Речные заводи (том 1) - Ши Най-Ань

– Не вы ли прибыли сюда повидаться с великим учителем?

– Ведь ты простой пастух, – с удивлением заметил Хун Синь, – откуда же ты знаешь это?

Послушник засмеялся и ответил:

– Утром прислуживал учителю в хижине и слышал, как он сказал: «Сегодня прибудет военачальник Хун Синь, которого Сын неба послал ко мне с указом и курильницей для возжигания благовоний. Он взойдет на гору и попросит, чтобы я отправился в столицу для жертвоприношения и молился всем святым о прекращении эпидемии. Поэтому я сегодня же полечу на моем журавле ко двору императора». Теперь он, верно, уже в пути, – продолжал послушник, – в хижине вы его не найдете. Вам нет надобности ходить туда, потому что на горе много диких зверей и ядовитых змей, и вы можете там погибнуть.

– Смотри не обманывай меня! – пригрозил Хун Синь послушнику.

Но тот только рассмеялся и, снова заиграв на флейте, спустился с горы. «Откуда только этот паренек все знает? – подумал про себя Хун Синь. – Не иначе, как сам небесный наставник послал его. Так оно и есть, наверно, как он рассказывает. Надо бы мне взойти на гору, да только страшно. Как вспомнишь те ужасы, от которых я только что чуть не погиб… Нет, уж лучше мне спуститься вниз».

Хун Синь подобрал курильницу, отыскал тропинку, по которой пришел, и стал быстро спускаться с горы. Монахи проводили Хун Синя в келью игумена, и там настоятель спросил его:

– Виделись ли вы с великим учителем?

– Я – сановник, уважаемый при дворе императора, – отвечал Хун Синь, – как же могли вы послать меня на гору, где мне пришлось перенести всевозможные страдания и я чуть было не лишился жизни? Прежде всего на полпути мне повстречался тигр с белым пятном на лбу и глазами навыкате и до смерти перепугал мен. Когда же я пошел дальше, то из зарослей бамбука выползла громадная пятнистая змея и, свернувшись кольцами, преградила мне дорогу. Если б судьба не благоприятствовала мне, вряд ли довелось бы мне вернуться живым в столицу! И все это учинили вы, чтоб только подшутить надо мной!

– Но могли ли мы, смиренные монахи, проявить такое непочтение к вам, уважаемому сановнику? – возразил настоятель. – Все это были лишь испытания, посланные вам небесным наставником, и, хоть на этой горе и водятся змеи и тигры, они не причиняют людям вреда.

– Я уже выбился из сил, – продолжал Хун Синь, – и все же карабкался на гору, как вдруг увидел послушника, который выехал из леса верхом на буйволе и играл на флейте. Когда он поднялся на вершину, я спросил его, откуда он едет и знает ли мен. Он ответил, что знает все, и сообщил мне, что небесный наставник еще утром сел на журавля и полетел в Восточную столицу. Поэтому‑то я и вернулся обратно.

– Очень жаль, господин военачальник, что вы упустили такой случай, – опечалился настоятель. – Ведь пастушок и был сам великий учитель!

– Если это был великий учитель, так почему же он походил на столь простого, заурядного человека? – спросил Хун Синь.

– Наш великий учитель человек необычайный, – отвечал настоятель. – Хоть он еще и моложе годами, но добродетели его не знают себе равных. Он отличается от всех людей и в разных местах меняет свой облик. Проницательность учителя необычайна, и люди зовут его родоначальником всех мудрецов, постигших тайны великого Дао.

Вот уж истинно, хоть и есть глаза, а не смог распознать небесного наставника, – сетовал Хун Синь. – Встретил его и не знал, кто передо мной!

– Успокойтесь, господин военачальник, – продолжал настоятель. – Если небесный наставник говорил о своем путешествии, то к вашему возвращению в столицу моления будут уже совершены.

Только после этих слов сердце Хун Син успокоилось. Тут настоятель приказал устроить пир в честь военачальника, а указ велел положить в ларец для императорских писем и поставить его в храме, в главном приделе которого зажгли благовонные свечи из кладовых императора.

Пир состоялся в тот же день в келье игумена, куда было подано вино и различные яства, приготовленные из постной пищи. Пир закончился только поздно вечером, и Хун Синь снова ночевал в монастыре.

