Цеховики - Илья Рясной

— Это что же за Бармалей такой? — спросил я.

— У Саши на комбинате работал один. Кузьмой его звали. Новоселов его потом к себе на дачу пригласил — водопровод ремонтировать. Я понял, Кузьма полжизни сидел. И оставшуюся жизнь сидеть собирается.

— А что, были у него основания убить Новоселова?

— Может, были. А может, и не были. Кто его знает. Спросили — я ответил. А рассуждать… Я человек маленький, — опять завел свою песню Григорян.

Допрос длился еще минут сорок, но больше ничего интересного мы не узнали. Я закончил писать протокол и протянул его Григоряну. Он внимательно, шевеля губами, прочел каждый лист и аккуратно расписался. Потом приторно-вежливо распрощался и, не переставая заискивающе улыбаться, покинул кабинет. Я подошел к окну. Мне было хорошо видно, как Григорян вышел из дверей прокуратуры, прошел метров пятьдесят и махнул рукой. К нему подкатила бежевая «волга». Григорян с видом секретаря райкома, садящегося в персоналку, устроился в салоне, и «волга» тронулась.

— Ты смотри, — присвистнул Норгулин. — Интересно, его тачка?

— Судя по тому, как он в ней располагался, его, — предположил я.

— С шофером. Обалдеть.

В 1987 году «мерседесы» и «вольво» еще не завоевали всенародного признания, купить себе иномарку считалось наглостью. «Жигули» являлись свидетельством крепкого благосостояния. «Волга» — предметом роскоши.

— А ты, Паша, хочешь, чтобы старший продавец, представитель великой Армении, ходил пешком!

— Каким скромным прикидывался! Костюмчик старенький, сам понурый, в рот следователю заглядывает. Артист.

— Ты заметил, что у него в конце беседы акцент стал меньше. Битый час изображать из себя чурку неотесанную не так легко.

— Терентий, а может, Новоселова он и подрезал?

— Может, он. А может, и нет. — Я пододвинул к себе ватманский лист, испещренный кружками, стрелками — схема связей убитого, — и пририсовал еще один кружок с надписью «Кузьма». Этот кружок соединил с кружком «Григорян» и поставил восклицательный знак.

— Надо заняться отработкой этой версии.

— Займемся, — послушно согласился Норгулин…

Когда говорят, что следователи не любят читать детективы, это полнейшая чушь. Любят, да еще как! Во всяком случае, за одного из них я могу поручиться. Его фамилия Завгородин. То есть я. Еще во времена молодости я подзаряжался романтическими устремлениями и энтузиазмом от книг Адамова, Словина, на худой конец Чейза или Гарднера. Вопреки расхожему мнению, в наших советских детективах — не только оторванная от действительности чепуха. Даже расхожие штампы во многом почерпнуты из жизни. «Часто слышим мы упреки от родных, что работаем почти без выходных», — поется в сериале «Следствие ведут знатоки». Не счесть книг, где сотрудника милиции вызывают из очередного отпуска и обязывают выполнить свой долг. В жизненности последнего штампа я убедился на собственной шкуре. Раз в кои веки удалось выторговать отпуск в июне, как свалилось дело Новоселова. «Ничего, задержишься чуть-чуть, — ласково посыпал мои раны солью начальник следственного отдела. — Ты только главное преступление раскроешь, потом передашь дело другому следователю и поедешь на море». Легко и просто — раскрой, а затем уезжай. Почему-то в нашей «конторе» считалось, что я — хороший охотник, когда дело касается «глухаря». Особенно «мокрого». Мне действительно удалось в первые же годы работы раскрутить несколько хороших дел. Хотя исключительные оперативные и следственные достоинства, мифическая интуиция были здесь ни при чем. Скорее сказывалось упрямство, везение, привычка пахать без устали, пока дело не раскрыто и преступник не выведен на чистую воду.

Жена с сыном укатили на море. Нина заявила, что ждать не намерена, что ее муж не умеет держать слово и что вообще ее достала моя работа и то, что я днями и ночами пропадаю неизвестно где. Это был тысяча первый скандал.

Терентий Завгородин образца 1995 года — это угрюмый, одичавший без женского присмотра холостяк.

Итак, жена неизвестно с кем проводит время на югах, потягивает холодное шампанское и даже не вспоминает обо мне. В это время лопух-муж сидит в прокуратуре и наполняет бумагами папку с уголовным делом.

На место происшествия выезжал следователь районной прокуратуры и так составил протокол, что лучше бы не делал этого совсем. Мне пришлось производить повторный осмотр. При первоначальном ничего обнаружено не было.

