Доктор Мышкин. Приемное отделение - Андрей Шляхов

– За последний месяц? – поддела Виктория Васильевна.

Расхождение диагнозов – это когда клинический, прижизненный диагноз не совпадает с патологоанатомическим, посмертным. Грубо (и упрощенно) говоря – лечили от одного, а умер от другого. Расхождения диагнозов случаются у любого врача, непосредственно занимающегося диагностикой и лечением. Время от времени. У кого-то чаще, у кого-то реже. Даже в Москве, напичканной светлыми «остепененными» умами и компьютерными томографами, случаются, чего же говорить о глубинке с ее узкими возможностями? А доктор Боткин хвастунишка, определенно хвастунишка.

– За все время, – глядя прямо в глаза Виктории Васильевне, ответил Боткин. – Начиная с ординатуры.

– Ни разу? – откровенно усомнилась Виктория Васильевна.

– Ни разу.

– У вас там что, Алексей Иванович, всех умерших без вскрытия хоронят или патанатомией ваш лучший друг заведует? – Виктория Васильевна не любила, когда ей откровенно вешали, что называется, лапшу на уши, вот и посуровела.

– Патанатомией у нас заведует Павел Захарович, человек исключительно дотошный и принципиальный, – принялся обстоятельно объяснять Боткин. – Дружбы с ним у меня никогда не было, да и быть не могло из-за тридцатилетней разницы в возрасте и расхождения во взглядах…

– В каких, позвольте узнать, взглядах? – сразу же уцепилась Виктория Васильевна.

– Во взглядах на жизнь. Павел Захарович пессимист, а я стараюсь смотреть на жизнь реалистично…

– И оттого вы оптимист? – Виктория Васильевна удивилась еще сильнее.

– Да, а как же иначе? – в свой черед удивился Боткин. – Ведь хорошего в жизни гораздо больше, чем плохого. Так что, если вы, Виктория Васильевна, думаете, что Павел Захарович мог закрывать глаза на мои ошибки, то ошибаетесь. И вскрывают большинство умерших в стационаре, главный врач старается без вскрытия никого не отдавать. Просто мне везет, наверное, я пока еще не ошибался…

Доктор Боткин потянулся было рукой к железной ножке стула, на котором он сидел, но ножка оказалась металлической, и пришлось Боткину стучать по выступающей столешнице рабочего стола заместителя главного врача. Стучал он едва слышно, смутившись от своего нахальства. Виктория Васильевна отнеслась к этому поступку с пониманием, потому что сама тоже была суеверной.

– А слабых сторон у меня много. Я неспортивный, немного ленивый, в музыке совсем не разбираюсь… – Как ни странно, но свои слабые стороны Боткин перечислял куда охотнее, чем сильные. – Руки у меня не из того места растут, я ведь на первом и втором курсах хирургом хотел стать, но даже узлы толком вязать не научился, руки корявые, к ювелирной работе неспособные…

– В приемное отделение дежурным врачом пойдете? – перебила Виктория Васильевна.

– С удовольствием! – не раздумывая, ответил Боткин.

– У нас в приемном не санаторий, а конвейер. Учтите, Алексей Иванович.

Кто знает, какие там поступления в мышкинской ЦРБ?[1] Может, там норма три человека в сутки?

– Я понимаю, Виктория Васильевна, – кивнул Боткин. – Одно слово – Москва!

– Временную регистрацию вы уже оформили?

– Нет, еще не успел, я же к вам сразу явился, прямо с поезда. Решил сначала устроиться, а потом уже комнатку поискать поблизости. Чтобы ходить на работу пешком, как дома. У меня и пятнадцать тысяч отложено на это дело, чтобы за первый месяц заплатить…

Виктория Васильевна окончательно поняла, что никакого двойного дна у доктора Боткина нет. Простак из провинции – любимый герой комедий. Пятнадцать тысяч он отложил, ха-ха!

– Алексей Иванович, с пятнадцатью тысячами вы поблизости никакую комнатку не снимете. Для этого вам нужно тысяч шестьдесят.

– Что – так взлетели цены? – ахнул Алексей Иванович, мгновенно меняясь в лице. – Как так? Я же перед самым отъездом смотрел, комнаты в «Свиблово» от двенадцати тысяч предлагались… Что, опять кризис?

Растерянным видом, особенно округлившимися от непонимания глазами, доктор Боткин напомнил Виктории Васильевне сына Борю, студента Московской медицинской академии, но не нынешнего двухметрового оболтуса, а маленького, трехлетнего. Когда у заигравшегося Бори отбирали игрушки и отправляли в кроватку, он точно так же недоумевал, удивляясь несовершенству мира.

