Служу Престолу и Отечеству - Игорь Черепнев

Сразу по приезде стали прессовать всю троицу, но гаденыши, как один, отмазывались тем, что их оговорили, и умоляли передать их в руки правосудия. Фотограф даже попытался угрожать, упирая на свои многочисленные личные контакты с различным начальством. Мы с Ломовым в очередной раз пролистывали тетрадь и прикидывали варианты расшифровки, пока Валерий Антонович ездил к господам из губернского жандармского управления. Отсутствовал он недолго, где-то через час вернулся с молодым корнетом. Последний представился Михаилом Владимировичем Астафьевым и, улыбаясь, поблагодарил нас за то, что позволили оторваться от рутиннейшего занятия по перлюстрации писем. Пока он вникал в суть дела и беседовал с пойманными, мне в голову пришла интересная мысль. Коей я тут же поделился с начальством. После недолгого раздумья капитан Бойко вынес вердикт, что хуже от этого точно не будет, и разрешил маленько порезвиться.

Быстренько нахожу нескольких добровольцев, умеющих держать язык за зубами, озадачиваю их небольшими земляными работами, после чего выписываю увольнительную, прилагаю к ней несколько купюр и отправляю Егорку на барахолку и в мясную лавку. Затем предупреждаю Ганну, чтобы ни в коем случае не выпускала до отбоя малышню из дома. Пока все трудятся, выковыриваю из десятка нагановских патронов пули. Между прочим, удовольствие еще то!..

После того, как корнет отправился устанавливать наблюдение за квартирами, согласившись оставить подозреваемых до утра у нас, пригласил Валерия Антоновича и Петра Ивановича на генеральную репетицию и прогнал перед ними весь мини-спектакль. Зрители были впечатлены, шокированы, эпатированы… В общем, услышал в свой адрес много незнакомых слов, но тон был доброжелательным. Разве что Ломов, не зная о моем происхождении, слишком близко к сердцу принял увиденное действо в стиле незабываемых девяностых и смотрел как-то странно в мою сторону… Поверил, однако!..

На месте мы были вовремя. Ровно в семь вечера Чернов должен привести всю компанию на «вечернюю оправку» к отхожим ровикам. Идти сюда от «тюрьмы» примерно пять-семь минут… Так, актеры – по местам!.. Егорка, переодетый в потрепанную полукрестьянскую-полумастеровую одёжку, стоя в яме, медленно орудует лопатой, выкидывая песок наружу, и громко причитает:

– Ну, ваше благородие!.. Ну, не виноватый я!.. Оговорили меня!.. Не шпиён я, вот вам крест!.. Смилуйтесь, ваше благородие!.. Родителев старых пожалейте, один я у них!..

Рядом с угрюмо-невозмутимыми лицами стоят двое бойцов, типа конвой с винтовками на плечах. Ну, и сам хожу туда-сюда с папиросой во рту. Краем глаза вижу Чернова, ведущего задержанных к месту действия. Легкие сумерки, расстояние – метров пятнадцать. Должно получиться… «Не замечая» прибывших, подхожу к краю ямы:

– Хватит уже копать! Будешь признаваться или нет, сволочь?.. Последний раз спрашиваю!

– Ваше благородие!.. Не убивайте!.. Христом-богом молю!.. Не шпиён я!.. – Егорка неподражаем в своей роли.

Достаю из кобуры наган, прицеливаюсь и стреляю холостым. «Шпион» падает вниз и быстренько скручивается калачиком в ближнем углу ямы, издавая душераздирающие крики. Стреляю еще два раза, потом слышен только сухой щелчок курка.

– Черт! Забыл зарядить!.. Хрен с ним! Добейте его, чтобы не орал!

Бойцы спрыгивают в яму и, скинув винтовки, начинают вонзать штыки в песок. «Шпион» тем временем продолжает арию умирающего, вопя под каждый удар, не забывая при этом брызгать из бутылки свиной кровью на сапоги и винтовки… Наконец, он издает великолепный «предсмертный хрип»… Конвойные вылезают из могилы, один берет лопату и начинает ее закапывать, другой помогает ему, обрушивая землю вниз сапогом. Все это делают, стараясь не попасть на Егорку, скрючившегося в заранее отрытой «норе».

Пора переключать внимание на себя, зрители, кажется, очень впечатлились… «Вдруг» замечаю всю подошедшую компанию и обращаюсь к Чернову:

– Твою такую-растакую… Унтер! Какого хрена ты их сюда привел?! Сказано было – завтра, значит – завтра!.. Мне что, теперь ждать, пока каждый себе по могиле выроет?..

– Так эта… Ваше благородие… Их же до ветру надобно было вывести… Засрут же ночью всю камеру… – Михаил, играя свою роль, испуганно оправдывается.

