Водярник - Геннадий Бублик

У тещи никто не поднимал трубку. На даче? Маловероятно. Обычно об этом нам сообщают заблаговременно. Дня за три до поездки. Меня это всегда веселило, словно на Канары отъезжают. Устав слушать длинные гудки вызова я опустил трубку на рычаг и задумался. Где может быть сбежавшая супруга? Ну, конечно! Проще всего ее вызвонить по мобильнику! Как сразу не подумал?

Рывком выбросив тело из кресла, я встал и сделал шаг в сторону балконного окна, где на подоконнике лежал мой «Samsung». Перед глазами все поплыло, предметы резко начали терять четкость и наливаться синевой. Я рухнул на пол.

Тело корежило и ломало. Я натуральным образом извивался, лежа полу.

Есть такой старый, еще советский фильм-сказка «Королевство кривых зеркал». И в этом вывернутом королевстве одна из отрицательных героинь носит имя Анидаг. Так вот эта Анидаг в конце фильма, извиваясь и корчась на пыльной горной дороге, превращается в гадюку. Гадину. Со мной происходило нечто подобное. С той лишь разницей, что превращался я то ли в Ваду, то ли в Нотипа, а может, и в непристойно звучащего Золопа.

В гада ползучего превращался.

Тело обдало струей морозного воздуха из открытой балконной двери. Я попытался отползти, но и без того холодная кровь пресмыкающегося под струей ледяного воздуха мгновенно загустела, как клюквенный кисель. Я впал в оцепенение…

В очередной раз меня привел в чувство все тот же холодный воздух. Я лежал на полу в одних трусах и майке. Тело сотрясала крупная дрожь. С трудом подняв окоченевшую руку, я дотянулся до распахнутой двери и попытался прикрыть ее. Некоторое время полежал, согреваясь и пережидая, пока кожа пройдет метаморфозы от змеиной через гусиную к нормальной человеческой.

Согреться долго не удавалось. Несмотря на то, что я напялил на себя массу теплых вещей, меня еще долго колотило.

Трудно передать словами, какое неизъяснимое удовольствие – обладать конечностями. Я не стоял на месте. Постоянно подпрыгивал и приплясывал. Поминутно трогал руками то волосы, то уши, то и дело проверял, застегнута ли ширинка на брюках, хотя знал, что застегнута. Словно не мог поверить, что снова в облике Венца природы, вершины Мироздания.

Где-то над головой шуршали мыши – кадык инстинктивно дернулся, рот наполнился слюной.

Готовить или разогревать пищу не было никакого желания, и я, набросав на поднос из холодильника, что подвернулось, направился в сторону спальни. Утолять голод лучше лежа в постели, рассудил я, на случай нового превращения. Насытившись, крепко заснул.

Ночь, как и последовавшее воскресенье и новая ночь, прошли в человеческом облике.

Выходить на улицу я опасался, благо еды и сигарет запас был. Однако утро понедельника выгнало меня из квартиры – надо было идти на работу.

От жены известий не было. Перевернув ее записку, все еще лежавшую на столе, я быстро написал на обороте: «Милая, я на работе. Вернусь – обсудим» Точку не поставил, тем самым подчеркивая, что жизнь продолжается.

Выйдя из подъезда, лифтом пользоваться не стал, сбежал, прыгая через две ступеньки, по лестнице, осмотрелся. Все, как и прежде. Расчищенные от снега дорожки вели к подъездам. Посреди – сугроб детской песочницы, качели и горка с вытоптанным детскими ногами пространством вокруг. У дальней глухой стены складских помещений какой-то фирмы, образующих одну из замыкающих нашего двора, ряд автомобилей, ночующих под открытым небом. У нас не очень большой уютный двор с выходом в большой мир через арку, поэтому многие владельцы предпочитают оставлять своих коней здесь же, у коновязи, так сказать, а не гонять их в далекие стойла гаражей. Вот стоит Lifan Сагадеева из восьмой квартиры. Не знаю, кем он работает, но график у него свободный, похоже, может и целый день его машина простоять на приколе. Старенький Opel Kadett моего соседа по площадке Селезнева в виде большого сугроба – значит, все еще в командировке. Тут же Калина и бежевая «шестерка». Остальные уже разъехались.

Пикнув брелоком сигнализации, я сел в машину и завел двигатель. У нас Chery Amulet цвета «идеи Мао живут и побеждают». Ей нет еще и года. Жена любовно зовет ее «наша Мулечка». И пусть владельцы лексусов, инфинити и мерсюков презрительно косятся на мою Мулечку, мы с нею отлично ладим. С зарплатой советского, простите, российского (но это дела не меняет) эскулапа только на такую иномарку и можно накопить.

