Прелюдия (СИ) - "_lepra"

А она почему-то разрыдалась, так по-девчачьи, с громкими всхлипываниями. Что-то треснуло в этой хрупкой, но неимоверно сильной девушке в тот момент, и соленые слезы смешивались с ливнем, под которым они стояли. Она все плакала и плакала, пока он крепко прижимал ее к себе, стараясь не смотреть на тела, которые неподвижно лежали в разных позах везде, куда падал взгляд. Вода ручьями стекала по ее длинным спутанным волосам, промочив насквозь, отчего они сильно спутались. Гермиона крепко вцепилась тонкими пальцами в жесткую ткань его черной военной мантии, прижимаясь настолько сильно, насколько могла. Казалось, что они вот-вот растворятся друг в друге. Распадутся на маленькие частички и осядут серебристым пеплом на землю, пропитанную кровью и магией.

В тот день она проплакала весь вечер. Тихо всхлипывала, когда они вместе стояли под обжигающим душем, а он смывал грубой мочалкой засохшую кровь с ее рук. Не ее кровь — все, что волновало его в тот момент. Слезы не высыхали на ее лице и тогда, когда он медленно гладил ее по вздрагивающим плечам и спине, на которой ярко выраженной прямой линией выступали позвонки. Слишком похудела — немного разозлился на нее он, ведь Грейнджер почти не ела. А Гермиона лишь дрожала, уткнувшись носом в его шею и впившись ногтями в плечо. Раньше она никогда не плакала так долго, и теперь он не знал, что делать с ее слезами. Он терялся, видя, как она плачет, и делал лишь одно, что так хорошо умел, — был рядом. А ей большего и не надо было. Но все равно, даже когда она заснула, дрожь не пропала, а хватка не ослабла. Глупая, я никуда не уйду — подумал он перед тем, как заснуть, уверенный в том, что она услышала его немое обещание. И он сдержит его, пока жив.

И сейчас он сидел в окружении грустных нот, сплетающихся в музыкальные фразы, и вспоминал каждый момент, когда чуть не потерял ее. И это разбивало его на мелкие-мелкие части. Простые мысли — столько силы. Он всегда поражался тому, насколько живыми и осязаемыми могут быть воспоминания, которые казались чем-то реальным, настолько настоящим, что можно было коснуться. Они, как стая диких волков, кружились вокруг, сжимая кольцо, в котором он стоял. Низко рычали, а глаза светились алым пламенем. И Драко думал, что, не сожри они его живьем, он сгорит в этом самом огне.

Ритм стал медленнее, звуки протяжнее. Он неспешно спускался ниже по октавам, зажимая правую педаль с каждым разом на более долгий период. Музыка лилась из-под его пальцев, перемешиваясь со всей болью и тревогой, которые он держал в себе все это время. А сейчас он наконец мог выпустить все на свободу. Это были его демоны, которых он гнал прочь от себя, а они выли и скулили, не желая оставлять свою добычу.

Катитесь к черту.

В его жизни им больше нет места. Они черными тенями растворялись в аккордах, освобождая место для чего-то нового, чистого и светлого. По крайней мере, он хотел, чтобы это было что-то яркое и теплое, что разогнало бы темноту, которая укоренилась в его душе. Он дал себе еще одно обещание — в тот момент, пока играл. Он сказал себе, что отныне его жизнь будет другой, ведь нет более событий, что смогут стать препятствием для этого. Только он сам. А с этим он уж как-нибудь разберется, потому что знает, что не один.

Малфой ощутил ее приближение немногим ранее, чем услышал тихие шаги. Она двигалась почти бесшумно и напоминала скорее его фантазию — Драко до сих пор не верил, что она здесь. Гермиона подошла к окну, повторяя его маршрут, и тоже стала смотреть куда-то вдаль. Он отдаленно почувствовал запах петрикора, принесенного очередным сильным порывом ветра. На ней была лишь тонкая светлая ночная рубашка, которая совершенно не согревала. Грейнджер обхватила себя тонкими руками, стараясь сохранить капельки тепла. Ее длинные волосы темными волнами колыхались будто по велению незримой магии. Она слегка дрожала, но не отходила от окна, впитывая в себя весь холод ветра и боль мелодии.

