Пока ночь - Яцек Дукай

- И что тут должно быть? - спросила Виолетта, входя во вторую из больших, пустых теперь комнат наверху; новая лампочка освещала голые стенки. - Ты уже решил?

- Пока что эти две устраивать не буду, всегда смогут пригодиться, ответил ей Трудны, вынув карандаш, который держал в зубах. Он сунул складной метр в карман рабочих штанов, карандаш - в кармашек свитера, очки - в футляр, а чертежи свернул и сунул под мышку.

- Пошли, я уже закончил.

Все еще вытирая руки от муки льняной тряпкой, Виолетта с неодобрением покачала головой.

- Зачем ты вообще все это затеял? Юзек и этот его забуханный мастер-ломастер обмерили весь дом сверху донизу уже раз десять.

Они вышли в прихожую. Трудны погасил за собой свет, закрыл двери. Из левой спальни доносился голос его матери; кого-то там она обзывала неучем и хамом - Трудны вспомнил, что на сегодня договорился менять оконные рамы. Он заглянул в кладовку, в которой горел свет, но там никого не было. Где же этот Юзек? Снизу были слышны удары сразу нескольких молотков в какой-то резонирующий ящик; Трудны даже и не пытался догадываться, откуда берется весь этот шум. Он подошел к жене, ожидавшей его у лестницы.

- Глупая была эта задумка ремонтировать в рассрочку, - буркнула она. Надо было переезжать, когда все уже было бы сделано.

- Знаю. Только хотелось до праздников. А на Шевской же и елочки не поставишь.

Они спустились вниз. Михо Роскваса, лучший механик с фирмы Трудного, орал из ванной в сторону спуска в подвал, где тоже горел свет. Было только начало пятого вечера, но декабрь, и в доме Трудного горели чуть ли не все лампы; Ян Герман скривился, подумав о будущих счетах за электричество. Он прошел за женой в кухню. Даже через закрытую дверь сюда проникали взбешенные крики Росквасы:

- Не держит!? Не держит!? Я тебе, блядь, дам не держит!!! Закрути этот долбаный вентиль, потому что я сам спущусь на низ!

Застонав, Трудны свалился на стоявшую возле стола табуретку, чертежи положил на шкафчик. Виолетта что-то искала в буфете.

- Слышишь? - фыркнула она. - Хорошо еще, что детей нет. И что у тебя за люди работают? Боже, Янек, ведь так долго тянуться не может. Утром было замыкание, так этот твой бородатый громила так стукнул электрика плоскогубцами по голове, что бедняга потерял сознание, пришлось приводить его в себя. Это же бандюги!

- Не все, - буркнул под нос Трудны, схватив с тарелки горячий пирожок. К счастью, Виолетта его не услыхала.

- Опять же, этот твой Юзек Щупак, - продолжила она, шинкуя луковицу. Это же чистой воды мошенник. Притащил сюда каких-то цыган и продал им то старье, которое ты приказал вытащить с чердака. - Его жена терпеть не могла Щупака, равно как не любила похожих на него форсистых и скользких типов, которые всегда готовы подлизаться к хозяину; это же пиявки, говаривала она, их счастье - это всегда для другого беда. - Не знаю, сколько он там в конце концов наторговал, но ведь ты купил дом со всеми манатками, они же ему не принадлежат.

- Я сам ему разрешил делать с ними все, что угодно. Впрочем, если тебе так жалко всего этого барахла, то могу сообщить, что чердак освободили, самое большее, на одну пятую. Не хочу забивать себе голову. Я бы вообще не морочил бы себе этим чердаком яйца, если бы не этот, господи упаси, инженер. Ему захотелось осмотреть потолочные балки и несущие стены. И что, много он там насмотрелся? Ты там была? Поднимись как-нибудь, глянь сама. Ужас. - Он закрыл глаза, прислонился спиной к стенке. - Ой, женщина, это не неделька, а сплошное издевательство. Даже не знаю, доживу ли до праздников. У тебя случаем горячего кофейку не найдется?

- Погоди, не все сразу. - Виолетта обернулась. - Ну, и куда б я это совала бумаги? Забери их отсюда. И вообще, зачем ты все перемеряешь? Это же идиотизм.

Трудны зевнул.

