Рождественское одеяло (ЛП) - Штайнер Канди

— Значит, ты должна быть рада, что ушла.

— Если бы только у меня хватило здравого смысла не возвращаться.

Его челюсть дернулась, но Ривер ничего не сказал, поправляя чемодан на плече.

И мы прошли остаток пути до хижины в конце дороги в молчании.

Глава 3

Теперь ты меня слышишь?

Я не стала тратить время на то, чтобы восхищаться маленькой хижиной с А-образным каркасом, к которой нас привел Ривер, — в основном потому, что каждая часть моего тела была почти заморожена к тому времени, когда мы добрались до входной двери. Вместо этого я с радостью последовала внутрь, когда мужчина толкнул дверь. Каждая частичка моего существа радовалась порыву теплого воздуха, который приветствовал нас.

И в следующее мгновение пара лап тоже приветствовала меня — приземлившись прямо в центре моей груди, толкнули меня спиной к двери, которую только что закрыл Ривер.

Я издала писк, щурясь от слюнявого языка, атакующего мое лицо. Это обожгло мои холодные щеки, и я бы разозлилась, если бы Ривер не сказал следующие слова:

— Хватит, Лось, — сказал он. — Лежать, мальчик.

Мужчина даже не повысил голос, это была просто низкая, твердая команда. Но Лось повиновался, как всегда, и весь шок и неудовольствие исчезли в одно мгновение при звуке клички.

— Лось? — спросила я, сначала у собаки, а потом мои глаза встретились с глазами Ривера. — Наш Лось?

У мужчины дернулась челюсть, но он ничего не сказал, с глухим стуком уронив мой чемодан на пол.

Лось издавал самые странные визжащие звуки, которые я когда-либо слышала, и знала, что ему потребовалась каждая унция силы воли, чтобы удержать свою задницу на полу, когда он смотрел на меня, высунув язык изо рта и яростно размахивая хвостом. Его шерсть цвета красного дерева была длинной и шелковистой, как я и помнила, хотя вокруг пасти теперь были поседевшие волоски, и у него был тот же шрам на носу, что и тогда, когда мы впервые нашли его брошенным и истекающим кровью в лесу.

— Боже мой, это действительно ты! — Я опустилась на колени, раскрыв объятия, и это было единственное разрешение, которое требовалось Лосю, чтобы снова прыгнуть на меня. Я упала назад от толчка, моя миниатюрная фигура не могла сравниться с девяноста фунтами мышц (прим. 40.8 кг) собаки, но я все равно смеялась, когда он лизал мои щеки, подбородок, все еще издавая те же визжащие звуки.

— Предатель, — пробормотал Ривер себе под нос, а затем оставил нас у двери, сняв пальто и повесив его на вешалку у камина.

— Не могу поверить, что он все еще у тебя, — удивилась я, потирая Лося за ушами. Мне было все равно, что его дыхание пахло так, словно он неделю подряд ел дохлых скунсов — никогда не думала, что снова увижу этого пса, и теперь, когда он был у меня в руках, не могла представить, как вообще смогла оставить его позади.

— А ты думала, что я просто вышвырну его вон? — укусил в ответ Ривер. И мне показалось, что он что-то еще пробормотал себе под нос, но я не была уверена, что именно.

— Конечно, нет, — тихо ответила я, еще раз поглаживая Лося по голове, прежде чем встать. Не хотела говорить это вслух, но собаке было, по меньшей мере, одиннадцать лет, если не больше. Мы изначально не были уверены в его возрасте, когда нашли его. — Наверное, я просто удивлена, увидев его, вот и все.

— Ну, сегодняшний день просто полон сюрпризов, не так ли?

Радость, которую принес Лось, испарилась в одно мгновение, и я нахмурилась, наблюдая, как Ривер стряхнул снег со своих ботинок, прежде чем бросить их у камина. Он снял шапку и перчатки, и остался в темных джинсах, бежевой теплой рубашке с длинными рукавами и двух разномастных носках с дырками на пальцах.

Ничего не изменилось, и все же изменилось все.