Малфой помнил это ощущение, которое появлялось, когда выходишь на улицу в едва ли подходящей одежде всего на минуту, а в итоге стоишь еще несколько. И тебе холодно, жутко холодно, но ты стоишь и не уходишь, жмешься от хлестких порывов ветра, но остаешься еще на некоторое время. Почему? Он не знал, просто понимал это ощущение.

Драко смотрел на нее, не отрывая глаз и почти не моргая, будто она могла исчезнуть в любой момент. Грустная мелодия продолжала плавно и тягуче разноситься по залу. Гермиона повернулась и мягкой поступью сократила между ними расстояние. Она стояла сзади, а ее теплые руки скользнули по его плечам. Грейнджер прижалась щекой к его правому виску, а после оставила на щеке едва заметный легкий поцелуй. Она стояла настолько близко, что Драко мог слышать, как бешено стучит ее сердце. Он слышал и свое.

Оно билось в такт.

И этот звук заглушал музыку.

Его небольшое выступление подходило к концу, и Гермиона тихо ждала, присев справа и положив голову ему на плечо. От нее пахло каким-то цветочным ароматом — он не знал, что это за цветы, да и неважно было, ведь этот запах стал ему родным. Она пальцами выводила причудливые хаотичные узоры на его бедре, слегка щекоча. Драко опять улыбался. Дурацкая привычка — подумал он, но тут же отметил, что не хотел бы избавиться от нее. И когда последние ноты отзвучали и растворились в бесконечной ночной тишине, он вновь встретил ее взгляд, который говорил в сто крат лучше любых признаний. И он был готов лететь в глубину этих глаз всю жизнь. Падать, падать, падать…

Раствориться в этом ощущении.

И потеряться в поцелуе мягких губ, требовательно касающихся и дарящих тепло. Драко обнял ее за талию, притягивая ближе, а она закинула руки ему на плечи. И в такие моменты он забывал, что вокруг есть весь мир — больше не существовало ничего. Мерлин, он так сильно ее любил. Он целовал ее так, будто это был последний раз — жадно впиваясь в губы, оставляя на них красноватые следы, а она отвечала ему тем же. Наверно, тоже не верила, что все это реально, ведь тоже не была поклонницей ложных надежд.

Но это было.

Существовало.

Происходило.

И с каждой секундой, что длился их поцелуй, они верили в это все больше и больше. Не было страха, что следующий день принесет очередные смерти; не было нужды бороться, отправляться на миссии, которые казались нескончаемыми; не надо убивать, калечить, произносить Непростительные заклинания. Как давно это стало нормальной жизнью? Когда они успели забыть, что война — это априори не нормально, какой бы она ни была?

Они оба потеряли слишком многое и многих. Драко знал, что Гермиона понимает его, потому что вчерашним вечером, когда еще не успело остыть пепелище, оставшееся после битвы, они были на похоронах Уизли. И хоть Драко не считал Рона близким другом или даже товарищем, он уважал этого парня, который был готов отдать жизнь за своих, что, собственно говоря, и сделал, закрыв собой Нотта во время финальной битвы. А для Грейнджер это стало последней каплей, после чего она согласилась уехать из Англии — на некоторое время или навсегда, они оба не знали. Но почему-то Драко казалось, что назад они уже не вернутся.

И сейчас они находились в полупустом поместье, которое в разы уступало Мэнору в размерах, да и роскоши, но им и этого было много. Главное, что в этом доме не было пыточных подземелий, а многолетняя темная магия не разъедала стены. А еще в Лис-де-Калé‎ была огромная библиотека, тоже пока что пустая, но все это дело времени.

Не так ли?

— Грустная мелодия, — тихо сказала Гермиона, запечатлевая легкий поцелуй на его щеке и переплетая пальцы их рук. Малфой лишь легонько пожал плечами, молча уставившись на черно-белый ряд клавиш, немо замерших, так и манящих к себе.

Грейнджер грациозно поднялась и вновь подошла к окну. Крупные капли дождя разбивались о стекла и подоконник, а некоторые попадали на ее лицо, стекая тонкими ручейками по шее и впитываясь в ткань рубашки.

— А ты знал, что сегодня день падающей звезды? — задумчиво проговорила Гермиона, поворачиваясь к Драко. — Иронично, но на небе не видно ни одной.