Стрелы ангелов. Рассказы - Людмила Дудка

Ох, как стыдно и больно было тогда Саньке! Перед дружбанами стыдно. Ничего Юлька с собой не взяла – гордая! А Мишке-заразе повезло с женой. Ему, вообще, везет: троих пацанов родила ему Наташка. Дети такие чистенькие, ухоженные, воспитанные… Санька был у Мишки как-то в гостях. Все прямо так чинно и благородно. Да нет, он не завидует, но злость все ж есть. Чем он, Санька, хуже Мишки? Тот теперь еще и депутат. Уважаемый человек в городе. А Саньке патологически не везет. Открыл при помощи бати свою строительную фирму. Вроде бы и коллектив неплохой подобрался, но что-то застопорилось с заказами, с тендерами… Хватки у Саньки не было. Это так батя считает.

Живет Санька не с родителями, а в том же доме, где начиналась его неудачная семейная жизнь. Были еще у него попытки обрести семейное счастье, но все какие – то неудачные. С Юлькой сравнивал, и это сравнение, эту конкуренцию не выдерживали другие бабы. Вот ведь, зараза, как он прикипел к ней. Ему бы тогда броситься разыскивать ее, может, и удалось бы вернуть назад: ведь любила же она, когда замуж выходила! А он тоже в позу стал. Юльку потерял окончательно.

В доме красиво, вроде уютно, мать постаралась, чтобы у сынка все было чики – пуки… А как-то неуютно на душе у Саньки, одиноко. А тут еще Мишка-поганец предложил ему, своему однокласснику, стать крестным отцом у младшего сына… Мишка этот как укор Саньке. Родители у него алкаши были, сам Мишка в школе вечно голодный ходил, в столовке Санька отдавал ему свою порцию и отворачивался – ну не мог он спокойно смотреть, как давится Мишка, заглатывая пшенку с котлетой. Его в школе обижали, мелкий был ростом, драться совсем не умел, а Саньке жалко его было, приходилось заступаться, потому что батька как-то рассказал, что Мишка в раннем детстве серьезно болел, врачи уже отчаялись вылечить его, и он, батя, помог тогда с лечением. У Мишкиных пьющих родителей денег на здоровье сына не было.

Вообще, Санька знал за своим отцом слабость: тот был жалостливый, людям часто помогал, хотя мать и пилила его за это, она была посуровее в этом отношении. А батя, при всей его жесткости, имел сердце – так о нем говорила бабушка. Его уважали в городе. Батя очень переживал, что у его непутевого сына все наперекосяк выходит, что деньги, которыми он оплачивает очередные наполеоновские планы сына, идут прахом. Строительная фирма разваливается на глазах, люди стали уходить в фирму конкурентов. И вот Санька уже который день не в себе, все о жизни думает и сам себе удивляется: это когда ж такое было, чтобы его мысли такие посещали, прямо философские, черт возьми, все Санька мучается над вопросом, почему ему не везет…

А что это говорил вчера ему отец? Но сын не слушал, так как горько напился после пятилетнего зарока. Он на больную голову все пытался поймать нить разговора с отцом… Что же он говорил?.. О, вспомнил! Отец видел училку в поликлинике, ему не понравился ее вид, сказал, что она серьезно больна, а от ее бывших коллег узнал, что те собирают ей деньги на операцию, да и не факт еще, что эта операция поможет.

И зачем он сказал это сыну? Ведь знал, сколько крови она попила у Саньки! Постоянно названивала родителям, жаловалась, оставляла после уроков, заставляла переписывать классную работу… Эти дурацкие нравоучения, советы, а теперь вот заболела, и спровадили ее из школы вместе с советскими лозунгами о долге, чести, совести, вот еще вместе с ее патриотизмом. Эх, каждый только за свою шкуру и печется, а она застряла где-то на рубеже веков. Он еще в прошлом году слышал, что у нее не складывались отношения с директором: все лезла, наверно, с своими советами, правдоискательница… Наверно, не только учеников, но и коллег своих достала! Дура! Ох, как он сейчас был зол на нее! Сколько лет прошло, обида детская так и осталась. А вот Юлька ее боготворила – как же, отличница! В гости к ней домой ходила, они часами могли общаться. Он потом, кстати, узнал, что училка отъезд Юльки не одобрила, говорят, что сказала, мол, поломают судьбы оба себе, так как такая любовь шрамы на всю жизнь оставляет. Ну, не знает Санька, как там у его бывшей, поговаривают, что счастлива, вроде замужем, а вот только у него без нее стежка эта самая, судьбы тропиночка, все с ямками да изгибами – муторно на душе, иногда завыл бы с тоски. Баб кругом полно, дом, машина, а в доме том Юльки нет…

Он вспомнил некстати, что постоянно сравнивал Юльку с училкой – ну, просто рок какой-то! В дневнике у него каждую неделю эти дурацкие тупые записи: «Не учил, не готов к уроку, сорвал урок». У, как батя кипел! Стыдно за сынка было, а вот маман поддерживала сына, тоже не любила школу, даже на выпускной вечер они с отцом не пришли: мать категорически отказалась, а отцу одному идти вроде как и неудобно.