Ривер был старше, чем когда я уезжала, это было очевидно, но теперь, когда мы были внутри и в теплом свете его хижины, смогла это увидеть. Смогла увидеть черты его лица, которых раньше не было: мелкие морщинки в уголках его глаз, глубокую линию между бровями. И немного седины, преждевременно усеявшей его щетину, точно так же, как и у его отца, когда он был моложе. Раньше его волосы были такими длинными, что завивались вокруг края бейсболки, но теперь стали светлее, коротко подстриженными и обычными. Его руки стали больше, грудь тоже — худощавое телосложение тех дней, когда он играл в мяч, сменилось телом, которое я едва узнала. Казалось, все в нем было более скульптурным и мужественным, такой контраст с мальчиком, который отражался в зеркале заднего вида и смотрел, как я уезжаю.

И пока стояла там и изучала своего бывшего, он даже не взглянул на меня еще раз, прежде чем направился на кухню.

Я смотрела, как его голова исчезает в старом желтом холодильнике, достаточно долго, чтобы вытащить банку «Будвайзера», а затем мужчина открыл ее и выпил половину одним глотком.

По крайней мере, некоторые вещи никогда не меняются.

Лось все еще кружил у моих ног, виляя хвостом, когда я сняла свое пальто и повесила его рядом с пальто Ривера на вешалку, наконец-то осмотрев маленькую хижину.

По сути, это была одна большая комната, с единственной дверью в дальнем углу, за которой, как я предположила, скрывалась ванная. Все остальное существовало в какой-то хаотической гармонии внутри общего пространства — крошечная кухня с устаревшей техникой, маленький складной столик, треснувший по краям, с тремя разномастными металлическими стульями вокруг него, двуспальная кровать в углу с темно-синими простынями, две потертые подушки и простое одеяло поверх него. Еще был большой кожаный диван, который, как мне показалось, я узнала, такой же, как у его отца в кабинете, и три полки с книгами, выстроившиеся вдоль стены у камина.

Воздух пах немного корицей, немного дровами и немного виски — все в одном флаконе.

Казалось, повсюду были разбросаны маленькие проекты — что-то наполовину построенное в центре комнаты, с опилками и инструментами, разбросанными вокруг, наполовину законченная картина из пазлов на складном столе рядом с колодой карт, разложенных в наполовину законченной игре в пасьянс. Раскрытая книга лицевой стороной вниз, кофейный столик перед диваном служил закладкой, — и она тоже выглядела наполовину законченной.

Так много всего начато, но ни одно не было завершено.

И снова я поймала себя на мысли, что некоторые вещи никогда не меняются.

Я прочистила горло, разворачивая шарф и вешая его поверх пальто.

— Ну, я бы поблагодарила тебя за помощь, но так как ты на самом деле не столько помог, сколько заставил меня против моей воли войти в твой дом…

— Я спас тебя от переохлаждения, — проворчал Ривер в ответ. — Так что да, пожалуйста.

Я закатила глаза.

«Чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше».

— Я бы просто позвонила папе, если бы на этой дороге была какая-нибудь чертова сотовая связь, — сказала я, вытаскивая телефон из заднего кармана и проводя большим пальцем по экрану, чтобы разблокировать его. — Если дашь мне свой пароль Wi-Fi, я смогу написать ему и уйти.

— У меня его нет.

Оторвала взгляд от экрана телефона, уже готовая подключиться, убедившись, что, как и предполагалось, у меня по прежнему нет сети.

— Прости что?

— Ты слышала меня, Воробушек, — сказал он, прислоняясь бедром к кухонной стойке и делая глоток пива. Раньше я обожала это маленькое прозвище, но теперь оно только заставляло меня свирепо смотреть на него. — Нет Wi-Fi.

— Что значит «нет Wi-Fi»?

— Значит, что его у меня нет.

Я в шоке моргнула.

— Я не понимаю.

— У меня его нет, — повторил Ривер снова, на этот раз медленнее, подчеркивая каждое слово. — Никогда не было. У меня нет в нем необходимости.

— У тебя нет потребности в связи с миром? — спросила я, но потом покачала головой, подняв руку, чтобы остановить его, прежде чем он успеет придумать какое-нибудь умное замечание. — Неважно. Тогда просто позволь мне воспользоваться твоим домашним телефоном.