Осада мельницы - Эмиль Золя

Было уже десять часов. Зной усиливался. Стояла томительная тишина. На дворе, в тени сараев, солдаты принялись за похлебку. Из деревни, где все жители забаррикадировали двери и окна своих домов, не долетало ни малейшего шума. Только выл чей-то пес, оставшийся на дороге. Со стороны окрестных лесов и лугов, изнемогавших от зноя, доносился отдаленный протяжный гул, сочетавший в себе множество разрозненных звуков. Где-то прокуковала кукушка. И тишина стала еще более глубокой.

И вдруг в уснувшем воздухе прогремел выстрел. Капитан поспешно вскочил с места. Солдаты побросали котелки с недоеденной похлебкой. В несколько секунд все оказались на боевых постах; мельница наполнилась людьми снизу доверху. Впрочем, выйдя на дорогу, капитан ничего не увидел, - дорога вправо и влево была такой же белой и пустынной, как прежде. Снова раздался выстрел, и по-прежнему никого, ни единой тени. Однако, обернувшись, капитан заметил в стороне Ганьийского леса, меж двух деревьев, легкое облачко дыма, которое уже рассеивалось. Чаща была все так же дремуча и безмолвна.

- Эти негодяи забрались в лес, - пробормотал капитан, - они знают, что мы тут.

И вот между французскими солдатами, расставленными вокруг мельницы, и пруссаками, спрятавшимися за деревьями, началась перестрелка. Она становилась все более и более оживленной. Пули свистели над Морелью, не причиняя урона ни той, ни другой стороне. Беспорядочные выстрелы раздавались из-за каждого куста, но все еще были видны лишь легкие облачка дыма, слабо колеблемые ветром. Это продолжалось около двух часов. Офицер с равнодушным видом напевал песенку. Франсуаза и Доминик, оставшиеся во дворе, приподнимались на цыпочки, стараясь заглянуть поверх ограды. Их особенно занимал один солдатик, который устроился на берегу Морели под прикрытием старой лодки. Растянувшись на животе, он выжидал, стрелял, затем сползал в канаву, чтобы перезарядить ружье, и движения его были так забавны, так ловки, так проворны, что вызывали невольную улыбку. Должно быть, он заметил голову пруссака, потому что вдруг вскочил и прицелился, но, не успев еще выстрелить, вскрикнул, перевернулся и скатился в канаву, где его ноги с секунду судорожно дергались, словно лапки только что зарезанного цыпленка. Пуля угодила солдатику прямо в грудь. Это был первый убитый. Франсуаза невольно схватила руку Доминика и сжала ее.

- Уходите отсюда, - сказал капитан. - Сюда может долететь пуля.

Действительно, в старом вязе раздался негромкий сухой треск, и обломанная ветка, качаясь, упала на землю. Но молодые люди не тронулись с места, прикованные жутким зрелищем: на опушку леса, из-за дерева, словно из-за кулис, неожиданно вышел пруссак и, взмахнув руками, упал навзничь. И ничто больше не шелохнулось; оба мертвеца, казалось, спали на припеке; в оцепеневших от зноя полях по-прежнему не видно было ни души. Даже ружейная трескотня смолкла. Только Морель не прекращала своего звонкого журчанья.

Дядюшка Мерлье с удивлением взглянул на капитана, словно спрашивая его, уж не кончилось ли все это.

- Вот оно! - пробормотал тот. - Берегитесь. Уходите отсюда.

Он не успел еще договорить, как прогремел ужасающий залп. Высокий вяз словно скосило, только листья закружились в воздухе. К счастью, пруссаки взяли слишком высоко. Доминик увлек, почти унес Франсуазу, а дядюшка Мерлье шел за ними и кричал:

- Спрячьтесь в маленьком погребе, там надежные стены!

Но они не послушались его и вошли в зал, где человек десять солдат молча ожидали, закрыв ставни и глядя в щели. Во дворе остался только капитан; он присел за низенькой стенкой. Яростные залпы продолжались. Солдаты, которых он заместил снаружи, отстаивали каждую пядь земли, но когда неприятель выгонял их из укрытий, они ползком, один за другим, возвращались назад. Им приказано было выиграть время, не показываться, чтобы пруссаки не могли определить, с какими силами имеют дело. Прошел еще час. Когда явился сержант и сообщил, что снаружи осталось только два или три солдата, офицер посмотрел на часы и пробормотал:

- Половина третьего... Значит, надо продержаться еще четыре часа.

Он велел запереть ворота, и было подготовлено все, чтобы дать решительный отпор. Пруссаки находились по ту сторону Морели, и немедленный натиск, по-видимому не угрожал. Правда, в двух километрах от мельницы имелся мост, но они вряд ли знали о его существовании, а попытка перейти реку вброд была маловероятна. Поэтому офицер приказал наблюдать только за дорогой. Главного удара следовало ждать именно отсюда.

