Под кардинальской мантией - Стенли Уаймен

Тем не менее, когда дверь, наконец раскрылась предо мной и меня ввели к кардиналу, мое самообладание подверглось сильному испытанию. Его холодный взор, который скользнул по мне, точно я был не человеком, а какой-то безличной величиной, стальной блеск его глаз заставили похолодеть мое сердце. Комната была почти пуста, пол не был покрыт ни ковром, ни подстилкой. Вокруг лежали в беспорядке свидетельства недоконченной столярной работы. Но этот человек не нуждался ни в каких декорациях. Его худощавое бледное лицо, его блестящие глаза, даже вся его фигура, - хотя он был невысокого роста и уже горбился в плечах, - могли привести в смущение самого смелого.

Я смотрел на него и вспоминал тысячу рассказов о его железной воле, холодном сердце, его непогрешимой хитрости. Он поверг брата короля, великолепного герцога Орлеанского, во прах. Он смирил королеву-мать. Двадцать голов, самых благородных во всей Франции, пошли благодаря ему на плаху. Лишь за два года перед тем он сокрушил Ла-Рошель, несколько месяцев тому назад он подавил восстание в Лангедоке, и в этом, 1630 году на всем юге, который лишился своих привилегий и еще продолжал кипеть недовольством, никто не осмеливался поднять на него руку, - по крайней мере, открыто. В тиши, конечно, ковались тысячи заговоров, тысячи интриг против его жизни и власти, но такова, как мне кажется, судьба всякого великого человека.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что мужество, которым я всегда гордился, мгновенно покинуло меня при виде кардинала, и я напрасно старался придать своему униженному поклону характер развязности и самообладания, приличествующих старому знакомству.

Быть может, это было к лучшему, потому что этот человек, кажется, совсем не имел сердца. В первую минуту, пока он стоял, глядя на меня и еще ничего не говоря, я считал себя безнадежно погибшим. В его глазах мелькнул огонек жестокого удовольствия, и, прежде чем он открыл рот, я знал, что он мне скажет.

- Лучшего примера не может быть, мосье де Беро, - с гадкой улыбкой сказал он, гладя спину кошки, которая вспрыгнула на стол. - Вы старый ослушник и будете превосходным примером. Не думаю, чтобы вами дело ограничилось, но вы послужите для нас залогом для более крутых мер.

- Монсеньер сам владеет шпагой, - пролепетал я.

Комната мне показалась темнее, воздух холоднее. Еще никогда в жизни я не был так близок к страху.

- Да? - сказал он с едва заметной улыбкой. - И потому?..

- Не будет относиться слишком строго к проступку бедного дворянина.

- Бедный дворянин пострадает не более, чем богатый, - вкрадчиво ответил он, продолжая гладить кошку. - Можете утешиться этим, мосье де Беро. Это все, что вы можете сказать?

- Я оказал однажды услугу вашей эминенции, - сказал я с отчаянием.

- Вы уже не раз получали свою награду, - ответил он. - И не будь этого, я не призвал бы вас к себе.

- Помилуйте! - воскликнул я, хватаясь за соломинку, которую, казалось, он протягивал мне.

Он цинически засмеялся. Его тонкое лицо, темные усы и седеющие волосы придавали ему необыкновенно насмешливый вид.

- Я не король, - ответил он. - Притом, говорят, вы убили в дуэлях не менее шести человек. Заплатите за них королю, по крайней мере, одною жизнью... Больше нам не о чем говорить, мосье де Беро, - холодно закончил он, отворачиваясь и начиная перебирать лежавшие на столе бумаги! - Закон должен быть исполнен.

Я ожидал, что он сейчас подаст лейтенанту знак увести меня, и холодный пот выступил у меня по всей спине. Я уже видел пред собою эшафот, чувствовал на шее петлю. Еще мгновение, и было бы поздно...

- Позвольте просить у вас милости, - с отчаянием пролепетал я. Позвольте сказать вашей эминенции пару слов наедине.

- Для чего? - спросил он, снова оборачиваясь и устремляя на меня взор, исполненный холодного неудовольствия. - Я знаю вас, ваше прошлое, - все. Это вам не поможет, мой Друг.

- Ну так что ж? - воскликнул я. - Ведь это просьба умирающего, монсеньер.

- Это, положим, правда, - задумчиво ответил он.

Но он все еще колебался, и сердце у меня неистово билось. Наконец он поднял взор на лейтенанта.

- Можете оставить нас, - коротко сказал он и, по его уходу, продолжал: - Ну, в чем дело? Говорите скорее, что вам нужно. А главное - не думайте одурачить меня, мосье де Беро!

Но теперь, когда я добился своего и остался с ним наедине, проницательный взор его глаз до такой степени смутил меня, что я не мог найти слов и, как немой, стоял перед ним. Должно быть это польстило ему, потому что его лицо немного утратило свое жестокое выражение.

