Огненное лето 41-го - Александр Авраменко

Поразмыслив мгновение, решаю блеснуть перед начальством за три шага перехожу на строевой, замираю и, вскинув ладонь к козырьку, четко рапортую:

— Товарищ полковник! Старший лейтенант Столяров из проверочного полёта вернулся!

Тот недовольно морщится, но марку приходится держать — тем более, зрители, едва рты не раскрыв, смотрят:

— Отличный полёт, товарищ старший лейтенант! Благодарю за службу!

— Служу Трудовому Народу! Разрешите идти?

Тут вмешивается замполит:

— Погодите, товарищ Столяров. У нас в гостях делегация колхозников из Саратовской области. Передовики производства, победители Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Знакомьтесь, товарищи, — оборачиваясь к зрителям, знакомит нас замполит, — это старший лейтенант Столяров, Владимир Николаевич. Герой Финской войны, награждён правительственными наградами, командир второй эскадрильи нашего полка. Вы ведь тоже из деревенских, товарищ Столяров?

По характерному говору чувствуется, что наш Розенбаум из одесситов. Эх, плакал, похоже, мой выходной…

— Так точно, товарищ батальонный комиссар!

— Вот и отлично. У вас найдётся, о чём поговорить с молодыми передовиками производства…

Вот тут комиссар ошибается. Колхозы на Мурмане и в Саратовской области — две очень большие разницы. Да что там «разницы» — общего у нас, практически, только два слова председатель и бригада. И — всё. Разве комсомольцам — животноводам объяснишь разницу между пикшей и палтусом? Особенно, если в их представлении большая рыба — это карась с ладошку величиной из местной речки, а у нас белокорая палтусина, бывает, и под пятнадцать пудов весит! В их колхозе так свиньи не весят, как у нас одна рыбка… Так что беседа не получается.

Тем паче, что расспросы о войне я пресекаю сразу, заявив, что такими вещами хвастаться не намерен, а врать — сызмальства не приучен. Комиссар мрачнеет, а вот «особист» с командиром отчего-то наоборот. Поэтому беседу сворачиваем быстро, тем более повод имеется: с молодым пополнением надо разобраться, и я убегаю в штаб. Но едва успеваю узнать у дежурного, где мой «молодой», как сзади окликает Забивалов:

— Владимир Николаевич, вы сказали, из проверочного полёта. Саботаж? Вредительство?

— Никак нет, товарищ лейтенант НКВД. Обыкновенная горячность. Пошёл на выполнение упражнения «стрельба по конусу» не уточнив точку сведения оружия. Поспешил, решил доказать, что стрелять умеет. Тем более, награда от командующего округом…

Внутренне, конечно, дёргаюсь немножко — как бы пацану жизнь не сломать… В таких делах, сами знаете, как бывает: иной раз не то, что слова — полувзгляда хватает, чтоб прицепиться. А там уж и до помянутой статьи рукой подать…

«Особняк» внимательно смотрит мне в глаза, затем переспрашивает:

— Вы уверены?

— Абсолютно, товарищ начальник особого отдела. Это подтвердил старший бригады обслуживания учебных полётов старшина Сидорчук. Правда, после проверки.

— А до этого он не мог?

— Не успел, товарищ лейтенант…

Чуткое ухо мгновенно улавливает крохотную заминку в моём ответе. Вот-вот, примерно это я и имел в виду…

— А если честно, товарищ Столяров?

— Испугался старшина… — нехотя выдавливаю из себя. И замираю от удивления — «особняк» негромко смеется в ответ на мои слова:

— Это точно, испугался. Вас, Владимир Николаевич, мы у штаба полка услышали, потому и повели делегацию на полигон. Но вы — молодец! Классное выступление устроили! Как по заказу! Сбитые есть?

— Один… Фоккер XXI…

— У меня два девяносто шестых…

Он разворачивается и уходит прочь, оставив меня с открытым от удивления ртом. Вот тебе и «особняк»…

— Значит так, лейтенант Чумаков. Промазали вы из-за собственного разгильдяйства и безалаберности. И, стало быть, полностью виноваты. Поэтому я принял решение перевести вас на связной «У-2», рапорт командованию я сейчас напишу…

Мать честная, ну и лицо у лейтехи становится! Как бы он сейчас, от меня выйдя, сразу пулю себе в лоб не пустил… Поэтому торопливо добавляю, четко интонируя срок «наказания»:

— Надеюсь, недели вам хватит понять, где вы допустили ошибку?

Ожил. Радостно кивает головой:

— Так точно, товарищ командир эскадрильи!

— Идите.