На следующий день после завтрака к Хун Синю пришли настоятель и монахи и пригласили его погулять с ними по горному склону. Хун Синь был очень рад этой прогулке. Вместе с ним отправилась и его свита. Шествие двинулось из кельи игумена; впереди в качестве проводников шли два послушника. Монахи и их гости обошли вокруг храма, наслаждаясь красотой природы. Главный придел храма отличался такой роскошью, что ее и описать невозможно. В левом крыле находились приделы девяти небес, императорской пурпурной звезды, а в правом – придел первобытного бога, придел трех князей – неба, земли и воды, и придел изгнания злых духов.

Когда все было осмотрено, они свернули вправо, и Хун Синь увидел неподалеку еще один храм, стоявший в стороне, стены которого цветом напоминали красный перец. Впереди высились две темно‑красные решетки, двери же храма были крепко заперты, и на них висели замки величиной с человеческую ладонь. Они были запечатаны более чем десятью бумажными полосами, на которых стояло множество красных печатей. Под карнизом храма висела горизонтальная табличка красного цвета с выгравированными на ней четырьмя золотыми иероглифами, гласившими: «Придел покоренных злых духов».

– Что это за храм? – спросил Хун Синь, указывая на него монахам.

– В этот храм заточили злых духов, усмиренных при небесных наставниках прошлых поколений, – отвечал настоятель.

– А почему на двери так много печатей? – продолжал расспрашивать Хун Синь.

– Великий духовный наставник при Танской династии Дун Сюань запер здесь владыку злых духов, и каждый последующий небесный наставник собственноручно прибавлял к уже имевшимся новую полоску бумаги, чтобы будущие поколения не могли самовольно открыть этой двери, ибо освобождение злого духа было бы необычайным бедствием. Сменилось уже девять поколений, и все они принесли клятву в том, что не будут отпирать этот придел. Замок запаян расплавленной медью, и кто знает, что делается внутри? Я, смиренный настоятель, уже более тридцати лет ведаю этим храмом и знаю только то, что уже сообщил вам.

Выслушав этот рассказ, Хун Синь очень изумился и подумал: «Я должен взглянуть на этого властелина духов».

– Откройте, пожалуйста, дверь, я хочу увидеть, каков из себя этот властелин, – сказал он настоятелю.

Господин военачальник, – смиренно отвечал тот, – никак не могу открыть храма. Наши небесные наставники запрещали это, повторяя, что никто из последующих поколений не смеет открывать двери храма.

– Глупости! – засмеялся Хун Синь. – Просто вы хотите дурачить порядочных людей, вот вы и выдумали, что заперли здесь властелина злых духов. читал множество книг, и нигде не говорилось о том, чтобы можно было заточить злых духов. Ведь духи и дьяволы живут в преисподней. Не верю, что тут сидит властелин злых духов! Откройте же побыстрее, и посмотрю, что это за властелин такой.

– Этот храм нельзя открыть, – упорно твердил настоятель, – иначе мы наделаем бед и причиним вред людям.

Тут Хун Синь рассвирепел и сказал монахам:

– Если вы не откроете мне дверь, я, возвратившись ко двору, доложу императору, что вы, монахи, нарушили его высочайшее повеление, препятствовали мне зачитать императорский указ и не дали увидеться с великим учителем. Еще я скажу, что вы тайно построили здесь храм и, делая вид, будто держите в нем властелина духов, обманываете народ. Тогда у вас отберут монашеские свидетельства, заклеймят и сошлют в ссылку, – хлебнете вы горя!

Настоятель и монахи испугались, и им ничего больше не оставалось, как позвать работников, которые сначала сорвали бумажные печати, а потом сшибли молотом замок. Затем они толкнули дверь и проникли в храм, где было темно, как в пещере, и ничего не было видно.

Хун Синь приказал своим спутникам принести десяток факелов и зажечь их. Когда люди вошли в храм и осветили все углы, там не оказалось ничего, кроме каменной плиты в пять или шесть чи, стоявшей в самом центре. Под ней находилась каменная черепаха, которая уже наполовину вросла в землю. Когда к плите поднесли факелы, то на лицевой ее стороне отчетливо выступило изречение, заимствованное из священной книги и написанное древними витиеватыми письменами, понять которые не мог ни один из присутствовавших. Оглядев обратную сторону, они увидели на ней иероглифы, составлявшие четыре слова: «Придет Хун и откроет».

Увидев эти иероглифы, Хун Синь обрадовался и сказал настоятелю:

– Вы хотели помешать мне, но случилось так, что еще несколько сот лет назад здесь был поставлен мой фамильный знак. Слова: «Придет Хун и откроет» – заставляют меня выяснить, почему же вы препятствовали мне? Я полагаю, что властелин злых духов находится как раз под этой каменной плитой. Эй вы, люди! Позовите‑ка еще работников, и пусть они захватят мотыги и железные лопаты и копают здесь.