Руки чужака - Тэд Уильямс

Тобиас рассказал землякам (с ликованием, нельзя не отметить), что побывал в Идерс-Чёрч, что этот город и вправду такой большой и удивительный, как ему представлялось.

— Там целая прорва собак! — сообщил Тобиас; глаза его по-прежнему сверкали при мысли о зрелище, которое ему довелось повидать. — А дома-то высоченные! А народу!..

Видимо, он считал, что порка, которую только что устроил ему отец — исключительно из принципа, потому что механизм исчезновения мальчишки по-прежнему оставался тайной, — малая цена за возможность повидать все это.

Тобиас понятия не имел, каким образом он перенесся из своей деревни в отдаленный город. Он утверждал, что это произошло мгновенно: вот он стоял и держался за руку Эли, а вот он уже в Идерс-Чёрч, посреди рыночной площади. К несчастью, такого же волшебного способа возвращения для него не нашлось, и все это время он добирался домой.

Когда на следующий день королевский прокурор доехал до деревни, речь об обвинении в убийстве уже не шла, хотя кое-кто мрачно поговаривал о колдовстве. Королевский прокурор — маленький, кругленький, преисполненный чувства собственной значимости, с компактной бородкой клинышком — настоял, чтобы его проводили к двум бывшим пленникам, которые, освободившись, вернулись на свою прежнюю стоянку в лес Оруженосцев — хотя без прежней уединенности.

Протянув жезл — символ своей должности, законовед приблизился к Эли и произнес:

— Именем государства и его милостивого сюзерена, его величества короля приказываю тебе рассказать, как ты отослал мальчика в Идерс-Чёрч!

Здоровяк лишь безразлично взглянул на него и протянул ладонь. Королевский прокурор, поколебавшись мгновение, тоже подал пухлую руку и позволил ухватиться за нее.

Когда присутствующие, в том числе и отец Бэннити, проморгались, то оказалось, что королевский прокурор вместо прокурорской туники облачен в одеяние судьи, сутану и венок и на груди у него — золотая цепь, на которой висит огромный, круглый золотой знак должности. (Некоторые также предположили, что подбородок бывшего прокурора сделался более твердым, а взгляд — более проницательным, чем прежде.) Бывший королевский прокурор, а ныне — полноправный судья моргнул, потрогал венок из листьев у себя на голове, а потом рухнул на колени и вознес благодарственную молитву.

— Двенадцать лет я ждал! — повторял он снова и снова. — Благодарю тебя, Господи! Меня все обходили — и вот я дождался!

Потом он встал и с надлежащей законоведческой важностью провозгласил:

— Эти люди не практикуют никакого недозволенного колдовства. Я постановил считать, что они — истинные посланцы Бога и к ним следует относиться с почтением.

Обнаружив, что содержимое его карманов потяжелело на несколько золотых — разница между старым и новым жалованьем, — новоиспеченный судья тут же продал деревенскому кузнецу Пендеру свою повозку и осла, нанял кучера, купил лошадей и покинул деревню в крытом экипаже. Позднее поговаривали, что ему поручили четырнадцатый королевский округ.

После поразительного преображения прокурора в лес Оруженосцев потянулись жители деревни и даже кое-кто из окрестных поселений, ведь в сельской местности новости расходятся быстро. Стоянка двух пришлых превратилась в место паломничества. Народу прибывало так много, что и отец Бэннити, и самые рассудительные из живущих ближе всего к лесу крестьян забеспокоились, как бы весь лес вскорости не вытоптали подчистую; но лесник был не в силах прогнать идущих — с тем же успехом он мог бы останавливать прилив на краю земель.

Хотя никого из просителей не прогнали, не все обрели исполнение заветного желания; Эли протягивал руку лишь одному из трех-четырех, и сила в этом вопросе не помогала. Один человек, гончар Кили, попытался сам раздвинуть пальцы здоровяку и вложить в его руку свою. В этом он преуспел, но ничего волшебного с ним не произошло — если не считать болезненного чирея, который выскочил у него на лбу на следующий день.

Некоторые из желаний паломников оказались на удивление мелкими и домашними: у одного человека внезапно выздоровела больная корова, а у одной женщины ее младший сын вдруг стал слышать так же хорошо, как и до лихорадки. Были и предсказуемые желания, как, например, у мужчины, который после рукопожатия с Эли нашел под древней стеной, которую чинил, горшок со старинными монетами.

Или еще история: с окрестных ферм прибыли двое убогих молодых людей — юноша с раздробленной ногой и девушка с огромным красным родимым пятном на лице. Они вместе пришли и оба удостоились рукопожатия Эли, но ушли на вид точно такими же, какими и явились, к удивлению многих. Затем, в течение нескольких дней, пьянчугу отца юноши хватил удар, и он испустил дух, оставив ферму сыну, а жестокий и скупой дядя девушки, обращавшийся с ней как с прислугой, попал под телегу и тоже умер, и у девушки появилась возможность выйти замуж, если бы кто-нибудь захотел взять ее в жены. Молодые люди немедленно поженились и были вполне счастливы, хотя и остались при своих физических недостатках, которые делали их столь жалкими в глазах земляков.

Единственную видимую неудачу с магическим прикосновением Эли потерпел Пендер, местный кузнец, который пришел в лесной лагерь крепко сбитым, рослым, бородатым мужчиной, а ушел с фигурой, голосом и всеми прочими достоинствами стройной молодой женщины. Бывший кузнец в ту же ночь покинул деревню; он обменял бывшую прокурорскую повозку на пару красивых платьев, а потом уселся на осла и отправился в сторону ближайшего города, надеясь начать жизнь заново (во всяком случае, так он сказал соседям), так что никто никогда так толком и не выяснил, отчего же с кузнецом приключилась эта странная штука, ведь всем остальным везло.

Вскоре хромой юноша и прочие благодарные посетители построили в лесу Оруженосцев жилище для Феликса и Эли, туда каждый день приносили еду и питье. Люди приходили отовсюду, чтобы взглянуть на странных чужаков, и даже те местные жители, которые не получили волшебного дара от молчаливого гиганта, начали понимать, сколь ценно его присутствие: в деревню постоянно тек поток паломников, в том числе и весьма обеспеченных, готовых платить непомерные деньги за пищу, кров и возможность находиться рядом с чудотворцем.

Отец Бэннити, все еще наслаждавшийся светом новообретенной веры, не сомневался, что Эли и Феликс — дар Господа, при этом священник отнюдь не утратил ни осмотрительности, ни здравого смысла, и его беспокоило то, что творится с его тихой деревней. Поэтому он написал письмо, в котором изложил недавние события, и отправил его с гонцом к Дондолану — ближайшему полномочному волшебнику. Тот устроил себе жилище почти на самой вершине Простертого пика и уже много лет не проезжал через деревню, но они со священником несколько раз встречались. Бэннити испытывал симпатию к волшебнику и полагался на его здравый смысл, явно превышающий сообразительность деревенских старейшин — те накинулись на золото паломников жадно, словно дети, свалившиеся в чан с патокой и готовые обожраться до смерти.