Змеиное озеро - С. Алесько

— Что, так хорошо было?

Остроумный… Почти как я.

— Угу. А тебе понравилось?

Ухмыляется и снова начинает руками везде шарить…

Потом говорить долго не хотелось, но любопытство все же пересилило.

— Кто же ты? Леший?

— Сама ты кикимора!

Обиделся, что ли? Или шутит?

— Я… — и череда каких-то невообразимых звуков: шипение, свист, щелканье. Человеческое горло на такое точно не способно… Мамочки, с кем я связалась?! — По-вашему, наверное, водяным можно назвать. Хотя я и не сижу на дне под корягой и не утаскиваю купающихся на дно.

— Ну да, ты сидишь на берегу на коряге и…

Засмеялся.

— Только когда хорошенькие девушки на озеро приходят. С других на рукоблудие не тянет.

— А что ты про какой-то пушок болтал? Мол, он зарумянился.

Посмотрел на меня задумчиво, провел рукой над самой моей спиной, я будто даже тепло ладони почувствовала, но не прикосновение.

— Да как тебе объяснить? У вас, людей, от тела исходит сияние, много-много тонких лучиков, будто шерстка или пушок. У женщин обычно розовое или золотистое, у мужчин поярче — красное или лиловое. Если поближе подобраться и потрогать, очень приятно.

— Как кошку погладить?

— Не знаю, кошек гладить не пробовал. Похоже, наверное. Камышового кота я как-то видал, шкурка у него мягкой кажется.

— Как-то видал? Ты недавно здесь? Я этого кота через день вижу.

— Ну, да… Недавно.

— А раньше где жил?

— Дома, в море.

Вон оно как. Водяной в наше озерцо из моря пожаловал. Интересно, надолго ли? Спрошу.

— Надолго, — ухмыляется. — Мне два здешних озера во владение передали.

Приятно слышать. Значит, милый, мы с тобой далеко не в последний раз видимся. Так, а про пушок-то я еще не все спросила.

— Значит, я покрыта розовой шерсткой?

— Нет, у тебя пушок необычный. Мне такой раньше не попадался. Очень красивый, абрикосовый.

— Бри… что?

— Ну, оранжевый, только более нежный, с розоватым оттенком.

— Оранжевый?

— Ты никогда абрикосов и апельсинов не видела?

— А ты никогда кошку не гладил!

— Я зато знаешь сколько девиц перегладил.

— Догадываюсь! Продолжай и дальше, мешать не стану.

— Да ты, никак, обиделась? Лежи, не дергайся, пошутил я.

Ну каков наглец! Шутник… Впрочем, дергаюсь я зря. Руки у него мягкие, нежные… Оно и понятно, в воде живет, работы никакой не делает. М-м, а гладить мой водяной умеет. Так бы и пролежала всю ночь, наслаждаясь, как кошка. Жаль, мурлыкать не получается.

— Оранжевый — это как рыжий. Только очень яркий и чистый.

— Угу, понятно. Почему ты так удивился, что я тебя вижу?

— Вы, люди, без нашего желания видеть и осязать нас не можете. А я не собирался тебе сразу показываться. На первых встречных не бросаюсь, знаешь ли.

Я шпильку мимо ушей пропустила, уж очень водяной гладит приятно, и спрашиваю:

— Получается, я тебя против твоего желания увидела и потрогала?

— Точно. Вот я и удивился. Без примеси нашей крови такое невозможно.

Ну и новости! Родители у меня — люди, а водяного на коряге я разглядела прекрасно, о последующем осязании и вовсе помолчу. Кстати, и с обонянием полный порядок. Пахнет от моего разлюбезного какой-то болотной травой сладковато-пряной. Не то багульник, не то аир. Странно…

— Это что же получается? Я, по-твоему, не человек?

— Скорее, не совсем человек. У тетки надо спрашивать.

А я-то решила, все у меня наладилось! Ага, как же. Парень — не человек, я тоже неизвестно кто, и еще тетка какая-то нарисовалась. Я села и за голову схватилась.

— Ты чего, огорчилась?

Огорчишься тут. А вдруг все мои странности тем и объясняются, что я не человек? Была б нормальной женщиной, счастливо с графом жила. Может, уже двоих наследников ему родить успела. А мне все неймется, все в лес тянет, купаться по ночам в одиночку или побродить в глуши…

— В тебе если и есть нелюдская кровь, то очень немного. По пушку совсем не заметно.

Дался ему этот пушок. Так и продолжает его гладить. Водит рукой над телом, а к коже не прикасается. Интересно, он сам всегда так выглядит, как сейчас, со мной, или у него подлинный облик имеется? Пушистый какой-нибудь? Приятно было б… Спрошу, авось не обидится.

— Ты от человека только тем и отличаешься, что под водой жить можешь?

Опять смеется.

— Моего водного облика ты, пожалуй, испугаешься.

— Навряд ли. Мне нравятся лягушечки, жабки. Покажи, а? И, будь добр, скажи, как тебя зовут.

— Мое имя тебе не выговорить, — и просвистел что-то. — А облик показать могу, только не бойся. Я тебе худого не сделаю, скажешь — сразу назад перекинусь.

Я закивала. И чего зубы заговаривает? Видно, впечатление произвести хочет. А парень тем временем встал и вдруг вытянулся, кожа потемнела. Глядь, а вместо моего любезного огромный змей появился. Тело неохватное кольцами сложено, плоская голова на длинной шее поднимается, глаза двумя черными жемчужинами мерцают. И зря он думал, что я бояться стану. У меня даже дух от такой красоты захватило. Гадов ползучих вообще-то не люблю, но передо мной и не змея была, а Змей. Чешуя на спине и боках лазурная, блестящая, на брюхе посветлей, зеленовато-голубая. Странно, что я это при лунном свете различала, но Змей будто светился, вдоль хребта и по бокам у него радуги бирюзово-сверкающие трепетали. А как начал он кольца расплетать и перекатывать, я и дышать забыла. Протянула руку и прикоснулась к сверкающему боку. Мой Змей оказался вовсе не холодным. Зшипел довольно, а в голове у меня смех раздался и голос:

«Ты точно не совсем человек, лапушка. К тетке не ходи.»

— Человек я, только пристрастия у меня… кхм, необычные.

«О-о, ты меня и в таком виде хочешь?»

— Неужто пушок опять зарумянился?

Засмеялся снова, и не успела я глазом моргнуть, как оказалась обвитой теплыми кольцами. Приятно-то как! Ага, и название для этой приятности имеется: скотоложство. Тут по моей шее и щеке скользнул упругий гибкий змеиный язык, и все глупые слова из головы вылетели.

«С-с-сладкая…»

Кольца ослабли, я уже лежала, раскинувшись в огромных петлях, и раздвоенный язык принялся гулять по моему телу, сначала снаружи, а потом… Когда я наконец смогла осознать себя, рядом снова был человек.

— Горячая ты штучка.

— Ты для змея тоже на удивление не холодный. Наверное, жалеешь, что я не могу облик тебе под стать принимать?

— О чем тут жалеть? Мне больше нравится в человеческом обличье этим делом заниматься. Змею-то ни за что не пощупаешь, да и нечем, — и опять руки распускает.

— Жениться тебе все равно на змее придется.