Танец над бездной - Елена Малиновская

– Мы все будем опекать его,– нежно улыбнулась та, пытаясь успокоить встревоженную женщину.– И ты вместе с нами.

– Слушай дальше,– перебила ее Эльза и невидяще уставилась на горизонт, пытаясь скрыть блеснувшие на миг слезы.– Когда на острове не останется никого родного для него, да не услышь Судьба моих слов, ты поймаешь белую чайку, они в изобилии на соседнем острове, капнешь ей на грудку крови ребенка, только самую малость, и отпустишь, прикрепив на лапку записку со словами: «Приезжай. Случилась беда». Птица сама найдет верный путь.

– Я сделаю все, как ты сказала,– заверила колдунья и недоверчиво покачала головой.– Но только думаю, что ты волнуешься напрасно. Ты с Элдрижем проживешь долгую счастливую жизнь и воспитаешь еще не одного ребенка.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты оказалась права,– ответила ей собеседница и горестно вздохнула.– Как бы мне этого хотелось.

Вот тогда-то колдунья впервые почувствовала надвигавшуюся неотвратимую опасность. С той поры каждую ночь повторялось наваждение. Оно лишь усиливалось с течением времени, становясь все более пугающим. Изменилась и Эльза. В ее глазах росла тревога, сумрачной тенью отражаясь в зрачках. Женщина осунулась, утих ее голос, ранее оживлявший гостеприимный дом. Отныне Эльза или совсем молчала, или предпочитала разговаривать шепотом. Соседи недоуменно качали головами, не в силах разгадать тайну ее преображения. Терялась в догадках и колдунья, вопрошая подвластные ей силы и не получая ответа. Будто магия объявила Лазурь запретной зоной, где больше нет места волшебству. Но это в лучшем случае. А вдруг грядет буря? И какой силы должна она быть после столь длительного затишья?

Колдунья коротала свой вечер в привычном одиночестве. За рассуждениями незаметно промелькнул день, и вот уже ночь расправила плащ, расшитый блестками звезд, над Лазурью. Луна, словно лукавый глаз шаловливой девчонки, задорно подмигивала с небесной высоты, а колдунья все думала и думала. Сон бежал не только от ее постели. Все население поселка, томимое неясным предчувствием, расположилось на порогах темных домов, напряженно глядя вверх. Ведьма могла бы поклясться, что на остальных островах царит похожая картина. Лишь ветер беспрепятственно гулял по Лазури, тревожа волосы людей и заигрывая с волной. Мир словно застыл в ожидании чего-то. И это что-то пришло.

Прямо над головами собравшихся распускался красный лепесток новой звезды. Она взошла из-за горизонта, взошла сама по себе – и медленно, но верно заняла место прямо в зените, затмив своим блеском остальные украшения летней ночи. Даже луна поблекла под напором незваной гостьи. По поселку пробежал вздох удивления. Вздохнула и колдунья,– но от облегчения. С каким-то непонятным удовлетворением ведьма отыскала на небе другую звездочку. Та не претендовала на роль самой яркой жемчужины небес, но в то же время не спасовала перед непонятным рубином тьмы. Ее свет, не сильный и не тусклый, ровно освещал лица людей, на какой-то миг даже затмив кровавый отблеск. По рядам зрителей прошелестел второй вздох восхищения, когда две звезды начали двигаться навстречу друг другу, кружась в прекрасном танце извечного единения. Старая колдунья с замиранием сердца следила, как они сближаются: незнакомка из неведомого пламени будто пыталась уничтожить непокорную звездочку. Ведьма так увлеклась этим зрелищем, что не сразу заметила ребенка, который сломя голову мчался к ее дому.

– Простите, ваша милость.– Мальчик лет десяти, запыхавшись, начал кричать еще издалека, вспугнув своим голосом тишину небесного спектакля.– Но госпожа Эльза...

– Что с ней? – воскликнули разом сразу несколько встревоженных голосов.– Она рожает?

– Боюсь, она умирает,– тихо промолвил ребенок, потупившись.

– Не может быть,– спохватилась колдунья после секундного замешательства.

Она бросилась за мальчиком со всей скоростью, на которую были способны ее старые ноги. Бежала, ощущая, как семимильными шагами приближается беда, как оживает поселок, заполняясь встревоженными людьми. Дорогу ей освещала странная звезда, уже почти победившая гордую противницу, почти поглотившая ее. Она мчалась, понимая, что не успевает прийти на помощь, что само время против.

