Магиня - Дмитрий Федотов

— Остапа понесло…

— Пардон! Значит, врезали крепко?

— В первый раз что ли? — отмахнулся Николай и допил свой коктейль.

— Можно поинтересоваться ходом следствия? — Я тоже опорожнил посуду.

— Валяй! — кивнул Берест.

— Думаешь, удастся раскрутить по-быстрому?

— Быстро только кошки родятся!

— А если нет?..

Николай не ответил, молча встал, сунул трубку в карман и двинулся к выходу, не оглядываясь. Я еще посидел, рассеянно вертя в руках пустой стакан, но в голову больше не приходило ничего достойного размышления, и я решил, что пора бы и зайти в редакцию.

В нашей «уголовке», то есть в отделе уголовной хроники, было как раз то самое волнующее время, когда утренний творческий подъем уже иссяк, а до обеденного перерыва еще два или три часа. Гудящие мозги все настойчивей требуют нормальной энергетической подпитки в виде бифштекса с салатом и тоником, а не того кофейно-сахарного суррогата, которым их потчевали хозяева на протяжении всего утра, желая получить удобочитаемый результат вроде статьи или хотя бы «подвальной» заметки. И на сей раз здесь не происходило ничего необычного.

Оператор и фотограф Федя Маслов, он же — Дон Теодор, как мы его дружно окрестили, меланхолично перебирал кучу разнокалиберных снимков на своем столе, не обращая внимания на приплясывавшего возле него от нетерпения молодого ответственного за выпуск Женю Перестукина.

Федор вполне соответствовал своему прозвищу. Немногословный, сдержанный, всегда подтянутый, выбритый до блеска, элегантно одетый, он даже из наших вылазок в трущобы и притоны возвращался как со светского раута: ни пылинки, ни пятнышка и никаких эмоций. Чем-то он напоминал мне знаменитого Кристобаля Хунту легендарных братьев Стругацких, хотя физиономия у него была самая, что ни на есть, славянская — круглолицый, светловолосый, голубоглазый. А еще Федя был асом своего дела. Его фотографии и видеосюжеты можно было, не глядя, все как один, выставлять на любые конкурсы и премии, кабы такие проводились среди репортеров уголовной хроники. Его рационализм, педантичность и невозмутимость не раз доводили до белого каления ответственных за выпуск редакторов. Когда весь макет очередного номера «зависал» из-за того, что Дон Теодор, видите ли, не удовлетворен контрастностью снимков или ракурсом съемки, а времени до выхода совсем не осталось, а главный рвет и мечет, а еще надо вычитывать или монтировать и тэ дэ и тэ пэ. Но Федора нимало не трогали эти «фонтаны и гейзеры», и он с каменным лицом продолжал доводить до какого-то уж совсем немыслимого совершенства свои труды.

И сейчас, естественно, все сроки, как всегда, уже прошли, а Федя так и не решил, чей портрет поместить в начале полосы. То ли старшего оперуполномоченного Мельхиора Орестовича Гаага, отличившегося недавно перехватом еще одной крупной партии «травки» (целых полтора килограмма!), то ли местного «крестного отца» Вахтанга Дуладзе, в который раз улизнувшего от доблестного вышеозначенного сыщика с помощью своих адвокатов-прохиндеев.

Леночка Одоевская, наша суперкарго и, по совместительству, редактор-стилист, одетая по случаю повисшей над городом жары в нечто максимально обеспечивающее терморегуляцию тела и позволяющее наблюдать всем желающим этот процесс непосредственно, сосредоточенно полировала свои и без того безупречные коготки, не взирая на внушительную стопку наших «опусов» на столе перед ней.

Бедный Перестукин обреченно разглядывал ее стройные ножки, находящиеся в процессе терморегуляции и помещенные для этого на соседний стул, и заунывно, на одной ноте тянул: «Ну, Федор Кузьмич, пожалуйста, побыстрее… полчаса до сдачи в набор… меня же главный закопает…» И только присутствия Колобка — пардон! — Григория Ефимовича Разумовского, заместителя главного редактора по связям с общественностью, не хватало для этой душераздирающей идиллии.

