Тени черного леса - Алексей Щербаков

Мельников мысленно выругался — сейчас ему заложат очередного скрытого фашиста. Любимым занятием фрау было бегать по городу и поглядывать за всеми. Так что свежей информации у нее всегда был вагон и маленькая тележка.

Но когда старушка приблизилась, Мельников увидел, что с ее лица пропало обычное выражение скорбной торжественности, с которым она обычно сигнализировала «герру коменданту». Фрау была в откровенном ужасе.

— Герр лейтенант! Герр лейтенант! Убили!

— Кого!

— Этого… Феликса Йорка…

Мельников в этом городке был представителем власти — а потому, откинув расслабленность, двинулся следом за фрау Эльзой.

Вот ведь забавно получается, думал он по дороге. Два месяца назад слово «убили» было абсолютно обыденным. И не только на войне. Наши, придя сюда, не успели как следует развернуться — и сполна отомстить немцам за все. Тут же посыпались свирепые приказы, имеющие цель пресечь на корню это развлечение. Может, оно и правильно. А то и в самом деле тут одни головешки бы остались. Но кое-кому ответить пришлось…

Как-то, незадолго до ранения, Мельников во главе отряда разведчиков двигался впереди наступающих частей по дороге возле какого-то городка. И вот внезапно из кустов выскочили три девушки. Две оказались украинками, одна полькой. Из тех, кого немцы угоняли в Германию и предоставляли в виде батраков — то бишь рабов — местным крестьянам и помещикам. Так вот, они кое-что рассказали про свою помещицу, которая имела милую привычку всячески издеваться над своей дармовой рабочей силой. Услышав некоторые подробности, ребята были готовы тут же отправиться и разобраться. Но — приказ не велел. Есть ли смысл идти под трибунал из-за какой-то суки? Да и война — не та работа, где можно отвлекаться. Но Мельников не зря провел три года в белорусских лесах. Где никаких трибуналов не было.

— Девушки, мы сейчас на боевом задании. Но вечером мы заглянем. ТОЛЬКО ВЕЧЕРОМ. Вы поняли?

Девушки поняли. Конечно, заглянуть на эту ферму служба не позволила. Но потом лейтенант узнал, что там случилась досадная неприятность. Помещица зачем-то пошла в сарай — а он возьми и сгори. Вместе с ней. Такая вот вышла незадача. Что ж поделать? Превратности войны.

А если прибавить еще и американские бомбы — да и наши ведь тоже падали не всегда точно на цель… Обычное дело, когда поврежденные бомбардировщики скидывали бомбы куда ни попадя. Смерть ходила по Германии — и косила не разбирая. Как до этого — по России. Но за полтора месяца, которые провел Мельников в этом городке, тут не случилось ничего. В окрестностях было очень тихо.

— Сюда, сюда, — бормотала фрау Эльза.

Феликс Йорк жил в небольшом чистеньком двухэтажном домике. Мельникова сразу же поразило в жилье нечто странное. Но он не понял — что. Да и не было времени понимать. В гостиной стояла старушка в крахмальном переднике.

— Это она нашла убитого, — пояснила фрау. — Она ходила к нему убирать комнаты. А он лежит. Только она испугалась…

Вот ведь тоже! Неужели есть еще люди, которые боятся мертвых?

— Туда, — сказала старушка, кинув на лестницу.

Лейтенант поднялся по дубовой добротной лестнице на второй этаж. Одна из дверей была открыта. Заглянув туда, Мельников увидел пожилого, но крепкого мужчину. Он лежал на спине возле массивного письменного стола с ножками в виде львиных лап. На трупе зияла рана в области сердца. В комнате царил беспорядок. Ящики письменного стола были выкинуты на пол, бумаги валялись по всей комнате. Та же участь постигала и книжный шкаф. Что-то искали.

Мельников понятия не имел, как вести себя в таких случаях[4]. А потому он повел себя как принято у немцев — решил переложить необходимость принимать решения на начальника.

— Фрау, бегите за комендантом!

Майор Щербина пришел непроспавшийся — а потому злой как черт. Вчера он ездил в гости в соседний городок к тамошнему коменданту — и осталось непонятным, как он сумел довести обратно мотоцикл. Сейчас комендант тусклым взором осмотрел местность.

— Убили?

— Так точно. — Мельников пригляделся. — Финкой, видимо. Или кинжалом. Грамотно сработано. Умелый человек делал. Прямо в сердце.

— Ну а нам-то что? — раздраженно бросил майор. — У них в Германии бандитов нет, что ли? Когда из концлагерей выпускали, особо не разбирались, кто там и за что. А у них за решеткой и уголовники сидели. Вон, гляди, все перевернуто. Золото, наверно, искали. Ладно. Я ребятам скажу, чтобы повнимательнее были.

— А этого?

— Что этого? Пусть их бургомистр необходимые документы выписывает. Родственники у него есть? — спросил майор фрау Эльзу, которая упорно просовывала нос в открытую дверь. Она убитых не боялась.