Тьфу ты! Да не бей ты так каблуками — пол провалится. И без того вижу, что рад. Ладно, пора писать рапорт…

На написание уходит минут десять, еще пять регистрирую бумагу у дежурного в штабе полка и, наконец, иду переодеваться, по дороге узнав насчёт попутки в город. Будет — повезло, значит. Ура, товарищи!

В ожидании «эмки» выкуриваю две папиросы, под конец второй из-за угла появляется машина. Опять замполит выпросил легковушку у командира и едет закупать принадлежности для Красного уголка. Тем не менее, Розенбаум без возражений берёт меня с собой, и даже не пристаёт по дороге с разговорами. Слишком поглощён думами о ватмане и ленинградской туши…

Город. Обычный белорусский городок на пятьдесят тысяч жителей. Всего две фабрики: швейная и ткацкая, так что процент женского населения значительно превышает мужской. Поэтому нас, лётчиков, сюда и перевели. Тем более, что граница рядом — пятнадцать минут лёта на форсаже…

Дома я быстро споласкиваюсь под умывальником и облачаюсь в парадную форму. Пока примеряю перед пыльным зеркалом фуражку, в который раз ловлю себя на мысли, что пора бы и заняться обустройством выделенной мне квартиры. Нет, оно, конечно, понятно — человек военный, холостяк, дома бывает нечасто, но… Зеркало вон пыльное, полы давно немыты, в буфете — хоть шаром покати, истощённый до последней стадии таракан смотрит на меня с немым укором… Кстати, о еде — придётся пойти куда-нибудь перекусить…

В принципе, городок хоть и небольшой, но точек «общепита» хватает, хотя, если честно, есть макароны, приготовленные на машинном масле, нет ни малейшего желания. О! Идея! Схожу в ресторан. Тем более, давно имел желание посидеть по-буржуински, чтобы за мной поухаживали, а не сам я с подносом бегал.

С этими мыслями выхожу из дома, направляя стопы в центр города. Время — пять часов вечера, но светло, летом темнеет поздно. Поскольку сегодня вечер предвыходного дня, народа на улицах много, и я, не торопясь, шествую по центральному проспекту имени товарища Сталина. Много всякой зелени, по булыжнику мостовой плавно катят немногочисленные машины, чаще — грузовые с военными номерами, но иногда попадаются и легковушки Горьковского автозавода.

Встречные прохожие смотрят по-разному, в основном — с уважением, но пару раз обожгло и откровенной ненавистью. Видать, кто-то из бывших… впрочем, ладно. К старому возврата нет, так что пусть исходят злобой…

— Товарищ старший лейтенант! Товарищ Столяров, вы меня не помните?

Передо мной возникает чудное создание лет двадцати-двадцати двух. Окрашенные пергидролем светлые волосы, уложенные в высокую причёску с валиком на польский манер, нарядное платье из светлого ситца с рюшечками на груди. Где же я её видел? А точно, вспомнил — нас познакомили, когда мы ездили к ним на фабрику ветошь получать. Эта девушка там кладовщицей работает, а зовут ее, кажется, Таней… ну да, точно, Татьяна:

— Танечка? Откуда?! Как я рад вас видеть, честное слово!

Красавица цветёт от восторга, румянец смущения мигом заливает щёки с небольшими милыми ямочками. А девочка и впрямь очень даже симпатичная! Стройная фигурка, карие глаза… Кажется, мне есть с кем провести время…

— Таня, а что вы делаете сегодня вечером?

— Я?!

— Да, а разве рядом есть ещё кто-нибудь?

Она оглядывается, потом прыскает от смеха.

— Вообще хотела с подругой погулять, но если вы приглашаете…

— Конечно! И давайте на «ты»? Как, не против?

— Нет…

Буквально несколько минут спустя мы уже подходим к ресторану, на пяточке перед которым много военных. Ну, ещё бы! Сейчас мы самые обеспеченные люди в стране, которая ничего для нас не жалеет. Мы знаем, как нелегко даются ей все те силы и средства, что идут на поддержание боеспособности армии. Но знаем мы и иное: безопасность первого в мире социалистического государства — превыше всего на свете!

В этот момент слышу сзади удивительно знакомый и родной голос:

— Старший лейтенант Столяров! Немедленно на взлёт!

Не веря своим ушам, поворачиваюсь — Сашка! Старший брат! В серой форме танкиста, и уже с капитанскими петлицами. Ну, старший брат всегда первый, чему удивляться — и тут обскакал…

Глава 3

…У Вовки медленно отвисает челюсть, затем брат отпускает свою спутницу и бросается ко мне. Мы от души обнимаемся. Это сколько же не виделись-то? Да, почитай, с награждения — как в Кремле всесоюзный староста нам ордена навесил да ночь в гостинице посидели, так больше и не виделись. Меня, вместе с повышением, сразу на переформирование, а его назад, в часть — даже почтой не успели обменяться.