Колдунья опоздала самую малость. Когда она ворвалась в дом, освещенный светом множества свечей, тело Эльзы еще жило, но душа ее уже отлетала. В распахнутую дверь вслед за ведьмой ворвался торжествующий огонь пламенеющей звезды, почти затмившей свою партнершу по танцу. Элдриж, каменным изваянием застывший у постели жены, покачнулся, схватившись за сердце, при виде взбесившихся небес. Его губы прошептали только: «Цвет проклятия»,– и он рухнул без чувств. В тот же миг звезда окончательно победила скромную соперницу. Небеса будто раскололись, изливая на головы людей бесконечную реку кровавого огня. Пламя отразилось в мертвых, безразличных глазах Эльзы и переметнулось к темным, внимательным и спокойным очам ребенка, лежавшего рядом, не подавая признаков жизни. Звезда ярко вспыхнула, заиграв всеми гранями проклятого алмаза, и взорвалась, обдав Лазурь каскадом темно-багровых брызг, осветив на много миль вокруг океан. Капля этого небесного света заиграла и в зрачках ребенка, навсегда затаившись в них кровавым отблеском. Тихую ночь прорезал жалобный плач новорожденной девочки. Все стихло.

Острова долго бурлили. Бывшие еще недавно радушными и милыми, соседи отвернулись от понесшей тяжелую утрату семьи. Элдрижу разом припомнили все его, даже малейшие, прегрешения. Страшным проступком стало казаться и то, как легко чужаки вошли в их жизнь, став друзьями почти всех жителей Лазури. Его не побоялись обвинить даже в смерти жены, по какой-то дикой логической цепочке придя к выводу, что он заключил сделку с Младшими Богами и принес им в жертву супругу. Ребенок же, погубивший мать своим рождением,– порождение мрака, и потому небеса так противились его появлению на свет. По странному стечению обстоятельств самой Эльзы не коснулось ни одно из этих жутких обвинений. Островитяне к ней мертвой чувствовали больше почтения, чем к живой, словно ощущая за собой смутную вину за случившееся. Так или иначе, но к памяти безвременно почившей хранили уважение и светлую печаль, обрушив всю силу неприязни на чужака и его выродка.

А Элдриж тем временем будто и не замечал ненависти, льющейся на него со всех сторон. Он так же почтительно здоровался со всеми соседями, не желая слышать злобных, наполненных ядом и желчью слов. Правда, островитяне опасались говорить свое мнение прямо в лицо Элдрижу, но колкость, брошенная вдогонку, ранит тысячекратно больнее, чем высказанная открыто и прямо. Чужака пытались изгнать из Лазури, действуя подло и тихо. Конечно, жители Лазури не прибегли к самосуду, побоявшись, вероятно, мнимого могущества новоявленного черного мага и недовольства старой колдуньи, смело и твердо поддерживавшей несчастную семью. Но с имуществом вдовца начали происходить необъяснимые вещи. То его лодка в шторм, хоть редко, но все же случавшийся у побережья островов, оказывалась отвязанной чьей-то заботливой рукой от пристани, а сети – в клочья изорванными острым предметом, более всего напоминавшим любовно заточенный нож. Иногда и скудные посевы, призванные прокормить мужчину и ребенка, под корень вытаптывались чьими-то ногами. В ответ на гневные вопросы колдуньи островитяне лишь недоуменно пожимали плечами, а в самых очевидных случаях неохотно, сквозь зубы бурчали: «Не жить им здесь. Сама Лазурь против». Колдунья бесновалась, пытаясь зажечь хоть искру сочувствия в каменных, бесчувственных сердцах людей, но все напрасно. Отчаянные и пламенные призывы ее разбивались о стену холодного отчуждения. Старуха не хотела и не могла узнать в этих тупоголовых, суеверных, безумно опасных в своей глупости и жестоких исподтишка людишках столь горячо любимых ею когда-то милых и приветливых, чутких к чужой беде земляков. На месте Элдрижа она давным-давно уехала бы с девочкой из этого проклятого судьбой места и напоследок, если чужак действительно обладал хоть толикой древнего истинного искусства магии, испепелила навеки Лазурь. А что еще заслуживают черствые, как прошлогодняя корка хлеба, души, не способные к обычной жалости и сочувствию?