Охотник - Ричард Старк

— С тобой? Что я собираюсь сделать с тобой?

Она сидела неподвижно.

— Еще не знаю. — Его голос был жестким и решительным. Он чувствовал себя как канатоходец под куполом цирка, полностью уверенный в своих силах. Все будет зависеть от обстоятельств. От тебя. Где Мэл?

— О Господи... — прошептала Линн.

— Мое решение будет зависеть от тебя, — повторил Паркер.

— Я не знаю, Паркер, — покачала головой девушка. — Клянусь на Святом кресте. Я не видела его три месяца. Я даже не знаю, в Нью-Йорке он или нет.

— Как ты получаешь деньги?

— Первого числа каждого месяца приходит посыльный с конвертом, ответила Линн.

— Сколько?

— Тысяча.

Он ударил ладонью по столу.

— Двенадцать штук в год, которые не облагаются налогами. Хорошая плата за предательство, Линн. Знаешь, кто ты? Иуда! Трусливая Иуда, виляющая хвостом.

— Я испугалась! Они грозили меня убить, Паркер. Они бы мучили меня, а потом убили.

— Ладно. Кто посыльный?

— Каждый раз приходит новый. Я не знаю ни одного из них.

— Еще бы! Мэл не доверяет тебе. Никто не доверяет Иуде.

— Я не хотела это делать, Паркер. Клянусь всеми святыми. Ты был единственным мужчиной, которого я хотела. Единственным, кто мне был нужен. Но мне пришлось пойти на это.

— И ты сделаешь это опять, — сказал он.

— Нет. — Линн покачала головой. — Я больше не перенесу этого ужаса.

— Ты боишься умереть. — Паркер поднял руки и сжал их, глядя на ее горло.

— Да. Да, боюсь. — Девушка отшатнулась от него. — Я и жить боюсь. Я не смогу больше пройти через все это.

— Первого числа ты скажешь посыльному: «Передай Мэлу, чтобы он был осторожнее. Паркер в городе».

— С какой стати, Паркер? — с отчаянием произнесла Линн и покачала головой. — Паркер, я дошла до самого дна. Я говорю тебе правду. Никто не знает, что ты здесь. Никто не знает, что ты жив. Никто не грозит мне, не заставляет заложить тебя.

— Может, тебе вызваться добровольцем? — предложил он.

— Нет. Это невозможно сделать добровольно.

— Значит, ты тоже была в армии? — рассмеялся он. — Или поблизости?

Она, к удивлению Паркера, покраснела и угрюмо ответила:

— Я никогда не была проституткой, Паркер, и ты это знаешь.

— Да. Вместо своего ты продала мое тело.

Паркер встал и вышел из кухни. Линн поплелась за ним. Он постоял с минуту в гостиной, сердито глядя на мебель, потом растянулся на софе.

— Рискну, — заявил он. — Немного рискну. Мэл не доверяет тебе и поэтому не оставил своих координат, ни номеров телефонов, ни адресов, ничего.

Выходит, ты не сможешь сыграть Иуду до первого числа, когда придет посыльный. Это будет через четыре дня. Правильно?

— Я и тогда не смогу, — постаралась убедить его Линн. — Я не смогу... никто меня не заставит.

— У тебя нет ни одного шанса, — рассмеялся Паркер. — Тебе не из чего выбирать. — Он вскочил с софы так внезапно, что Линн вздрогнула от испуга, но он не подошел к ней. — Я встречусь с ним сам.

— Ты останешься? — спросила девушка. На ее лице смешались страх и желание. — Останешься?

— Да, я останусь.

Он отвернулся от нее и опять направился в спальню. Линн поплелась следом.

Он обошел кровать и опустился на колени перед тумбочкой. Вырвав телефонные провода из розетки, Паркер встал.

Линн распахнула халат. Он посмотрел на нее, и желание, более сильное, чем раньше, вернулось. Он помнил ее такой.

— Ты останешься здесь? — поинтересовалась Линн.

Паркер покачал головой.

— Для тебя это дерево засохло.

Он подошел к окну, раздвинул шторы и выглянул на улицу. За окном не было ни пожарной лестницы, ни карниза.

Линн шепотом позвала его.

Паркер направился к двери. Она сделала шаг к нему, подняв руки, но он обошел ее и остановился у двери.

Паркер вытащил ключ из замка, вышел из комнаты, и запер за собой дверь.

Линн еще раз позвала его.

Паркер выключил свет в гостиной и на кухне, лег на софу и в темноте посмотрел на окно. Он солгал. Дерево не засохло, он по-прежнему боялся ее.

Глава 3

Голый труп Линн лежал на кровати. Паркер остановился в дверях, не сводя с нее взгляда. В спальне было прохладно и темно, как в похоронном бюро. В воздухе повис похожий на аромат цветов запах духов и косметики. Там, где шторы колыхались от легкого дуновения ветерка, солнечный свет дрожал, как пламя свечи. С улицы доносился негромкий шум машин.

