Терновый Король - Грегори Киз

Воины королевы бежали вперед в клубах густого дыма, и наконец затуманенному яростью взору Карсека открылось то, что он так жаждал увидеть, – стройные ряды врага.

– Я вижу войска вомаров, парни! – закричал он. – Это они, провалиться мне на этом самом месте!

Таниель расхохотался.

– И их всего ничего, – заявил он.

Действительно, всего ничего – всего несколько сотен воинов, стоящие в шесть рядов перед воротами. И каждый из них был на целую голову выше самого высокого бойца в отряде Карсека. Он не раз встречался с воинами вомаров на поле брани и уважал их, так как достойный противник всегда заслуживает уважения. Но сейчас он пылал к ним лютой ненавистью, которую никогда не вызывали у него смертные. Из всех принадлежащих скаслоям невольников лишь вомары предпочли сохранить верность хозяевам и сражались с повстанцами, решившими свергнуть иго рабства.

Сотни беспощадных врагов одновременно натянули тетивы сотен луков, и целая стая стрел с черным оперением накрыла отряд Карсека, – каждый третий воин рухнул замертво.

Враги вновь натянули тетивы своих луков, однако на этот раз дождь прибил стрелы к земле и они не причинили людям никакого вреда. Сам Карсек уже стоял перед первой шеренгой врагов – плотной стеной облаченных в стальные латы гигантов с грубыми, словно высеченными из камня лицами.

Сладостный миг, когда он наконец очутился перед противником, показался Карсеку невероятно длинным. Все звуки неожиданно стихли, и в полной тишине он пожирал врагов глазами. Ничто не укрылось от его взора – ни острые копья, ни крепкие щиты, ни грязные капли дождя, стекающие по изборожденным шрамами щекам; прямо перед ним возвышался гигант с разными глазами – черным и голубым, и над черным глазом темнела родинка…

А потом звуки вернулись так же внезапно, как и исчезли, и Карсек, встрепенувшись, приступил к привычной работе. Он взмахнул копьем, сделав вид, что хочет вонзить его в лицо гиганта, но, когда тот поднял щит, Карсек проворно пригнулся и вогнал копье под непробиваемые пластины доспехов. Он закричал во всю мощь своих легких, ощущая, как острие копья прокалывает одежду, кожу и живую плоть. Вражеский воин упал, и Карсек попытался выдернуть свое оружие, однако половина копья осталась в теле поверженного противника.

Тогда Карсек, не теряя времени, выхватил свой боевой топор. Вомары двигались прямо на него, а люди Карсека, одержимые желанием пролить вражескую кровь, теснили своего предводителя сзади. Карсек оказался зажатым между двумя сплошными плотными стенами, и у него не было возможности как следует замахнуться топором. Что-то тяжелое с размаху ударило в его шлем, так что сталь зазвенела. А потом кто-то сорвал шлем с головы Карсека, сильные жесткие пальцы вцепились ему в волосы, и воин ощутил, что его ноги уже не касаются земли.

Тщетно он размахивал ногами в воздухе, пытаясь лягнуть могучего противника; гигант поднес его к своему липу и принялся внимательно разглядывать, словно никогда не видал подобной диковины. А затем вомар поднял свой огромный меч, явно намереваясь отсечь Карсеку голову.

– Ах ты, мерзкий ублюдок! – что есть мочи заорал Карсек и, изловчившись, вышиб великану несколько зубов своим топором.

Воспользовавшись замешательством неповоротливого гиганта, он нанес второй сокрушительный удар, разрубивший шею врага. Взревев, словно раненый зверь, вомар выпустил Карсека и схватился руками за шею, пытаясь удержать хлынувший поток крови. Третьим ударом топора Карсек подсек ему ноги и вновь устремился в гущу битвы.

Предстояла кровавая работа, и Карсек не знал, как долго она продлится. Стоило ему убить одного вомара, как его место занимал новый, а порой даже двое или трое. В пылу сражения Карсек позабыл, что его целью являются ворота крепости. Неожиданно он увидал, что сумел приблизиться к ним почти вплотную. Сквозь сутолоку битвы он разглядел блеск меча, сияние золотистых волос и гневный взор королевы. Но тут новые полчища врагов заставили Карсека податься назад и отступать, пока ворота не исчезли из его поля зрения и в том числе из мыслей.

Дождь прекратился, однако небо становилось все более темным и мрачным. Карсек давно уже не слышал ничего, кроме собственного хриплого дыхания; взор его различал лишь льющиеся вокруг потоки крови и взмахи мечей, которые беспрестанно вздымались и опускались, словно волны железного моря. Его усталые руки с трудом поднимались для новых смертоносных ударов. Из пятидесяти человек, что вступили в бой вместе с ним, осталось лишь восемь, и среди них был Таниель. А ряды врагов, казалось, не убывали.

Внезапно звук, подобный зубовному скрежету богов, коснулся его слуха. Сотни воинов, испуская оглушительный боевой клич, покинули траншеи, и за спиной Карсека выросла целая стена, которая ринулась на врага и сокрушила его в мгновение ока. В первый раз Карсек позволил себе передохнуть и поднять глаза. Тут утомленному взору отважного воина открылось невероятное зрелище. Массивные стальные ворота крепости были сорваны с петель, створки лежали на земле, и из-за них пробивался луч ослепительно белого света.

Волна бойцов ворвалась во вражескую цитадель. Тут ноги Карсека подкосились, но подоспевший вовремя Таниель успел его подхватить.

– Она сделала это, – одними губами прошептал Карсек. – Ваша ведьма сдержала свое слово.

– А я тебе что говорил? – пожал плечами Таниель. – Она всегда держит свое слово.

Карсек не участвовал во взятии внутренних укреплений цитадели. Его раны открылись и потребовали новой перевязки. Но вечером, когда дождевые тучи рассеялись и закатное солнце окрасило горизонт в багрово-красные тона, за ним зашел Таниель.

– Королева хочет тебя увидеть, – сообщил он. – Это высокая честь. Но ты ее заслужил.

– Мы все заслужили высокую честь, – возразил Карсек.

Опираясь на плечо Таниеля, Карсек поднялся по залитым кровью ступеням главной башни. Воспоминания о том, как в прошлый раз он проделал этот путь закованным в цепи рабом, вихрем пролетали в его голове. Тогда по прихоти хозяина ему предстояло сражение на арене. Позолоченные балюстрады, загадочные картины и удивительные статуи, сверкающие в таинственном рассеянном свете, поражали его воображение и одновременно наводили ужас.

Даже теперь, несмотря на то что после штурма убранство башни оказалось в плачевном состоянии, оно по-прежнему внушало благоговейный страх. Страх этот вошел в кровь и плоть Карсека еще с детства. То был трепет перед непререкаемой властью хозяина, перед невидимой плетью, способной нанести обжигающий душу удар.

Даже теперь все, что он видел вокруг, казалось иллюзией, частью некоей замысловатой игры, которую хозяева затеяли, чтобы в очередной раз насладиться страданиями и отчаянием своих рабов.