Нападение - Андрей Курков

- Видно, долго ты этого ждал, - подумалось мне.

- Я оттащил труп метров на триста в лес, раздел его. Сапоги не взял, а одежду прихватил и вернулся на спецточку.

Х/б решил приспособить под ветошь для чистки оружия.

Через день трупа на месте уже не было. Даже обглоданные кости не белели. Пропали и сапоги. Может, зверь потрудился, а может, и нет. Но хотелось думать, что зверь. Так спокойнее.

Несколько дней я ждал, когда наступит раскаяние; но так и не дождался. Более того, я почувствовал себя настолько правым, что смог бы, наверное, убивать этого сержанта по три раза в день: вместо завтрака, обеда и ужина. Но по идее за ним должны были прийти, его должны были разыскивать, и этого я действительно боялся.

Пушка была смазана, ствол - начищен. Спецточку я содержал в образцовом порядке. Наступил день стрельбы, но никто не пришел. Я долго бродил по поляне, раздумывая: стрелять или нет. И решил не стрелять. Призовут к ответу - скажу, что сержант приказал без него огонь не открывать. Пусть его разыщут и спросят.

Непривычно спокойно прошел огневой день недели. День был спокойным, но вечером, сидя в землянке, я услышал какой-то шум. Выглянув, заметил фигуру человека, заглядывавшего в яму с пушкой. Враз вспомнив устав, схватил винтовку и выскочил на поляну.

- Руки вверх! - крикнул я.

Человек обернулся, спокойно поднял руки. Я подошел.

- Документы!

Он порылся в нагрудном кармане кителя и подал мне сложенный вчетверо лист бумаги. Я развернул.

"Предъявитель сего, штабс-капитан И.С.Бургасов командируется в распоряжение командующего 1-й Донской армии генерала А.Шкуро".

Я узнал офицера. Это он должен был погибнуть несколько дней назад.

- Так вы живы? - я не смог сдержать удивления.

- Так точно, господин рядовой. Извините, это я кажется вам проиграл партию в шахматы? - он, прищурившись, смотрел мне в глаза.

- Да, на заставе.

- Если я не ошибаюсь, эта партия была вашим последним желанием?

- Да, - кивнул я.

- Тогда выслушайте мое последнее желание.

- Я не собираюсь вас расстреливать. Говорите, если хотите...

- Я хотел бы сдвинуть прицел этой пушки.

- Зачем?

- Вы понимаете в чем дело, раз в неделю она стреляет по железнодорожной станции Максатиха и попадает в состав. Но ведь по рельсам не только военные эшелоны ходят. На прошлой неделе снаряд попал в санитарный поезд. Не стану вам рассказывать, что там было. Я понимаю, что на войне гибнут не только военные...

У меня закружилась голова. Я попал в санитарный поезд?! Я, который никакого отношения не имел к гражданской войне, который и родился-то после первого полета в космос. Я согласен ответить за убийство сержанта. Мне легко объяснить, за что я его убил. Но как мне ответить за пушечную стрельбу?!

- Что ж вы молчите? - негромко спросил офицер. - Вы выполните мое последнее желание?

Я не знал, что ответить. Я слишком многого не знал. Я даже не знал, кто у кого в гостях: я у штабс-капитана Бургасова или он у меня.

- Надо подумать... - с трудом выдавил из себя я.

- Но ведь вы не выстрелили сегодня!

- Это слишком разные вещи: не выстрелить и сдвинуть прицел.

Тут я заметил, что на Бургасове сержантские сапоги. Почему-то на душе стало легче, даже не смог сдержать улыбки.

Штабс-капитан перехватил мой взгляд, тоже довольно посмотрел на свои сапоги и потопал несколько раз на месте, желая, должно быть, показать, что они ему впору.

Я промолчал. Промолчал и он. Возникло впечатление, будто убитый сержант, а точнее, не он сам, а его сапоги, нас сблизили и породнили.

- В моей роте вчера один солдат фельдфебеля на штык насадил, заговорил Бургасов. - Дерьмовый фельдфебель, может, вы его помните: низенький, вихрастый. Перестарался в своем рвении сделать из людей солдат.

Я кивнул. Было ясно, что он меня не осуждает.

Ночевали мы с Бургасовым в землянке на одной кровати. Во сне он разговаривал сам с собой. Говорил громко и внятно. О каких-то неотправленных письмах, о том, что никогда не покинет Россию, об умершей матери.

Утром я все-таки позволил ему сдвинуть придел.

- Благодарю, - сухо произнес Бургасов. - Это благородно.

Я пожал плечами.

- Ну, прощайте! - протянул руку штабс-капитан.

- В распоряжение 1-й Донской? - спросил я.

- Какая к черту Донская! Убьют меня завтра!

Я крепко пожал протянутую руку.