— Не знаю. Он чужой. Приехал уже после того, как Гитлер пришел. А я вас предупреждала…

Майор, почувствовав, что на него сейчас выльется очередная порция сплетен, которыми фрау начиняла свои доносы, лишь махнул рукой.

— Нет родственников — тогда ну его. Что там у них положено? Священник? Пусть и делает, что надо. В землю зароем — и все дела.

Вроде бы на том дело и кончилось. В самом деле, что разводить церемонии? Пастор прочел молитву, потом несколько местных жителей отнесли тело на кладбище и зарыли в каком-то дальнем его углу.

Середина того же дня

Мельников занимался культурным досугом — стучал костяшками домино в компании со своим корешем — старшим сержантом Копеляном. На столе стояла бутылка вина. Его, этого вина, нашли огромное количество в одном из богатых домов, хозяин которого бесследно исчез еще до прихода наших. Он был каким-то местным партийным фюрером — и понимал, что ничего хорошего его при русских не ждет. Большинство солдат это вино не любили — кисло и слабо. Но армянин (да еще и недоучившийся студент-историк) Копелян уверял, что это самое лучше вино, которое пьют разные там аристократы.

Старший сержант сделал большой глоток, врезал об стол костью и задал вопрос на тему, которую от скуки обсуждали все:

— А все ж, лейтенант, как думаешь, кто мог этого фрица прирезать?

Ответить Мельников не успел. На пороге возник рядовой Егоров, молодой, из последнего призыва:

— Товарищ лейтенант, вас срочно требует товарищ майор.

Мельников вышел из дома, где располагался комендантский взвод, перешел улицу и вошел комендатуру.

— Слушай, Мельников, кажется, пошли серьезные дела. Мне только что звонили откуда надо. Недалеко от нашего городка, на главной дороге, было нападение на нашу машину. Мне там знакомые по секрету сообщили все подробности. Машина была из службы снабжения. Шла с каким-то грузом— вино откуда-то везла для начальства. А эти, значит, подкараулили ее из кустов и врубили… В машине был один водитель, из последнего призыва, не воевавший. Он в штаны наложил, машину бросил, дернул прочь, как заяц… Эти его не преследовали. Он до наших добрался… Подъехали где-то через два часа. Машину по следам нашли. Ее отогнали в сторону от дороги. Машину сожгли.

— Разгрузили, видимо, раз отогнали. Думаете, товарищ майор, все-таки началось?

Майор его понял. Дело в том, что среди солдат и офицеров одно время ходили смутные слухи о подпольной нацисткой организации, которая не собирается складывать оружие и после капитуляции. И это были не просто слухи. Майор Щербина, который имел бесчисленное количество знакомых в самых разных армейских структурах, рассказывал (тоже по секрету) — в одном из таких же вот тихих городков среди бела дня убили коменданта. И ведь не из какого-нибудь вульгарного «MP-40»[5] или «Вальтера». Это мог сделать и какой-нибудь особо сумасшедший пацан из «Гитлерюгенда». Таких Мельников видал. Его ребята как-то взяли в плен двух четырнадцатилетних волчат, которые дрались за единственный фаустпатрон… Но в этом случае коменданта застрелили из очень своеобразного оружия — однозарядного ружья, замаскированного под трость. Уж какого только оружия Зверобой за войну не видел, а о таком даже слышать не приходилось. Явно какая-то специальная штука для диверсантов. Такую кому попало не дадут.

Но после этого ни о чем подобном ничего слышно не было. Все решили, что Смерш хорошо поработал. Но, видимо, не совсем хорошо…

— Я ничего не думаю, — ворчливо сказал майор. — Но есть приказ. Повысить бдительность и, что самое главное, — принять меры к ликвидации. Для начала надо попытаться добыть максимум сведений об этих фрицах-партизанах. Ты у нас разведчик, к тому же с населением кумишься. Вот и действуй.

На улице Мельников закурил и начал думать, с чего начать. Он хорошо изучил, как воюют с партизанами. На собственной шкуре. Поразмышляв, он пробормотал:

— Надо переть к одноногому.

Речь шла о немецком солдате-инвалиде. Он потерял ногу где-то под Сталинградом. Отморозил. Чему искренне радовался — потому что успел вырваться до того, как там началось самое веселье. Из его роты в живых не осталось никого. Но из России он привез умение гнать самогон. Чем и занимался. Кроме того, оттуда же он привез отвращение к нацизму. Впрочем, возможно, оно были и до этого. Фридрих до прихода был то ли социал-демократом, то ли христианским демократом… Мельников в таких вещах не разбирался. Но нацисты его сочли неблагонадежным и выперли с «волчьим билетом из школы», где он преподавал астрономию. Он с самого начала активно сотрудничал с нашими. Его, кстати, активно проверяли смершевцы — но оставили в покое.