- А ты сама как думаешь, почему им пришлось переделывать все по нескольку раз? Потому что всегда все выходит по-другому. Разницы не очень и большие, но все неточности накапливаются, и потом выходит, что или стенка должна быть кривая, или двери наполовину уже. И все такого же типа.

- Ну, строили же еще в прошлом веке... - буркнула жена.

Трудны спрятал улыбку под усами. В прошлом веке строили. Легко она это восприняла. Ведь сам он всегда был хорош во всяких расчетах и геометрии, имел развитое пространственное воображение - а вот тут никак не мог понять, что же на самом деле творится. Измерял комнату, выходил, измерял другую, возвращался в первую и снова его перемерял тем же самым метром - и оказывалось, что за эти несколько минут помещение раздувалось или же съеживалось на несколько десятков кубических сантиметров. А ведь это же простейшие расчеты, тут даже негде и ошибиться. До него это никак не доходило.

- Да, кстати, - вспомнилось жене. Она кивнула Трудному и показала ему на столешницу. - Чуть не забыла, это же я ходила к тебе, чтобы показать.

Он поднялся с табурета, подошел.

- Ммм?

- Вот, глянь. Это же зубы, правда?

У самого края столешницы виднелась ровненькая подковка небольших углублений; если приглядеться, то и вправду, были похожи на след укуса.

- И что же это за зверь? - заинтересовался Ян Герман.

- Собака?

- Да нет, совершенно не то расположение. Больше похоже на человеческие, только маленькие. Обезьяна. Наверняка здесь держали обезьяну.

- Ты думаешь? И что же это с ней произошло, что она так грызла все вокруг? И так сильно. Ты только глянь, какие глубокие следы.

Трудны пожал плечами и вернулся на свое место.

В трубах что-то зарычало, заржало, заскрежетало и забулькало, после чего начало ужасно хрипеть, при чем, в муках усиливающегося кавитационного эффекта, входя в еще более сильный резонанс.

- Прибью сволочугу! - заорал в прихожей Михо Розкваса.

Не поднимаясь с табурета, Трудны открыл дверь и выглянул из кухни.

- Черт подери, Михо, прибивай его не так громко!

- Да это ж абсолютный кретин, он бы и в сортире воду не смог бы толком спустить, а тут - на тебе...

- Михо! - предостерегающе гаркнул Трудны.

- Да ладно, ладно.

Трудны закрыл дверь. Виолетта наблюдала за ним, отвернувшись от раковины.

- Даже боюсь спросить, зачем тебе в фирме нужны подобные индивидуумы.

- Такие уж времена, Виола, такие времена...

Жена покачала головой и осторожно отвернула кран - вода текла без особых приключений.

- С газом проблем не было? - спросил Трудны, разыскивая по карманам сигареты.

- Только нечего мне здесь курить, - отозвалась Виолетта, даже не глядя на мужа. - Разве что, если хочешь подобным образом проверить, нет ли где здесь утечки.

Трудны не стал спорить.

- Хоть кофе налей, - со вздохом попросил он.

У него болела голова. Вот уже два дня он почти что не спал. Послезавтра его ждал прием у Гайдер-Мюллера, и Трудны знал, что ужрется единственное, что ему еще осталось, чтобы безболезненно профилонить непрекращающиеся вопросы шефа Яноша и самого штандартенфюрера относительно принятия Трудным немецкого гражданства. Сам факт, что он бегло говорить по-немецки, что у него были предки по линии матери, жившие где-то на границах с Силезией и гордившихся аристократическим именем фон Вальде, а прежде всего - потому что у него было столько знакомых среди германских офицеров, все это делало чуть ли не необходимым скорейшую перемену Трудным и его семейством своей национальной принадлежности. Он и сам прекрасно понимал, что это ждало его, раньше или позже, тут уже не выкрутишься. Янош изложил ему этот вопрос недвусмысленно: даже деньги стоят денег. В Польше он мог бы быть богатым поляком, но в Генерал-Губернаторстве ему можно быть исключительно богатым немцем. Трудны уже говорил об этом с женой, и все это дело - понятно - энтузиазма в ней не вызывало; но тогда, в той беседе, перемена национальности была всего лишь одной из множества возможностей сейчас же Яну Герману придется поставить Виолу, родителей, детей, а также всех родичей и знакомых перед свершившимся фактом. Остракизма он не боялся, на это у него имелись деньги. Боялся же он свар в доме.