- Ну? - сказал он опять. - Это все?

- Мой противник не умер, - пробормотал я.

Он презрительно пожал плечами.

- Что ж из этого? Неужели только это вы и хотели сказать мне?

- Я однажды спас вашей эминенции жизнь, - жалобно сказал я.

- Допустим, - ответил он своим тонким, резким голосом. - Вы уже упоминали об этом. Но, с другой стороны, насколько мне известно, вы сами отняли у нас шесть жизней, мосье де Беро. Вы вели и ведете жизнь буяна, убийцы, игрока, - вы, человек хорошего рода. Стыдитесь! Как же вы можете удивляться, что такая жизнь привела вас к этому? Впрочем, об этом я не желаю больше разговаривать, - коротко добавил он.

- Быть может, я еще когда-нибудь спас бы вашей эминенции жизнь! воскликнул я под каким-то неожиданным наитием.

- Вам что-нибудь известно? - с живостью спросил он, устремляя на меня пристальный взор. - Но что я! - продолжал он, качая головой. - Старые штуки! У меня есть шпионы получше вас, мосье де Беро.

- Но нет лучше шпаги! - хриплым голосом закричал я. - Нет ни одной во всей вашей гвардии!

- Это правда, - медленно ответил он. - Это правда.

К моему удивлению, его тон изменился и взор опустился вниз.

- Постойте-ка, я подумаю, мой друг.

Он прошелся два или три раза взад-вперед по комнате. Кошка шла, поворачиваясь вместе с ним, и терлась о его ноги.

Я стоял, трепеща всем телом. Да, я должен сознаться, что руки и ноги у меня дрожали. Человек, для которого не существует никакая опасность, у которого сердце бьется спокойно перед лицом неизбежной смерти, почти всегда пасует перед неизвестностью. Внезапная надежда, которую пробудили во мне его слова, так потрясла меня, что его фигура заколыхалась у меня перед глазами. Я ухватился за стол, чтобы удержаться на ногах. Никогда даже в глубине своей души я не подозревал, что надо мною так неотвратимо нависла грозная тень Монфокона и виселицы.

Однако я имел время оправиться, потому что он не сразу заговорил. Когда же он заговорил, его голос звучал резко, повелительно.

- Вы имеете славу человека верного, по крайней мере, своему хозяину, сказал он. - Молчите! Я знаю, что говорю... Ну, и я вам верю. Я намерен дать вам еще один шанс, хотя самый отчаянный. Горе вам, если вы обманете мое доверие. Вы знаете Кошфоре в Беарне? Это недалеко от Оша.

- Не знаю, ваша эминенция.

- И не знаете господина де Кошфоре?

- Никак нет, ваша эминенция.

- Тем лучше, - сказал он. - Но вы, конечно, слышали о нем. Он участвовал во всех Гасконских заговорах со времени смерти покойного короля и наделал нам в прошлом году в Виваре больше хлопот, чем кто-либо другой за последние двадцать лет. В настоящее время он вместе с другими беглецами находится в Бососте, в Испании, но я получил сведения, что он очень часто навещает свою жену в замке Кошфоре, лежащем в шести милях от границы. Во время одного из этих приездов он должен быть арестован.

- Это легко, - сказал я.

Кардинал посмотрел на меня.

- Молчите! Вы не знаете, что такое Кошфоре. В замке имеются только двое или трое слуг, но вся деревня стоит за них как один человек, и это очень опасный народ. Ничтожная искра может опять поднять там целое восстание. Поэтому арест должен быть произведен тайно.

Я поклонился.

- Решительный человек, проникший в дом, - продолжал кардинал, задумчиво глядя на бумагу, лежавшую на столе, - с помощью двух или трех помощников, которых он мог бы призвать в нужную минуту, сумеет сделать это. Вопрос заключается в том, желаете ли вы быть этим человеком, мой друг?

Я сначала оставался в нерешительности, но затем отвесил поклон в знак согласия. Какой выбор был у меня?

- Нет, нет, говорите прямо, - резко сказал он. - Да или нет, мосье де Беро?

- Да, ваше эминенция, - неохотно ответил я.

Повторяю, какой выбор был у меня?

- Вы доставите его в Париж живым. Он знает кое-что, и потому он мне нужен. Вы понимаете?

- Так точно, монсеньер.

- Вы проникнете в его дом, как сумеете, - выразительно продолжал он. Для этого вам потребуется изрядный запас стратегии, и хорошей стратегии. Они ужасно подозрительны. Вы должны обмануть их. Если вам не удастся обмануть их или ваш обман откроется не вовремя, я думаю, мне больше уже не придется иметь с вами дело или вторично нарушать свой эдикт. С другой стороны, если вы вздумаете обмануть меня, - прибавил он, и на его устах заиграла еще более тонкая улыбка, а голос понизился до какого-то мурлыканья, - то я подвергну вас колесованию, как и подобает такому неудачному игроку.