Сан-Карлос - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще бы! Мне не впервой высоко забираться.
— Вот как? — хмыкнул капитан.
— Конечно. До того как капитана Урбано задержали французские таможенники, и у меня были с ним дела. Он продавал мне сигары, а я хорошо платил. Вы знали Урбано?
— Знал. Он был храбрец, и, если бы не предательство, он и сейчас еще доставлял бы немало хлопот проклятым таможенникам!
— Он напоролся на крепкого бригадира.
— На кого же?
— На Франсуа Дюбуа. Это имя здесь хорошо известно, черт возьми! Сейчас он охраняет ворота Серданьи.
— Нет-нет, он у Арастильских озер.
— Не может быть! — удивился крестьянин.
— И он поклялся, что схватит капитана Сан-Карлоса живого или мертвого!
— Вот как? Ну, капитан, будьте начеку! Я вас очень уважаю, но, честно говоря, не дам и понюшки табаку за ваш товар.
— Почему так?
— Потому что и вы, и ваш товар рискуете не попасть в Катарав.
— Ты так уверен?
— Настолько, что предлагаю: мы ни о чем не договаривались, я ни о чем вас не просил. Я обойдусь без ваших сигар, а вы без моей компании.
— Боишься? Значит, этот Дюбуа такой страшный?
— О! Вы… Вы просто его не знаете!
— Верно, не знаю. А он узнал, что таможенники никак не могут схватить мою команду, и преследовал нас в Серданье, но попусту. Впрочем, он вроде парень не промах, я его уважаю и не прочь снова померяться с ним силой. Хитрость против хитрости, ловкость против ловкости! У нас есть преимущество — всегда легче строить козни, чем их раскрывать. Никогда бригадир Дюбуа не схватит капитана Сан-Карлоса!
— Почему это?
— Потому что слишком громко хвастает.
Группа приблизилась к дороге на Котре и вышла на нее с левой стороны. Контрабандисты остановились, Сан-Карлос пошел на разведку. Крестьянин вызвался его сопровождать.
— Останься! — приказал капитан.
— Пожалуйста, разрешите мне пойти с вами!
— Ни в коем случае.
— Но почему, капитан?
— Ты слишком труслив.
Крестьянин замолчал и остался с бандитами. Сан-Карлос вышел на дорогу. Все казалось спокойным. С каждой стороны дороги вздымались высокие, труднопроходимые нагромождения камней. Казалось, проще всего было идти по проторенному пути, ведь таможенники обычно устраивают засады в узких, непроходимых местах. Но у Сан-Карлоса был свой план, он сделал знак товарищам следовать за ним.
— Что это за дорога? — спросил капитан у крестьянина.
— На Котре.
— Хорошо.
Группа пересекла дорогу и углубилась в нагромождение скал и камней. Эти гранитные завалы громадных размеров казались даже какими-то ненатуральными. Должно быть, поле боя, где Юпитер одолел объединившихся гигантов, было так же усеяно снарядами великанов, обернувшимися против них самих. По краям дороги высились гигантские блоки, застывшие каменные каскады; валун смогла бы поднять лишь рука Энкелада. Камни имели округлую форму, видимо, под дождями их неровности стесались, и теперь их обволакивала тишина, резко контрастируя с застывшей энергией завалов, в каждой вмятине хранивших эхо громовых раскатов и отблеск молний.
Прошло полчаса, и команда Сан-Карлоса остановилась. Контрабандисты пришли к одному из своих тайников, где они прятали товары, если таможенники преследовали их слишком настойчиво. Сан-Карлос оставил крестьянина в нескольких шагах позади и убедился, что путь свободен. Тогда он вернулся к товарищам и приказал собрать вместе все мешки с грузом.
— Сколько сигар тебе нужно? — спросил он у крестьянина.
— Тысячу, если можно.
— Сколько заплатишь?
— Капитан, ваши перекупщики продают во Франции сигары по четыре соля; государство — по пять…[14] Я хочу заработать больше чем истрачу.
— Значит, тридцать экю[15], — решил Сан-Карлос.
— Двадцать пять экю![16] И я от своих слов не отступлюсь!
— Тридцать экю, дружок. Это самое меньшее, что можно заплатить за prensados, доставленные потихоньку от бригадира Франсуа Дюбуа.
— Да поможет мне Бог! — воскликнул крестьянин. — Они еще не прибыли по назначению. Двадцать пять экю звонкой монетой! Я их перепродам по пятьдесят[17] и заработаю мои семьдесят пять франков чистыми.
— Будь по-твоему. Бери этот мешок, в нем тысяча сигар.
Крестьянин счел своим долгом открыть мешок.
— Ты нам не доверяешь? — заметил капитан.
— Вовсе нет, но я люблю в делах точность.
— Делай как знаешь. А где деньги?
— Вот пятнадцать замечательных французских монет.
— У тебя нет испанских?
— При себе нет.
— Ладно! Поторопись, мы уходим.
Крестьянин открыл мешок, рассмотрел содержимое и снова завязал его, незаметно подложив к иностранному товару свои сигары. Затем закинул груз за плечо. Группа вновь последовала за Сан-Карлосом через каменный лабиринт. Капитан возобновил разговор с крестьянином.
— Вы направляетесь к озерам? — спросил тот.
— Нет, — ответил Сан-Карлос, — хочу сыграть шутку с Дюбуа. Я просто сделаю крюк и зайду в долину Аржелес, а оттуда вернусь в Катарав.
— А как же пост в Фурмоне?
— Он слеп и глух!
— Я бы рискнул через озера, ведь у таможенников нет лодки. Причаливаете с противоположной от них стороны, и, прежде чем они успеют обогнуть озеро, товар в полной безопасности спрятан в лесах Герета.
— Будь я проклят, дружок, ты неплохо знаешь эти места! Но зачем столько предосторожностей? У меня среди таможенников есть свои люди, они помешают им встать на моей дороге.
— Что-то не верится! — пожал плечами крестьянин.
— Эй, — посуровел Сан-Карлос, — не хочешь ли ты сказать…
— Говорю, что это невозможно!
— Но ты-то должен бы об этом знать, ведь ты столько всего знаешь! Кстати, а почему бы тебе не заделаться настоящим контрабандистом?
— Не люблю пальбы из ружей.
— А если встретим «зеленые мундиры»?
— Тут же растянусь на земле.
— Ты все же трус, каких мало, я уже тебе это говорил.
Группа вышла на широкую дорогу, менее каменистую, чем те тропы, по которым она пробиралась до сих пор. Между камнями — они здесь не так тесно прижимались друг к другу — какие-то растения робко высовывали свои красивые головки и жмурили глазки, дожидаясь восхода солнца. Пышные, с длинными листьями, султаны камнеломки[18] грустно поникли, забыв в дремоте об опасном соседстве красного чертополоха и колючелистника. Папоротники разных пород там и сям переплетали длинные стебли. Рододендроны, закрывшие свои бесчисленные лепестки, ожидали солнечных лучей, чтобы напитаться от них богатством красок, а белые лилии, таинственно смежившие атласные очи, томились в предчувствии золотой зари, чтобы вознести к небу гимны красоты и ароматов, смешав их с пением птиц и добрыми делами человека.