Мое появление было отмечено одной Леночкой, которая, оторвавшись на минуту от своего важного занятия, ехидно поинтересовалась состоянием моего организма, явно намекая на нашу с Ракитиным воскресную попытку справиться с нависшей жарой при помощи пенного «Крюгера». Сама коварная соблазнительница на пару с женой Олега, Аленой, тоже поначалу поддержали наш почин, но обе очень быстро поняли, какими могут быть для них последствия этого мероприятия, и под благовидным предлогом ушли купаться и загорать на Песчаную косу. А нам пришлось отдуваться за четверых посреди городского пляжа.

— Ну-с, и чем закончилась вчерашняя «битва»? Нашли себе достойных помощниц?

— Кое-кому полагалось бы знать, что женщины в мужских делах — одна помеха! — отрезал я, не имея настроения для пикировки с этой ревнивой пантерой.

Леночка немедленно надула пухлые губки, встала, призывной танцующей походкой прошла к залитому солнцем окну и грациозно потянулась всем телом, давая возможность всем присутствующим оценить свои прелести сквозь тонкую, просвеченную лучами ткань платья. Реакция у всех оказалась разной. Дон Теодор лишь на миг оторвался от своего пасьянса с фотографиями, я хмыкнул и полез по ящикам стола в поисках запасной батарейки для диктофона, а Женя Перестукин окончательно впал в ступор и потерял всяческую способность к членораздельной речи.

Последний штрих в сие монументальное полотно внес, как всегда, Колобок, ворвавшийся, по своему обыкновению, в комнату подобно тайфунчику. По случаю июльской жары на этот раз на нем красовались странные пятнистые «багамы» и совсем уж легкомысленная «гавайка» с традиционными пальмами, бананами и вечно голодными тощими обезьянами. Довершали сей курортный имидж китайские тряпичные тапочки на пробковом ходу и длиннющий красный козырек на резинке, сдвинутый почти на самую лысую макушку. Больше всего Григорий Ефимович смахивал на преуспевающего голливудского продюсера или, в крайнем случае, на главного режиссера, которого только что вытащили со съемок нового тропического шедевра, но никак не на специалиста по связям с общественностью.

Закон инерции не позволил ему вовремя затормозить, и несчастный Гриша буквально рухнул на предмет своего тайного вожделения, едва не содрав с опешившей соблазнительницы то немногое, что на ней было надето.

Внешность часто бывает обманчива, особенно это относится к женщинам, непревзойденным мастерам маскировки и перевоплощения с помощью современного арсенала косметической и парфюмерной промышленности. Леночка же была истинной Женщиной с большой буквы, поэтому тонкий носик, пухлые губки, огромные синие глаза и хрупкая «осиная» фигурка не раз сбивали с толку любителей «клубнички». А когда они после позорного поражения и бегства зализывали и замазывали синяки и ссадины, то долго недоумевали и злились — как это их, таких крутых, накачанных и неотразимых, отделала какая-то девчонка. Пигалица! Соплей перешибить можно!.. И даже если узнавали потом, что нарвались не на «пигалицу», а на «барса» — мастера рукопашного боя, не могли поверить. Однако желающих повторить попытку, как правило, не находилось. В свое время, не устоял перед искушением и Григорий Ефимович. И хотя ему знакомство обошлось не в пример легче — всего лишь вывихнутый палец на руке, которой он попытался приобнять Леночку пониже спины, — Колобок решил далее не испытывать судьбу и ограничиться обожанием на расстоянии. Иногда он, правда, отваживался на преподнесение букетика цветов или шоколадки, но это и был его предел. Наверное, единственным в редакции не пострадавшим от Леночкиных чар был я, и то потому, что знал ее не только по работе, но и по клубу славянских единоборств, где мы с ней встречались во время тренировок уже почти два года. Зато эта миловидная «кошечка» до сих пор не оставила попыток заполучить меня в свои «железные лапки».