Линн лежала на спине. Похоже, она приготовилась к смерти: сложила ноги вместе и положила руки на живот одна на другую, прижав к бокам локти, но, засыпая, шевельнулась и нарушила симметрию.

Сейчас одно колено было согнуто, а правая нога лежала почти под прямым углом. Шершавая пятка правой ноги касалась левого колена, как бы пародируя движения балерины. Левая рука покоилась на пупке, но правая упала с живота и лежала ладонью вверх. Голова была слегка повернута вправо, рот раскрылся.

Паркер вошел в спальню, остановился у кровати и взял с тумбочки пустой пузырек. На этикетке был напечатан адрес, название аптеки и телефонный номер, а ниже — фамилия Линн, фамилия доктора, номер рецепта и инструкция.

«При необходимости принимать по одной таблетке перед сном. Не превышать дозу».

Паркер читал, шевеля губами.

Он прочитал этикетку дважды: название аптеки, адрес и телефонный номер, имя своей мертвой жены, фамилию ее доктора, номер рецепта и саму инструкцию.

Потом бросил пузырек в полупустую корзину для мусора, стоявшую рядом с тумбочкой, и вновь посмотрел на труп.

Он хотел было пощупать пульс, но раздумал. В этом не было необходимости. Здесь невозможна ошибка. Кожа трупа становится похожей на воск, грудь абсолютно спокойна, губы чересчур сухи, глаза как бы уходят внутрь.

Необходимо избавиться от нее. Ему нужно побыть здесь еще три дня, но он не может жить под одной крышей с трупом. Несмотря на гнев, который накапливался у него в течение шести месяцев, проведенных на тюремной ферме, он не собирался ее убивать. Избить, покалечить, причинить боль, оставить на теле шрамы, но не убивать.

В шкафу Паркер нашел платье с молнией на спине и надел его на Линн, с трудом засунув окоченевшие руки в рукава, потом перевернул ее на живот и застегнул молнию. Перевернув опять на спину, хотел надеть туфли, но они оказались слишком малы. Или ноги Линн уже начали распухать, или же она предпочитала красоту удобству.

Одетая Линн имела вполне нормальный вид, хотя и не была похожа на спящую. Паркер закрыл ей рот, и он не раскрылся.

Он остановился в дверях и с минуту смотрел на жену.

— Ты всегда была дурой, такой и осталась, — сказал он, вышел из спальни и закрыл за собой дверь.

В гостиной стоял телевизор. Он нашел в буфете на кухне бутылку виски, открыл ее и уселся смотреть мультики, за которыми последовал какой-то телесериал и детские передачи.

В вечерних новостях о нем не сказали ни слова. Это было вполне объяснимо. Убитый охранник и сбежавший три недели назад с другого конца континента бродяга не стоят того, чтобы сообщать о них в новостях в другом конце страны.

То, что с ним случилось за эти месяцы, тоже ее вина. Он получил шестьдесят дней за бродяжничество, и сейчас полиция имела отпечатки его пальцев. Они принадлежали не Паркеру, а человеку по имени Рональд Каспер, но это не имело значения. Он мог назваться кем угодно, но отпечатки пальцев останутся на всю жизнь.

Ему дали шестьдесят дней. Через двадцать дней он подрался с охранником и получил еще шесть месяцев. Восемь месяцев Паркер был вынужден вычеркнуть из своей жизни, пропалывая грядки на тюремной ферме. Он вытерпел всего шесть и воспользовался предоставившимся шансом, свернул шею охраннику и сбежал.

И все это было ее виной. Она обманула его, наставила рога, благодаря ей он попал в тюрьму, и сейчас его отпечатки находились в Вашингтоне. Она заставила его пересечь весь континент, его нынче мертвая жена.

Никакая другая женщина не способна на это. Женщины никогда не доставляли ему неприятностей. Но хватит. Баста.

От мертвого тела необходимо избавиться. Он не мог держать его в квартире, потому что предстояла встреча с посыльным. Он не мог позвонить в полицию как примерный гражданин и попросить, чтобы его забрали, потому что после первого же внимательного взгляда становилось ясно, что он отнюдь не примерный гражданин.

Паркер ненавидел Линн. Он ненавидел и любил ее, и он никогда раньше не испытывал этих двух одновременно чувств. Он не знал, что такое любовь и что такое ненависть. Теперь остался один Мэл. Мэла он убьет, но это была не ненависть. Он просто обязан сквитаться. В нем клокотали ярость, гордость и гнев, но только не ненависть.

К тому времени, когда по телевизору начали показывать самые популярные передачи и вестерны, уровень виски в бутылке значительно снизился. Паркер смотрел на экран, и по его лицу плясали голубовато-белые блики. Потом начали крутить старые картины, и он смотрел и их. После фильмов священник прочитал молитву, хор спел «Звездно-полосатое знамя», и станция закончила передачи.