Перестрелка снова прекратилась. Мельница под жарким солнцем казалась мертвой. Все до единого ставни были закрыты, изнутри не доносилось ни звука. Между тем на опушке леса Ганьи начали показываться пруссаки. Сперва они высовывали только голову, потом осмелели. Некоторые из солдат, засевших на мельнице, прицелились, но капитан крикнул:

- Нет, нет, погодите... Подпустите их поближе.

Они подходили осторожно, с опаской поглядывая на мельницу. Этот старый дом, молчаливый и мрачный, весь окутанный плющом, внушал им тревогу. Тем не менее они шли вперед. Когда на лугу, против мельницы, их оказалось человек пятьдесят, офицер скомандовал:

- Пли!

Раздался залп, за ним последовали отдельные выстрелы. Франсуаза, вся дрожа, невольно заткнула уши. Доминик стоял позади солдат. Когда дым немного рассеялся, он увидел трех пруссаков, лежавших на спине посреди луга. Остальные бросились назад и укрылись за ивами и тополями. Приступ начался.

Больше часа на мельницу сыпались пули. Они, словно град, хлестали старые стены. Ударившись о камень, они сплющивались и падали в воду. В дерево они вонзались с глухим стуком. Иногда раздавался треск, говоривший о том, что задето и колесо. Солдаты, засевшие внутри, берегли патроны и стреляли лишь тогда, когда можно было прицелиться. Время от времени капитан поглядывал на часы. И когда пуля, пробив ставень, застряла в потолке, он пробормотал:

- Четыре часа! Нам ни за что не продержаться до вечера.

В самом деле, этот яростный обстрел понемногу разрушал старую мельницу. Один ставень упал в воду, весь в Дырках, словно кружево; пришлось заменить его матрацем. Дядюшка Мерлье поминутно высовывался наружу, чтобы взглянуть на новые повреждения бедного колеса, треск которого разрывал ему сердце. На этот раз - конец, больше его не починить. Доминик умолял Франсуазу уйти отсюда, но ей хотелось быть с ним, и она села на пол за большим дубовым шкафом, который служил ей прикрытием. Однако пуля попала и в шкаф, стенки которого ответили глухим гулом. Тогда Доминик заслонил собой Франсуазу. Он еще ни разу не выстрелил; ружье он держал в руке, но не мог подойти к окнам, так как они были заняты солдатами во всю ширину. При каждом залпе сотрясался пол.

- Берегись! Берегись! - крикнул вдруг капитан.

Он заметил, как из лесу выползла густая темная масса. И сейчас же открылся страшный огонь целого взвода. Словно смерч налетел на мельницу. Сорвался еще один ставень, и в зияющую оконную дыру влетели пули. Двое солдат упали на пол. Один из них больше не шевелился; его оттащили к стене, чтобы он не мешал. Другой корчился в судорогах, прося прикончить его, но никто его не слушал. Пули продолжали влетать в комнату. Каждый старался уберечься от них и найти бойницу, откуда можно было ответить ударом на удар. Третий солдат был ранен, - этот не произнес ни слова и с застывшим мутным взглядом растянулся у стола. При виде всех этих мертвецов Франсуазу охватил ужас. Она бессознательно оттолкнула стул и села у стены на пол: ей казалось, что здесь она занимает меньше места и что здесь не так опасно. Тем временем солдаты собрали все имевшиеся в доме матрацы и заложили ими окна до половины. Комната понемногу наполнилась обломками, разбитым оружием, развороченной мебелью.

- Пять часов, - сказал капитан. - Теперь держитесь... Они попытаются перейти реку.

В эту минуту Франсуаза вскрикнула. Пуля, отскочив рикошетом, слегка задела ей лоб. Показалось несколько капель крови. Доминик посмотрел на нее, потом, подойдя к окну, он выпустил свою первую пулю и с этого момента уже не прекращал стрельбы. Он заряжал, стрелял, не обращая внимания на то, что происходило вокруг, и только время от времени кидал беглый взгляд на Франсуазу. Впрочем, он не торопился и целился хорошенько. Как и предвидел капитан, пруссаки, пробираясь вдоль тополей, видимо, решили перейти через Морель. Однако едва кто-нибудь из них отваживался выйти из-за дерева, он тотчас же падал, пораженный в голову пулей Доминика. Капитан, следивший за. молодым человеком, был в восторге. Он похвалил его и сказал, что был бы счастлив иметь побольше таких искусных стрелков. Доминик не слушал его. Одна пуля задела ему плечо, другая контузила в руку, а он все стрелял.

Еще двое были убиты. Изрешеченные матрацы уже не закрывали окон. Казалось, еще один залп - и мельница рухнет. Положение было безнадежно. И все же капитан твердил: