Сыч – птица ночная - Лев Пучков

В лесу тихо — «бычье» не шумит, прячутся за деревьями: видимо, кто-то умный просветил их, что брать будут не садовода-любителя. Чутко прислушиваюсь к этой гнетущей тишине и вскоре улавливаю в мягком шорохе ниспадающей мороси механическую нотку. Так и есть — джип возвращается. Учитывая, что с момента убытия Калины прошло не так уж много времени — едва до первого киоска «Роспечати» успеет добраться, что уж там говорить насчет трехсот штук баксов собрать! — шансы мои на благополучный исход переговоров резко упали чуть ли не до нуля.

В приличных книгах такую ситуацию принято характеризовать стандартной фразой: «сердце тоскливо сжимается в предчувствии надвигающейся катастрофы». Красиво и доходчиво — сразу ясно, что дела пошли из рук вон. И я бы тоже хотел так сказать, но буду не прав. Сердце тоскливо сжалось у меня полчаса назад, когда Вовка упал перед избушкой, сраженный очередью автомата СС. Фашисты здесь ни при чем: СС — «погоняло» одного из телохранителей Марата. Этот обалдуй носил на шее красочную цветную татуировку: две молнии на фоне двух переплетенных латинских С — тяжкое наследие «малолетки»…[2] Да, сердце у меня давно сжалось и окаменело от горя. Теперь сжимается анус. Он, многострадальный, живо реагирует на разнообразные мерзопакости и, как чувствительный датчик, сигнализирует остальному организму — пора все бросать к чертовой матери и сматываться как можно быстрее. Я своему датчику доверяю и, как правило, поступаю в таких случаях адекватно: ноги в руки и — ходу. Но сейчас, увы, исключение из правил: бежать некуда — я окружен. Пока сидел тут, от нечего делать определил примерный численный состав противника, потому что приучен: как бы не сложилась ситуация, анализируй, прорабатывай варианты, сопоставляй свои и вражьи силы и средства — может, пригодится. Так вот, на данный момент мы имеем около трех с небольшим десятков «быков» — практически вся группировка Марата, — которые довольно грамотно расположились по опушке леса, что с трех сторон подступает к заброшенному стрельбищу войсковой части 3710. С четвертой стороны — открытое стрельбищное поле, ровное как стол. Если смотреть из дверного проема, метрах в тридцати видна полуразрушенная траншея, убегающая изломистой лентой к горизонту, — в прежние времена она использовалась стрельбищными техниками для безопасного выдвижения к мишенной обстановке. Будь дело летом, я обязательно попробовал бы на одном дыхании преодолеть эти тридцать метров и, отстреливаясь, смылся бы по траншее, оставив маратовских «быков» с носом. Но в настоящий момент, напомню, на дворе имеет место конец ноября, накануне выпал снег, затем растаял, а оттепель длится уже неделю. Калине понадобилось минут пять, чтобы добраться по жирной грязи от джипа до того места, где я его остановил душераздирающим окриком, — в общей сложности около пятидесяти метров. Я перевожу взгляд на побелевшую от древности зиловскую покрышку, которая валяется в хибаре. Глупо ухмыляюсь, ловя себя на идиотской мысли: если сильно постараться, можно свернуться калачиком внутри покрышки и таким вот образом прокатиться — по грязи она поедет вполне резво, благо хибара стоит на небольшом пригорке. Тридцать метров до траншеи — раз плюнуть. Но увы, чтобы эта дурацкая покрышка поскакала с пригорка, ей нужно придать приличный импульс. А некому — тут, кроме меня, все трупы. Так что оставим этот идиотский проект — нечего душу травить. Остается единственный шанс — попытаться осуществить тот план, который мое многократно битое аналитическое приспособление родило в процессе переговоров с Калиной. План абсурдный и со всех сторон в высшей степени нежизнеспособный. Но другого нет, увы. Так что — копаем дальше, не забывая вслушиваться в зловещую тишину и через каждые двадцать секунд являть врагам свой озабоченно озирающийся череп…

— ЛЕЖАТЬ!!! Перемочу всех!!! Все остаются на месте!!! Это, извините, опять я. Решил воздействовать на противника более доступными категориями. Коль скоро такое абстрактное понятие, как страх за судьбу ближнего, не высекает из «бычьих» душ должного послушания агрессору (мне то бишь), будем проще — пусть боятся за свои задницы. А для вящей убедительности подкрепим свои высказывания конкретной очередью из автомата в направлении… нет, безо всякого направления — веером, над опушкой. А то еще попаду в кого-нибудь, тогда штурм начнется задолго до появления славного парня Калины. А в наши планы это не входит.

Та-та-та!!! — экономно выдает трофейный «АКС». Я выжидаю несколько секунд — есть прозрачная перспектива получить в ответ полкило свинца с десяти огневых точек как минимум. Затем осторожно выставляю верхнюю четверть черепа над оконным проемом — изучаю обстановку. Ага! Перемещения прекратились. То ли не спешат подставлять свои тренированные ягодицы под мои пули, то ли успешно завершили передислокацию — но движения меж деревьев я не наблюдаю. И никто не стреляет. Это хорошо. Значит, беспокойство за судьбу своего шефа все же присутствует, а внутриклановая дисциплина сильнее личных амбиций.

Переместившись к противоположному окну, всматриваюсь в глубь леса. Шум двигателя становится более ощутимым. Прибрасываю расстояние — минут через десять джип с Калиной будет здесь. В смысле совсем здесь — у избушки. Я вполне успеваю — осталось работы минут на пять. Счастье, что зима в этом году не спешит вступить в свои права: случись сия заморочь парой недель позже, мне не удалось бы снять и пары сантиметров грунта без тротила. Спасибо. Провидению, предначертанию, оттепели, чему там еще — всем спасибо. Я тоже в долгу не останусь — сделаю что-нибудь хорошее, личностно значимое. Перестану, например, спать с чужими женами и бить людей по лицу — независимо от степени экстремальности ситуации. Зачем по лицу? Варварство какое-то. Есть масса других замечательных мест в человечьем организме, по которым можно бить. В общем, перестану. Если останусь в живых… А сейчас — как при долгожданном свидании с горячо любимой дамой после длительного воздержания: раз-два-три, глубже, быстрее, чаще — только тесаком. Давайте, пока докапываю, расскажу вам еще кое-что о себе…

Начнем с того момента, когда я приехал из Штатов. Не спешите округлять глаза: я совершенно русский, иноземных корней не имею и о ЦРУ знаю понаслышке. Я просто ездил туда на экскурсию. Точнее, летал — в багажном отделении дипломатического самолета. Нет-нет, никто не заставлял — сам залез. Уж больно интересно было посмотреть, как один рыжий парниша будет осуществлять экзотический акт средневекового правосудия. Кто этот парниша и применительно к кому акт? Извольте. Парниша — Грег Макконнери, шотландец американского происхождения, миллионер, потомок древнего рода, один из ведущих хирургов Штатов. А чеченский бандит Рашид Бекмурзаев, хозяин Сарпинского ущелья (если вам это о чем-то говорит). Обряд — ничего особенного: три тонны помпезности, нагромождение старинных ритуалов, и… двенадцать секунд поединка на мечах. Нет, поединком это действо обозвать — язык не поворачивается. Скорее — вивисекция. И прошу, никаких ха-ха! Все совершенно серьезно. Хотя мечи были у обоих, оба имели примерно одинаковое телосложение и находились в совершенно равных условиях, там получилось такое… В общем, за эти двенадцать секунд славный парень Грег — цивилизованный человек, законопослушный американец, врач, давший в свое время клятву Гиппократа, — отрубил Рашиду обе руки, произвел кастрацию (я не могу вразумительно объяснить, как он это сделал, — но факт есть факт: одним движением меча оттяпал под корень Рашиду все хозяйство! Может, я моргнул в этот момент, поэтому не заметил?) и в завершение обезглавил…

Я в этой жизни всякого насмотрелся. И друзей терял, и врагов считал через оптический прицел… Но такое видел впервые. Я потом три дня спать не мог — эти двенадцать секунд в моих сновидениях растягивались в фантастический кошмар, преобразующийся в ежеминутные подскакивания на кровати и приступы неосознанного желания проявить безобразное буйство в самой непредсказуемой форме. Однако давайте пока не будем акцентировать внимание на этом эпизоде — у нас не так уж много времени. 'Остановимся на том моменте, когда я вернулся на родную землю.

Несколько дней я жил у бабушки в родном Константинове. Ел пельмени, спал, смотрел телевизор и вздрагивал от каждого шороха за окном. В светлое время суток из дома не выходил — в Константинове меня знает каждый второй коренной житель, и встреча с этими самыми коренными в мои планы не входила. Нет, я не отъявленный людофоб, упаси Господь! Будь моя воля, с удовольствием раздавил бы полбанки с первым встречным школьным товарищем и поболтал бы о жизни. Однако, увы мне, увы — не могу. Потому что меня некоторым образом нет. Мой сильно обугленный труп был найден 28 сентября 1996 года в водопроводном коллекторе, неподалеку от ж/д вокзала города Батайска, что в Ростовской области. Ну-ну, не надо кривить лицо в озабоченной гримасе — я тут, с вами, пока живой. Никакой мистики. Это мои зеленогорские «приятели» постарались. На шее трупа был обнаружен титановый медальон с личным номером, соответствующим тому, под которым в свое время в реестре внутренних войск числился командир группы спецназа Антон Иванов (боевая кличка Сыч) — то бишь ваш покорный слуга. Последующая идентификация, проведенная с использованием истории болезни, изъятой из архива армейского госпиталя, где этот пресловутый Иванов валял дурака после ранений и лечил зубы, дала положительный результат. Я до сих пор не имею представления, каким образом моим «приятелям» удалось добиться полной идентификации. Тут возможны два варианта: либо они подвергли ревизии мою историю болезни, либо обработали того несчастного бомжа таким образом, что он был приведен в соответствие с моей персоной. Если имел место второй вариант, мне искренне жаль того бедолагу. Потому что перед умерщвлением ему должны были сделать следующее: а) сломать и срастить пять костей на руках и ногах; б) соорудить дыру в верхней трети левой лопатки; в) вживить в спину четыре спонтанно перемещающихся осколка; г) удалить мизинец на правой ноге; д) поставить семь коронок. Искренне, искренне жаль…