– Ну, так чего стоим? Гони их, пусть опростаются! А завтра… – Задумываюсь, затем небрежно машу рукой. – Нет, один хрен, не признаются… Завтра поутру сюда их, да лопаты не забудь. У меня днем куча дел, а тут еще с этой сволотой возись!.. Давай командуй… На оправку…

Оборачиваюсь к конвойным:

– Закончите, и в казарму! В порядок себя привести не забудьте!.. Да, и подойдете к фельдфебелю, скажете, что от меня – по чарке. Ну, и завтра, думаю, голодными не останетесь…

Теперь – последний штрих. Бойцы, проходя мимо «зрителей», должны выдать между собой диалог типа:

– Совсем озверел их благородие, за два дни пятого лично кончает.

– А шо ты хотел? Из-за них почти что вся рота в окопах полегла. И сам он чудом жив остался.

– Ну дык не самому же, ахвицер все-таки.

– Эт-та ты брось. Наш командир не из благородных, кровью выслужил. За солдат горой стоит и предателев жуть как не любит. Вона как…

Как потом рассказал Чернов, все четверо с большим удовольствием оправились всеми возможными способами и очень шустро понеслись в «тюрьму» думать. А чтобы мысли текли в правильном направлении, Михаил попозже притащил и кинул в камеру одеяло, оставшееся от «шпиёна», с многочисленными слегка подзасохшими пятнами крови. Мол, пригодится напоследок. Под голову там свернуть вместо подушки аль накрыться, чтоб теплей было. В любом случае до утра там будет пахнуть свежей кровищей. Была еще идея посадить возле двери кого-нибудь, чтобы слушал и стенографировал, но все беседы велись шепотом…

Утром Бойко с Ломовым и прибывшим корнетом еле успевали фиксировать на бумаге исповеди горе-шпионов. У меня даже возникло ощущение, что присутствую на Брейн-ринге, где даже доля секунды имеет значение. Помимо, разумеется, правильных ответов. Самым ценным собеседником оказался фотограф, который, оказывается, был напрямую связан с резидентом, роль которого исполняла люблинская проститутка Мария Цибульская, фланировавшая между Минском, Столбцами и Несвижем. Все известные ему осведомители замыкались на нее, а уж куда дальше тянулась ниточка – это надо было спрашивать уже у мадам, которая, по словам фотографа, должна была приехать завтра-послезавтра. Во всяком случае, прижимая изо всех сил ручонки к груди и боясь встретиться со мной взглядом, этот умник клялся и божился, что начиная с завтрашнего вечера он должен был появляться возле дома Фельдмана по Старо-Виленской, двадцать шесть, и справляться о прибытии дамочки.

Масштабы заварушки уже превосходили наши скромные возможности, поэтому Валерий Антонович решил еще раз связаться с жандармским управлением города и передать им инициативу. На мой недоуменный вопрос насчет контрразведки фронта с горечью заметил, что после убытия Батюшина разведкой Западного руководит подполковник Базаров, человек очень несамостоятельный, малоэнергичный и нерешительный, а корнет Астафьев поспешил нас заверить, что им не впервой заниматься подобными делами.

– В прошлом году мы задержали некую девицу по имени Антонина Кедыс, которая слишком много времени проводила в постелях господ офицеров. И не просто проводила, а выпытывала у них сведения военного характера. Когда ее как следует допросили, оказалось, что никакая она не Кедыс. Настоящее имя – Эрма Ляудер. Родилась в Тильзите в семье торговца лесом. Закончила лётную школу. Весь позапрошлый год провела в шпионских полетах над Ковенской и Гродненской крепостями. А в начале войны по поддельным документам пробралась в Минск, чтобы собирать разведданные не в небе, а в офицерских койках. Может быть, и потому, что с объявлением войны барышень официально отстранили от полетов…

– Интересно, Михаил Владимирович, и как же вы убедили ее быть откровенной? – Никаких подвохов, меня интересует только техническая сторона дела.

– Ну, Денис Анатольевич, у каждого могут быть свои профессиональные приемы… Вы же не рассказываете, как поспособствовали искреннему раскаянию сегодняшних клиентов и почему они ежеминутно на вас со страхом оглядывались…

Через два дня корнет Астафьев вновь появился у нас в гостях. Прибыл в компании ротмистра той же ведомственной принадлежности, отрекомендовавшегося Колесниковым Иваном Даниловичем, и капитана Бойко. И привезли данные господа интересные новости. Оказывается, интересующая всех нас мадам Цибульская вчера прибыла в город. Остановилась по адресу, указанному фотографом, который теперь, со слов ротмистра, в поте лица работал на жандармское управление.

– Вы, господа, так напугали беднягу, что, попав в настоящую камеру, он был безмерно счастлив. – Иван Данилович весело улыбается, затем продолжает: – Честное слово, первый раз видел человека, рвущегося за решетку… Впрочем, там он пробыл недолго, сразу на допросе рассказал все, что ему было известно, и, представьте, сам предложил сотрудничество!