Том 7. Стихотворения - Федор Сологуб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Отвори свою дверь…»
Отвори свою дверь,И ограду кругом обойди. Неспокойно теперь, —Не ложись, не засни, подожди.
Может быть, в эту ночьИ тебя позовёт кто-нибудь. Поспешишь ли помочь?И пойдёшь ли в неведомый путь?
Да и можно ли спать?Ты подумай: во тьме, за стеной Станет кто-нибудь звать,Одинокий, усталый, больной.
Выходи к воротамИ фонарь пред собою неси. Хоть бы сгинул ты сам,Но того, кто взывает, спаси.
«Суровый друг, ты недоволен…»
Суровый друг, ты недоволен, Что я грустна.Ты молчалив, ты вечно болен, — И я больна.
Но не хочу я быть счастливой, Идти к другим.С тобой мне жить в тоске пугливой, С больным и злым.
Отвыкла я от жизни шумной И от людей.Мой взор горит тоской безумной, Тоской твоей.
Перед тобой в немом томленьи Сгораю я.В твоём печальном заточеньи Вся жизнь моя.
Медный змий
Возроптали иудеи:«Труден путь наш, долгий путь.Пресмыкаясь, точно змеи,Мы не смеем отдохнуть».
В стан усталых иудеевИз неведомой землиВереницы мудрых змеевУтром медленно ползли.
Подымался к небу ропот:«Нет надежд и нет дорог!Или нам наш долгий опытНедостаточно был строг?»
Рано утром, в час восхода,Голодна, тоща и зла,В стан роптавшего народаРать змеиная ползла.
И, раздор меж братьев сея,Говорил крамольник злой:«Мы отвергнем Моисея,Мы воротимся домой».
Чешуёй светло-зелёнойШелестя в сухой пыли,По равнине опалённойЗмеи медленно ползли.
«Здесь в пустыне этой пыльнойМы исчахнем и умрём.О, вернёмся в край обильный,Под хранительный ярём».
Вдруг, ужаленный змеёю,Воин пал сторожевой, —И сбегаются толпоюНа его предсмертный вой.
И, скользя между ногамиСтарцев, жён, детей и дев,Змеи блещут чешуями,Раззевают хищный зев,
И вонзают жала с ядомВ обнажённые стопыИх враждебно-вещим взглядомОчарованной толпы.
Умирали иудеи, —И раскаялись они.«Моисей, нас жалят змеи! —Возопил народ. — Взгляни:
Это — кара за роптанье.Умоли за нас Творца,Чтоб Господне наказаньеНе свершилось до конца».
И, по слову Моисея,Был из меди скован змей,И к столбу прибили змеяОстриями трёх гвоздей.
Истощили яд свой гостиИ, шурша в сухой пыли,Обессиленные злостиВ логовища унесли.
Перед медным изваяньемПреклоняется народ,И смиренным покаяньемМилость Божию зовёт.
«Твоих немых угроз, суровая природа…»
Твоих немых угроз, суровая природа, Никак я не пойму.От чахлой жизни жду блаженного отхода К покою твоему,И каждый день меня к могиле приближает Я каждой ночи рад,Но душу робкую бессмысленно пугает Твой неподвижный взгляд.Лесов таинственных ласкающие сени, Немолчный ропот вод,И неотступные и трепетные тени, И неба вечный свод, —Враждебно всё мечте и чувству человека, И он ведёт с тобойОт самых древних лет доныне и до века Непримиримый бой.Но побеждаешь ты, — последнего дыханья Подстерегая час,Огнем томительным напрасного страданья Ты обнимаешь нас.
«В поле не видно ни зги…»
В поле не видно ни зги.Кто-то зовёт: «Помоги!» Что я могу?Сам я и беден, и мал,Сам я смертельно устал, Как помогу?
Кто-то зовёт в тишине:«Брат мой, приблизься ко мне! Легче вдвоём.Если не сможем идти,Вместе умрём на пути, Вместе умрём!»
«Опять сияние в лампаде…»
Опять сияние в лампаде,Но не могу склонить колен.Ликует Бог в надзвёздном граде,А мой удел — унылый плен.
С иконы тёмной безучастноГлаза суровые глядят.Открыт молитвенник напрасно:Молитвы древние молчат, —
И пожелтелые страницы,Заветы строгие храня,Как безнадёжные гробницы,Уже не смотрят на меня.
«Забыв о родине своей…»
Забыв о родине своей,Мы торжествуем новоселье, —Какое буйное весепье!Какое пиршество страстей!
Но всё проходит, гаснут страсти,Скучна весёлость наконец;Седин серебряный венецНосить иль снять не в нашей власти.
Всё чаще станем повторятьСудьбе и жизни укоризны.И тихий мир своей отчизныНам всё отрадней вспоминать.
От злой работы палачей
(Баллада)
Валерию Брюсову
Она любила блеск и радость,Живые тайны красоты,Плодов медлительную сладость,Благоуханные цветы.
Одета яркой багряницей,Как ночь мгновенная светла,Она любила быть царицей,Её пленяла похвала.
Её в наряде гордом тешилАлмаз в лучах и алый лал,И бармы царские обвешалЖемчуг шуршащий и коралл.
Сверкало золото чертога,Горел огнём и блеском свод,И звонко пело у порогаПаденье раздроблённых вод.
Пылал багрянец пышных тканейНа белом холоде колонн,И знойной радостью желанийБыл сладкий воздух напоён.
Но тайна тяжкая мрачилаБлестящей славы дивный дом:Царица в полдень уходила,Куда, никто не знал о том.
И, возвращаясь в круг весёлыйПрелестных жён и юных дев,Она склоняла взор тяжёлый,Она таила тёмный гнев.
К забавам лёгкого веселья,К турнирам взоров и речейВлеклась тоска из подземелья,От злой работы палачей.
Там истязуемое тело,Вопя, и корчась, и томясь,На страшной виске тяготело,И кровь тяжёлая лилась.
Открывши царственные руки,Отнявши бич у палача,Царица умножала мукиВ злых лобызаниях бича.
В тоске и в бешенстве великом,От крови отирая лик,Пронзительным, жестоким гикомОна встречала каждый крик.
Потом, спеша покинуть своды,Где смрадный колыхался пар,Она всходила в мир свободы,Венца, лазури и фанфар.
И, возвращаясь в круг весёлыйПрелестных жён и юных дев,Она клонила взор тяжёлый.Она таила тёмный гнев.
«Келья моя и тесна, и темна…»
Келья моя и тесна, и темна.Только и свету, что свечка одна.
Полночи вещей я жду, чтоб гадания Снова начать, И услыхатьЗлой моей доли вещания.
Олово, ложка да чаша с водой, —Всё на дощатом столе предо мной.
Олово в ложке над свечкой мерцающей Я растоплю, И усыплюСтрах, моё сердце смущающий.
Копоть покрыла всю ложку мою.Талое олово в воду я лью.
Что же пророчит мне олово? Кто-то стоит И говорит:«Взял же ты олова, — злого, тяжелого!»
Острые камни усеяли путь,Меч изострённый вонзился мне в грудь.
«Порою туманной…»