Суть дела заключалась в следующем. В отделение милиции Озерного района пришла некая гражданка Новоселова и заявила, что полчаса назад обнаружила на даче труп мужа. Говорила она истинную правду. Упомянутый труп лежал там, где было сказано.

Трех-четырехэтажные, украшенные бойницами и башенками дворцы с бассейнами, теннисными кортами, бетонные ограды с колючей проволокой и видеокамерами у входа — при «коммунизме» подобные «фазенды» невозможно было представить даже в наркотическом бреду. Никакой член Политбюро не мог мечтать о таких «избушках», что ныне возводят все более или менее удачливые ворюги. Обычное поместье образца 1987 года — это щитовой домик, приютившийся на пяти сотках и окруженный кустами смородины и картофельными грядками. На их фоне двухэтажный кирпичный дом Новоселова площадью сто квадратных метров, с сауной и гаражом выглядел, как феодальный замок. Внутри, сверху донизу, он был завален дефицитными вещами. Их оказалось столько, что хозяйка даже не могла вспомнить, пропало что или нет.

Труп лежал на первом этаже, в завешенной коврами, заставленной импортными стенками гостиной. Убийство было совершено колюще-режущим орудием. Точнее — морским немецким кортиком с длиной лезвия двадцать пять сантиметров. Кортик торчал из груди несчастного. Классический удар — сердце нанизано на лезвие, как на шампур. Смерть наступила примерно за двое суток до обнаружения трупа.

На столе стояли две рюмки и недопитая бутылка коньяка «Ахтамар». Одна из рюмок была опрокинута, и темная и охотничью лицензию. При первом осмотре не удалось найти ничего путного. Разве только след сапога, который, как выяснилось, принадлежал начальнику районного уголовного розыска. Так уж получается, что на месте происшествия раньше всех оказывается кто угодно, только не тот, кому положено быть там первым, то есть не эксперт-криминалист. К тому же в Озерном районе эксперт годился лишь на то, чтобы «играть на пианино», то есть откатывать пальцы задержанных на дактилокарту.

Ни на рюмках, ни на каких других предметах подозрительных отпечатков пальцев обнаружить не удалось. Только на лицензии удалось найти более-менее четкий след пальца руки.

Приняв дело к производству и внимательно прочитав его, я понял, что нужно ехать на место и осматривать все снова. Найти что-то по истечении времени при повторном осмотре не так легко. Но искать надо. На этот раз я прихватил с собой .прокурора-криминалиста области Папутина. И перевернули мы дом сверху донизу. Хорошо, что после осмотра жена покойного на даче не появлялась.

Нельзя сказать, что мы вернулись с богатой добычей, но кое-что найти удалось. Перво-наперво изъяли подушки со стульев — на них могли остаться микрочастицы с одежды убийцы. Но самая интересная находка ждала меня на кухне. Вытряхнув помойное ведро, о котором намертво забыли мои коллеги, я нашел в нем осколки рюмки. Точно такой же, какая стояла на столе.

— Преступник мог стереть свои следы с рюмки на столе и с других предметов, — предположил Папутин. — В процессе борьбы третью рюмку он грохнул об пол и не поленился выбросить ее, чтобы не оставлять лишних следов. Что из этого следует?

— Что на осколках могут быть пальчики. Попытаетесь найти? — спросил я.

— Попробую, — пообещал Папутин.

Ему действительно удалось найти на одном из осколков Довольно четкий след пальца. Для розыска это значило мало. Ведь только в кино, получив один отпечаток, следователь тут же прокатывает его по информационным банкам и получает ответ: убивец не кто иной, как Ванька Седой, осужденный в 1921 году за незаконный переход китайской границы. Для получения ответа из Главного Информцентра МВД СССР нужно иметь все десять отпечатков, чтобы вывести формулу, по которой систематизируются дактилокарты. С одним же «пальчиком» можно копаться лишь в областных банках данных, надеясь на то, что произойдет нечто маловероятное и ты наткнешься на след убийцы. Как правило же, нужно сначала найти преступника, и только тогда отпечаток этого пальца заиграет, станет неопровержимым доказательством.

Убили Новоселова в будний промозглый день, поэтому опросы окрестных жителей не дали почти ничего. Лишь одна старушка показала, что около дачи Новоселова, как раз в то время, когда произошло убийство, крутились двое. Один — в светлой куртке. Другой — в телогрейке. Подробнее описать их она не смогла. И за то спасибо.