- Если случиться встретить кого-нибудь из Бургасовых, что родом из Екатеринодара, расскажите им про мою гибель.

- Хорошо, - пообещал я, думая о том, что и города такого давно уже нет, и как расскажешь о том, чего не видел.

Бургасов грустно улыбнулся и затопал в сержантских сапогах туда, куда был нацелен ствол особой дальнобойной пушки с новым стационарным прицелом.

3

Последующие три недели моего пребывания на спецточке пронеслись невероятно быстро. Погода стояла солнечная, хотя выпадавшая под утро обильная роса и создавала впечатление вечной сырости. Не верилось, что такие теплые погоды могли держаться в столь северных местах в самом разгаре календарной зимы.

После ухода белого офицера я несколько дней провел в тягостном бездельи, результатом чего оказалось мое халатное отношение к доверенному мне особому дальнобойному длинноствольному и т.д. орудию уже со сдвинутым прицелом.

Некоторое время я, конечно, сомневался, мучался, не будучи способным одним твердым решением поставить все на свои места. Я имею в виду то, что я не хотел стрелять даже не смотря на то, что снаряд теперь уже никак не мог попасть в санитарный или другой поезд на станции Максатиха. В оправдание мое послужила одна идея: ведь прицел старый изменял не кто иной, как белый офицер. Следовательно, он мог не просто сдвинуть его, а переставить таким образом, чтобы следующие снаряды падали бы уже на какую-нибудь нашу станцию, попадали бы в наши санитарные и другие составы. Размышляя так, я испытывал некоторые угрызения совести по отношению к офицеру - ведь он вызывал у меня искреннюю симпатию, и думать о нем плохо было как-то неудобно. В конце концов я решил, что эта идея - просто выдумка, сочиненная в мое оправдание на самый крайний случай. Мысленно я даже извинился перед офицером за то, что позволил себе так подумать. Хотел во всем остаться честным и порядочным. Как никак врагом я его не считал.

Следующие три недели пронеслись невероятно быстро. Думаю, что даже ствол пушки не поржавел, несмотря на сырость и на то, что после прощания со штабс-капитаном я его больше не смазывал и не чистил. Очень хотелось верить, что спецточка сразу после моего отбытия придет в упадок и прекратит свое существование в различных приказах, отчетах о военных действиях и других бумагах, по которым сюда отпускаются снаряды и прочее.

Так вот, в канун наступления четвертой надели, глубокой ночью меня разбудил свист, доносившийся снаружи. Кто-то спокойно насвистывал мелодию "Тореадора". Несколько озадаченный и напуганный, я выглянул из своего обиталища.

- Может, это новый сержант?! - промелькнула самая неприятная мысль.

- Стой! Кто идет! - крикнул я.

- А! Вот ты где! - голос показался знакомым. - А я думал, что ты сбежал куда-нибудь.

- Кто там? - я попытался увидеть сквозь темноту лицо ночного гостя.

- Меня за тобой капитан прислал. Приказал забрать тебя на заставу. На днях сюда прибудет другая смена.

Я вышел из своего убежища и приблизился к солдату. Да, это был один из пограничников, тот, что подарил мне шахматы.

Я спешно собрался, покидал свой немногочисленный багаж в вещмешок пограничника и направился следом за ним. Хотелось оглянуться на прощанье, посмотреть на ствол, торчащий из ямы, на разметочные валуны. Но что-то сдержало меня.

Вот если бы доказать себе, что никакой спецточки не было, что я никого не убивал и никуда не стрелял. Легкое ли дело?! Других убедить это не так сложно, а вот себя...

- Что там на заставе?! - желая отвлечься от малоприятных размышлений, спросил я.

- Все по-старому, - ответил солдат. - Там для тебя у капитана какие-то новости, но какие - не знаю.

Возвращались мы на заставу той же дорогой, ориентируясь по фосфорическим меткам на валунах, но, на удивление, вся дорога заняла у нас не три дня, а чуть более суток.

С наступлением утра идти стало намного легче, только от воздуха, пропитанного сыростью, першило в горле.

На заставу мы прибыли около полуночи. Свет в окнах не горел. Мы тихо вошли и сбросили с себя грязные, пропитанные влагой х/б.

Утро наступило рано. Я проснулся от шума, с которым поднимались другие солдаты.

В комнату-казарму вошел капитан, проводя ладонью по только что выбритым щекам.

- Отлично, ты уже здесь! - он радостно улыбнулся. - Вставай, приводи себя в порядок и давай ко мне!

Для того, чтобы привести себя в порядок понадобилось бы по моим подсчетам четыре краткосрочных отпуска по десять суток каждый.

Быстро одевшись и умывшись, я зашел к капитану.

- Ну как? - он пристально посмотрел на меня уже без улыбки. Настрелялся?