Ночь, кажется, подошла к концу – за окном порозовел рассвет… Санька обратил внимание, что за несколько часов выкурил почти пачку сигарет – это уже перебор! Чего это он так расклеился?! Подумаешь, кругом придурки! Будет и на его улице праздник! Обязательно будет…

Звонок разбудил Михаила, который поспешил с телефоном в прихожую, чтобы не тревожить жену и детей:

– Да. Кто это? Ты, Александр? Что-то случилось?

– Ты извини, что рано звоню, но у Риммы Васильевны, ну, у нашей Риммочки, у нее диагноз нехороший. Что-то там учительство собирает… В общем, через часок подъезжай ко мне, обмозгуем, что делать. У моего отца в онкоцентре связи есть. Ей обязательно надо помочь, а то она загнется – ты же знаешь, она никогда свое здоровье не берегла. Отец мой сказал, что видел ее —маленькая, сгорбленная, как старушонка, так ей ведь нет еще и шестидесяти – оно, конечно, такая болячка кого хочешь согнет… Подъезжай, мы должны помочь! Все у нее будет чики – пуки!..

Санька почувствовал какой-то неожиданный прилив сил, настроение улучшалось, хотелось что-то делать, с кем-то говорить… Он вдруг решился позвонить той, которую любил, но отчаянно боялся услышать ее недовольный голос, понимая, что она навряд ли захочет разговаривать с ним…

– Кто это? Кто это? Не молчите!

– Это я, Юлька…

– Саша, ты? Что-то случилось? У моих родителей что-то не так? Да? Они вчера не звонили мне!

– У них все в порядке! Тут это… такое дело… Римма Васильевна заболела, ну …я решил позвонить тебе… Извини, что побеспокоил.

– Все нормально, спасибо, что сообщил, я приеду, обязательно приеду, а вы с Мишкой ее одну в беде не оставляйте – я же понимаю, что если ты позвонил, то у нее серьезный диагноз! А как ты живешь?

– Хорошо живу: все у меня чики – пуки! А что мне… это ты у нас семейный человек, а я без тебя как крапива на заброшенном поле – помню, как ты обо мне именно так сказала!

– А ты, оказывается, злопамятный… Только я не замужем!

И все, она отключилась, наступила напряженная тишина, Саньке показалось, что он не только оглох, но и потерял дар речи, и почему-то стало трудно дышать – он рванул ворот рубашки… Юлька! Юлька! Юлька!..

Странная инфекция

Сашка смотрит на спящего сына, прислушиваясь к его ровному, безмятежному дыханию, потом привычным жестом быстро крестит. Ночью это можно делать не украдкой. Да нет, она вроде бы и неверующая…. Но это неверие относительное. А, может быть, просто русская привычка, такая же, как не вставать утром с левой ноги, не переходить дорогу, если встретишь чёрную кошку…. Ну, а осененный крест – это душевное успокоение, своего рода бальзам для вечно напряженного женского сердца, которое от страха перед житейскими передрягами вечно колотится, как заячий хвост.

Как-то, ещё в школе, учитель истории сказал, что большинство русских женщин заражены странной инфекцией, таким своеобразным страхом перед настоящим. Помнится, Сашка тогда посмеялась над этим. А зря…. Так уж сложилось, что в её жизни не было прививок от странной инфекции, и судьба (как назло!) постоянно испытывала её.

Мысли в такие вот ночные бодрствования посещают Сашку самые мрачные. Что-то может с её сыном случиться? Вот месяц назад на соседней улице девочку пьяный водитель машиной сбил насмерть. Сашка видела, как на асфальте алела кровь. И сердце её тогда не колотилось, а бухало. Она отчётливо слышала его работу: бух-бух-бух… Господи, убереги моего Ванечку, мою кровинушку родненькую!

– Да что же это я, с ума что ли схожу? О чём думаю-то? А как голосила мать девочки, как кричала! – Сашка встала, рукой в темноте безошибочно взяла с тумбочки валерьянку. Потом включила ночник и стала капать…

А мысли метались с одного события на другое, им было тесно в головокружительном ночном бессилии. Будильник показывал три часа. До рассвета осталось совсем немного. Утром будет лучше, но ночь надо ещё пережить, заглушить, загнать в самый дальний угол души тоску и боль одиночества. Женщина знала периодичность своих ночных мучений, и она всегда была бессильна перед ними.