– Никакого кризиса. Да, комнаты так и стоят, как вы говорите, но для того, чтобы снять комнату за пятнадцать тысяч, вам надо будет дать задаток за три месяца вперед и заплатить комиссионные агенту в размере месячной арендной платы. Пятнадцать на три – сорок пять, плюс еще пятнадцать, получается шестьдесят.

– Ничего себе! – сокрушенно покачал головой Боткин. – За три месяца! Агент! Комиссионные! Где ж мне взять шестьдесят тысяч? У меня всего двадцать с собой – пять на житье…

– Простите, а как вы собирались снять комнату?

– Да я думал – похожу по окрестным дворам, у бабушек поспрашиваю…

– Ходить и спрашивать вам никто не запрещает, но боюсь, что вы только зря потеряете время, – жестко сказала Виктория Васильевна. – Имейте в виду, Алексей Иванович, что в окрестностях нашей больницы с комнатами напряженно. Два рынка, Экономическая академия, наша больница – хватает желающих снять недорогое жилье. Но даже если вам повезет и вы найдете что-нибудь приемлемое, то задаток с вас потребуют непременно. Хотя бы за два месяца. Так что тридцать тысяч – это минимум миниморум[2] в самом удачном случае.

Доктор Боткин совсем расстроился, даже голову руками обхватил. Виктории Васильевне стало его жаль, чисто по-человечески. По отношению к посторонним, не бывшим членами семьи, она испытывала это чувство крайне редко. А тут вот – накатило.

– Из любого положения есть выход, Алексей Иванович…

Алексей Иванович отнял руки от головы, уперся ладонями в колени, поднял голову и с надеждой посмотрел на Викторию Васильевну.

– Это, конечно, не практикуется, – сказала Виктория Васильевна, давая ему возможность проникнуться и осознать, – но для вас мы, вероятно, сможем сделать исключение. Думаю, что в приемном отделении найдется свободная каморка и списанная койка. А Надежда Тимофеевна, старшая медсестра приемного отделения, поможет вам с регистрацией. У нее муж в миграционной службе работает, она многим помогает.

– Виктория Васильевна! – просиял доктор Боткин. – Спасительница вы моя! Как же мне вас отблагодарить?..

– Хорошей работой, – ответила Виктория Васильевна.

Пройдет совсем немного времени, и Виктория Васильевна будет проклинать свою минутную слабость, жалея о том, что вообще связалась с доктором Боткиным, а не дала ему от ворот поворот. Но это будет потом, а пока что Виктория Васильевна имела все основания гордиться собой. Делать добрые дела всегда приятно, а если они еще и ничего тебе не стоят, то приятно вдвойне. В шестьдесят пятой больнице была далеко не одна такая «каморка», предназначенная для проживания сотрудников, большей частью врачей. Тяжелая ситуация с кадрами вынуждает администрацию идти на различные ухищрения (в том числе и на нарушения), лишь бы обеспечить бесперебойное функционирование родного учреждения. Иначе прозвучит свыше грозное, раскатисто-громоподобное: «Не справляетесь, так проваливайте!» – и придется покидать теплые, выслуженные и насиженные места.

«Какая славная женщина, – думал Алексей Иванович, идя из шестого, административного, корпуса в пятый, на первом этаже которого находилось приемное отделение. – Впервые в жизни меня видит – и сразу же входит в положение! А кто ей я? Никто! Олух из Ярославской губернии. Нет, ну надо же было так сплоховать! Пятнадцать тысяч положил на жилье и успокоился. Господи, а откуда ж взять так вот сразу шестьдесят тысяч, чтобы задаток за три месяца и комиссионные? Шестьдесят тысяч – это же не просто деньги, а весьма приличная сумма, чтобы просто так ее выложить за комнату… За комнату на три месяца! Ох…»

В Мышкине тысяч за восемьдесят можно было купить небольшой домишко в состоянии, близком к аварийному, но тем не менее это был дом с каким-то, пусть и крошечным, участком, и он покупался, а не арендовался.

Сказать, что Алексей Иванович был счастлив, означало не сказать ничего. Это ж мало кому так везет в столице. Не успел приехать, как устроился на работу, да не куда-нибудь, а в одну из крупнейших московских больниц, и вдобавок обзавелся бесплатным жильем (услышав вопрос о размере арендной платы, Виктория Васильевна подняла брови так высоко, что Алексей Иванович сразу понял – глупость сморозил). Удобство-то какое – прямо в больнице, даже еще удобнее – прямо в отделении. Это не какая-нибудь убогая комнатенка с непонятными соседями. Алексея Ивановича немного коробил сам факт предстоящего нелегального проживания на территории больницы, но коробил немножко, совсем чуть-чуть. В конце концов, в переносном смысле больница для доктора – дом родной. Так пусть будет не только в переносном, но и в прямом.