверждать, что Смит вырождался и был опасен. Макгвайр внес свою лепту.

— Откуда мы знаем, а может быть, это какая-нибудь сверхмикроскопическая зараза, которая уничтожает все другие бактерии, пока расправляется со своей жертвой. В конце концов, и малярийный вирус иногда используют для лечения, почему бы не существовать новой бацилле, которая уничтожает всех остальных?

— Хорошая мысль, — сказал Рокуэлл, — но ведь мы не больны, не правда ли?

— Может быть, ей нужен инкубационный период?

— Типичный ответ старомодного врача. Неважно, что происходит с человеком, если есть отклонения от нормы. Это твоя мысль, Хартли, — заявил Рокуэлл, — а не моя. Доктора не удовлетворяются до тех пор, пока не поставят диагноз и не наклеят ярлык на каждый случай. Я же считаю, что Смит здоров, так здоров, что вы боитесь его.

— Ты ненормальный, — сказал Макгвайр.

— Может быть. Но я не считаю, что Смит нуждается в медицинском вмешательстве. Он сам работает над своим спасением. Ты считаешь, что он вырождается, а я говорю, что он растет.

— Посмотри на его кожу, — произнес Макгвайр.

— Овца в волчьей шкуре. Снаружи — жесткий, хрупкий эпидермис. Внутри — упорядоченное перерастание, изменение. Почему? Я на грани понимания. Эти перемены внутри Смита настолько интенсивны, что потребовалась оболочка для обеспечения их действия. А что касается тебя, Хартли, скажи мне честно, когда ты был молод, ты боялся насекомых, пауков и всего такого прочего?

— Да.

— Ну вот. Невроз страха, фобия, которая отразилась на твоем отношении к Смиту. Это объясняет твое отвращение к происшедшим с ним переменам.

В течение последующих недель Рокуэлл тщательно исследовал прошлую жизнь Смита. Он посетил электронную лабораторию, где работал и заболел Смит, проверил комнату, в которой Смит провел первые недели своей «болезни», и осмотрел стоявшую там технику, выяснил что-то о радиации…

Пока его не было к санатории, Рокуэлл запер Смита и поставил Макгвайра охранять дверь на случай, если в голову Хартли полезут какие-нибудь странные идеи.

Детали двадцати трех лет жизни Смита были просты: он в течение пяти лет работал в электронной лаборатории, занимаясь экспериментами. Он ни разу серьезно не болел за свою жизнь.

Рокуэлл долгое время прогуливался в одиночестве около санатория, обдумывая и детализируя невероятную теорию, которая начала выкристаллизовываться в его мозгу. И однажды днем он остановился у куста жасмина, который рос около санатория, улыбаясь, протянул руку и снял с длинной ветки темный блестящий предмет. Он взглянул на него, положил в карман и направился к санаторию.

С веранды он позвал Макгвайра, за которым притащился Хартли, бормоча угрозы. Вот что сказал им Рокуэлл:

— Смит не болен. Бактерии не могут в нем жить. В нем нет ни духов, ни монстров, которые «овладели» его телом. Я специально сказал об этом, чтобы показать, что не упустил их одного момента. Я отвергаю все обычные диагнозы я предлагаю самую важную и самую легко допустимую возможность — замедленная наследственная мутация.

— Мутация? — Голос Макгвайра прозвучал странно. Рокуэлл поднял к свету темный блестящий предмет.

— Я нашел это в саду. Это превосходно проиллюстрирует мою теорию. После изучения симптомов, осмотра лаборатории и изучения нескольких подобных вариантов, — он повертел предмет пальцами, — я уверен. Это метаморфоза, превращение. Это регенерация, изменение, мутация после рождения. Вот, лови, это Смит. — Он бросил предмет Хартли, тот поймал его.

— Это куколка гусеницы, — сказал Хартли.

— Правильно, — кивнул Рокуэлл.

— Не хочешь же ты сказать, что Смит — куколка?

— Я уверен в этом, — ответил Рокуэлл.

Рокуэлл стоял у тела Смита в вечерней темноте. Хартли и Макгвайр тихо сидели напротив и слушали. Рокуэлл мягко прикоснулся к телу Смита.

— Предположим, что жизнь — это нечто большее, чем родиться, прожить семьдесят лет и умереть. Предположим, что в человеческом существовании есть еще один великий шаг вверх, и Смит — первый из нас, делающий этот шаг.

Глядя на гусеницу, мы видим то, что считаем статическим объектом. Но она превращается в бабочку. Почему? Не существует законченных теорий, объясняющих это. В основном это прогресс, развитие. По существу, предположительно неизменный объект превращается в промежуточный, совершенно непохожий, куколку, и затем появляется бабочка. Внешне куколка выглядит мертвой. Это заблуждение. Смит ввел нас в заблуждение, понимаете? Внешне — мертв. Внутри — водоворот, перестройка, лихорадочная работа с невероятной целью. Из личинки — в москита, из гусеницы — в бабочку, из Смита — в…