Пока двигатель прогревался, вышел покурить. Из соседнего подъезда показалась Матвеевна, ведя на поводке свою болонку Чапу. Матвеевна – одинокая пенсионерка, из близких у нее только и осталось, что Чапа, такая же пожилая и одышливая, но преданная ей безмерно. Имя у Матвеевны замысловатое – Деменция. Но, несмотря на столь неудачный подарок родителей-оригиналов, она сохранила, вопреки возрасту, ясные ум и память. Всю свою сознательную жизнь старушка проработала учительницей начальных классов. И каким же светлым человеком нужно быть, чтобы тебя не забыли и периодически навещали давно повзрослевшие ученики? Сменившие после нее в старших классах множество других учителей, но неизменно приезжающие именно к ней. Поздравить с Днем учителя, Новым Годом, днем рождения. Я подошел к ним. Мы поздоровались.

По двору беспорядочно кружила стая бездомных собак. В массе обычных двор-терьеров виднелись и породистые представители лучших друзей человека.

– Принесут щенка в дом, а когда родное дитятко собакой натешится, ее выбрасывают на улицу, – укоризненно кивнула в их сторону головой Матвеевна и подхватила на всякий случай Чапу на руки. Та благодарно лизнула хозяйку в нос. Даже в этой ситуации бывший педагог не осуждала людей, а сожалела об их жестокосердии.

Мы поговорили еще немного, и я, раскланявшись с интеллигентной старушкой, сел за руль и выехал из двора.

Улица являла странное зрелище. По тротуарам, проезжей части бродили животные. Словно в местных зоопарке и цирке дали увольнительные.

«Хотя какие могут быть увольнительные зимой?» – почему-то подумалось мне.

Немногочисленные прохожие испуганно пробирались вдоль стен, но звери не проявляли агрессии. Влившись в поток машин, я медленно двинулся в сторону работы. На протяжении квартала попалось несколько разбитых машин, но гаишников на местах ДТП не наблюдалось. Судя по всему, они просто не успевали на все вызовы.

Метров за 20 до светофора попал в пробку. Встречная полоса была пуста. Рядом со мной, в соседнем левом ряду стоял канареечного цвета Geely. На переднем пассажирском сидела симпатичная дама и держала на руках пушистого оранжевого кролика. Я не разбираюсь в кроличьих породах, но, кажется, таких называют шиншиллами. Мы медленно продвигались впереди, наконец, стало понятно, что причиной затора являлся не столько светофор, сколько стоящая рядом с ним корова. Или бык. Непарнокопытный представитель КРС меланхолично пережевывал жвачку, перегораживая половину полосы.

За перекрестком движение ускорилось, я несколько расслабился и чуть не влетел в черную «Великую (Китайскую) стену»[1], маячившую передо мной. Дело в том, что посреди мостовой, заполошно махая крыльями, словно курица, метался дракон. Нет, ДРАКОН!!! Он был не очень велик, размером с автобус Man и благо не плевался пламенем. Но выглядел точно так, как их изображают в фентезийных романах.

Удачно миновав его под прикрытием «Великой стены» и не встречая более на пути сколь-нибудь существенных препятствий, я, наконец, подрулил к своей поликлинике.

Чуть ли не единственная моя привилегия – «зарезервированное» место парковки под окном регистратуры – сегодня показала мне длинный язык: место было занято диковинным в наше время «Москвичом 408». Последний раз подобного ветерана автомобильного движения я видел в ранней юности. Этот не в счет: его, как и его хозяина, встречаю в поликлинике с завидным постоянством. Точнее, внутри поликлиники вижу только владельца этого рыдвана, сутяжного ветерана Отечественной. Толстый, румяный ветеран ходит всегда в пиджаке, от плеч до пупа увешанный медалями. Самое интересное, ни одной боевой награды, все медали сплошь юбилейные. Не иначе мне предстоит с ним встреча, а это значит – испорченное как минимум часа на полтора настроение.

Но я отвлекся. Обычно место под окном регистратуры всегда пустует в ожидании меня. Бдительная старший медрегистратор Шурочка гонит любого посягнувшего. Но Шурочку понять можно, воевать с владельцем 408-го – себе дороже, похлеще блокады Ленинграда будет. Поставив Мулечку рядом, под тополем (придется отмывать воробьиные автографы), я вошел в здание.

Шурочки на месте не оказалось. Вместо нее за стойкой регистратуры стояла неоседланная лошадь неясной масти и меланхолично жевала листы журнала записи больных на прием к узким специалистам. Не прекращая процесса поглощения целлюлозы, лошадь проводила меня преданным взглядом перламутрово отблескивающего карего глаза.