Время "Ч" - Хулио Травьесо

3

Как-то одним из летних вечеров 1951 года в поселок Канделариа завернул роскошный черный «кадиллак» с правительственным номерным знаком. У кафе «Ла Гран Виа» лимузин остановился, и из него в сопровождении трех телохранителей вышел сенатор Пако Прио, брат президента республики. Не успел он отойти от машины, как несколько человек загородили ему дорогу. Мгновенно спины телохранителей закрыли сенатора надежной стеной. В поведении людей, дерзнувших стать на пути сенатора, не было, однако, ничего угрожающего. Поношенная одежонка, в глазах испуг от собственной храбрости. Пако Прио усмехнулся — должно быть, идейные сторонники президента желают засвидетельствовать свою лояльность. Раздались робкие голоса:

— Господин сенатор, мы бы хотели поговорить с вами.

— Таксисты мы, из Артемисы, тут вот какое дело…

Пако Прио отстранил рукой телохранителей и шагнул навстречу таксистам.

Из кафе, спеша поглазеть на сенатора, высыпали на тротуар зеваки.

Состоялся обмен рукопожатиями, после чего таксисты принялись наперебой объяснять суть волновавшей их проблемы.

Их маршрут Артемиса — Канделариа, по которому ходил также автобус транспортной компании. Пассажиров немного, стоимость поездки на такси такая же, как на автобусе. Заработка едва хватает на бензин да на кусок хлеба.

— Так в чем, собственно, проблема? — нетерпеливо перебил сенатор.

Проблема заключалась в том, что автобусная компания считает перевозку пассажиров своим монопольным правом. Таксисты объявлены вне закона компанией и… лейтенантом сельской жандармерии Артемисы. Автобусные инспектора и жандармы организовали на них настоящую травлю: устраивают на дорогах засады, останавливают машины, силком высаживают пассажиров и запрещают им платить за проезд. Случается, таксистов отвозят в жандармерию, а машины отбирают на одну, а то и на две недели.

— Ну хорошо, а почему вам не попробовать возить в поселке?

— Да разве этим прокормишься? В поселке и сорока сентаво в неделю не заработаешь. На маршруте худо-бедно, но можно продержаться.

— Так и быть, утрясти это дело брату президента, надеюсь, окажется по силам, — шутливо улыбнулся Пако Прио. Таксисты тоже заулыбались, ухмыльнулись телохранители. Сенатор вернулся в свой «кадиллак» и велел ехать в Артемису. Следом потянулась вереница обшарпанных машин с шашечками. Когда таксисты добрались до поселка, черный лимузин уже стоял у дверей жандармского управления. Прошло минут двадцать тягостного ожидания; наконец, сенатор появился.

— Ну, ребята, — торжествующе оглядел сенатор сгрудившихся вокруг него таксистов, — все улажено.

Церемонно распрощавшись со всеми, довольный собой, Пако Прио уселся в машину.

— Смотрите, не забывайте на выборах брата президента! — крикнул напоследок сенатор, и «кадиллак» умчался.

Важное событие решено было незамедлительно спрыснуть. На следующий день Рикардо Сантана, один из тех, кто разговаривал с братом президента, отправился в первую поездку. На стоянке в машину сели пять пассажиров, все до Канделарии. Итого — полтора песо, прикинул Сантана в уме, совсем неплохо для начала. Пришлось, правда, помочь закинуть в багажник несколько тяжелых мешков с картошкой, так это ведь сущий пустяк для такого молодого, сильного парня, как он. Стараясь не перегружать мотор, Сантана медленно вел осевшее такси по проселочной дороге. Последний поворот перед выездом на шоссе, и тут он заметил на обочине двух человек, делавших знаки остановиться. Их фигуры были ему слишком хорошо знакомы: автобусный инспектор и капрал сельской жандармерии. Сантана затормозил. Инспектор просунул голову в окно к пассажирам:

— Ну-ка, все из машины.

— Так ведь есть разрешение, — начал было Сантана, но его резко оборвал капрал:

— Поедешь с нами.

Представ перед лейтенантом сельской жандармерии Артемисы, юноша вновь попытался протестовать:

— Вчера брат президента республики сказал, что получил для нас разрешение…

— Вчера это вчера, а сегодня это сегодня, — прорычал лейтенант. — Сенатор вчера говорил одно, а сегодня я говорю другое. На этот раз машину мы тебе оставляем, но в следующий отправишься домой на своих двоих.

4

До 17 лет Рикардо Сантана жил в дощатом крестьянском домишке с земляным полом. Семейство существовало благодаря участку тощей земли размером в одну кабальерию,[6] на котором отец возделывал картошку, помидоры, бовиато[7] и разные другие овощи. Бывали удачные годы, когда земля одаривала богатым урожаем, цены на рынке стояли высокие, ящик помидоров шел за песо тридцать сентаво. Случалось и так, что помидоры сгнивали на грядках недозрелыми, а на другие овощи цены падали столь низко, что оставалось лишь скармливать их свиньям. Тогда все домочадцы затягивали потуже пояса, а мужчины отправлялись на отхожий промысел.

Когда Сантане исполнилось 16 лет, он взял мачете и зашагал из родной деревни искать работу. Добравшись до побережья, решил попытать счастья на тростниковой плантации «Ла Кримэа». Услыхав, что Сантана просится рубщиком тростника — мачетеро, управляющий изумленно загоготал, широко раскрыв беззубый рот.

— Это ты, что ли, мачетеро? — махнул он в сторону жилистых, мокрых от пота рубщиков, Сантана вспыхнул; худосочный, он казался подростком.

— Вы меня хотя бы испытайте. Управляющий продолжал хохотать:

— Так и быть, посмотрим, на что ты способен, только ты ведь и трех дней не продержишься, это точно.

Сантана продержался и три дня, и всю сафру.[8] За сто арроб[9] срубленного и погруженного для отправки на сахарный завод тростника он получал 88 сентаво. Когда он стал срубать ежедневно 200 арроб, его дневной заработок достиг одного песо 76 сентаво.

Труд на плантации был изнурительным, да и платили за него гроши. Сантана решает вернуться домой. Он устраивается на соседней ферме трактористом; работа каторжная, зато удается хоть что-то заработать: за 24 вспаханных корделя[10] — по 70 сентаво.

Как-то в разговоре один его приятель из Артемисы расписал радужными красками работу таксиста. Без долгих колебаний Сантана продал упряжку волов и взял в рассрочку потрепанный «форд» 1938 года выпуска. Пройдя «обкатку», новоиспеченный таксист понял, что и на этом поприще его ждало разочарование. С пассажирами туго, выручки хватало только на бензин да на ремонт старенького «форда». Сантана принимает решение переселиться в поселок, поближе к месту работу. Он уговаривает отца продать земельный участок и приобрести домик в Артемисе. Все семейство покидает деревню и устраивается жить на 15-й улице. Сантане к этому времени исполняется 18 лет. В поселке он заводит себе новых друзей. Среди них — таксисты братья Галан и Хулио Диас, официант кафе Северино Росель, соседи Грегорио Кареага и Рамон Пэс. Он встречается с девушкой и подумывает о женитьбе. В общем, жизнь Сантаны течет спокойно, хотя и приходится много работать, да мало зарабатывать.

К политике Сантана относился с подозрением. Никто, даже члены его семейства — рьяные сторонники «аутентичного» правительства — не могли убедить его вступить в ту или иную политическую партию. Однако при всем своем равнодушии к политике он с уважением отзывался об Эдуарде Чибасе, хотя и не собирался стать ортодоксом. Газет Сантана не покупал, брал их почитать иногда у знакомых — тратить ежедневно 5 сентаво считал излишней роскошью. В то же время он всегда с интересом слушал по радио выступления Чибаса; слова лидера Ортодоксальной партии были ему близки и понятны.

5

Педро Триго возглавлял ячейку фиделистов в Калабасаре. Вместе с братом участвовал в штурме Монкады, назад вернулся один… Вплоть до прихода к власти президента Прио был профсоюзным лидером на текстильной фабрике КОЛАНА.[11] Триго поддерживал тесные контакты с коммунистами, основавшими на фабрике свою ячейку. На профсоюзных выборах 1948 года он даже зарегистрировался в бюллетене как член Народной социалистической партии (НСП).[12] Триго питал глубокую симпатию к коммунистам за их кристальную честность и высокую нравственность, но от вступления в их ряды пока воздерживался.

В конце 40-х — начале 50-х годов, в самый разгар пресловутой «охоты на ведьм» на Кубе, коммунисты были ошельмованы как «красные агенты», купленные на «золото Москвы». Против членов НСП была организована злобная пропагандистская кампания, умело направляемая чужой рукой. В нее включились практически все средства массовой информации, начиная с «беспристрастного демократического» журнала «Боэмия» и кончая махровой реакционной газетенкой «Диарио-де-ла-Марина». С их помощью фабриковались всякого рода фальшивки, способствовавшие разжиганию в стране антикоммунистической истерии.