Дядя с большой буквы, или великая пауза - Вадим Шефнер

– А что, если приказать всем шоферам объезжать Новые Пеньки по другим дорогам? – высказалась Эллада Васильевна.

– Кардинальное решение имеется только одно, – тихо молвил Пресмыканец. – Но тогда нам придется отказаться от керогазов.

– Не улавливаю вашего замысла, – сказал Дядя.

– Замысел очень прост, – заявил Пресмыканец. – Надо, чтоб нефть и все ее производные утратили горючесть. Глобальный масштаб мероприятия создаст благоприятные условия для вашего творчества. Частичный ущерб, нанесенный этой мерой планете, будет с лихвой компенсирован тем, что вы сможете подарить людям свой коронный научный труд.

– Элладушка, а ведь в этом есть рациональное зерно! Скажи свое веское слово.

– Я боюсь, самолеты попадают, да и корабли останутся болтаться в море без горючего, – молвила тетя. – Да и нам без керогаза трудно будет.

– Самолеты не побьются, и корабли не лягут в дрейф, – возразил Пресмыканец. – Мы сформулируем спецзаказ так: «Полная негорючесть нефти и ее фракций в земле и на земной поверхности». Водной поверхности и воздушного океана это не касается.

С шоссе послышался остервенелый моторный рев. Подвыпивший парень в пестро размалеванной каске мчался на мотоцикле без глушителя, на багажнике восседала ухмыляющаяся красотка.

– Ладно, обойдемся без керогаза – будем на плитке и на дровах готовить! – сердито буркнула Эллада Васильевна. – А только нельзя ли в эту писульку заодно и водку вписать, чтобы вся водка на свете превратилась в воду? Тогда мы враз покончим и с автомобилизмом, и с алкоголизмом.

– Что вы! Что вы! У спирта же совсем другая формула! – забеспокоился Пресмыканец.

Итак, взрослые приняли решение. Мысль о том, что Земля останется без горючего, потрясла меня до глубины души. Дело в том, что я давно мечтал о мопеде, и родители обещали мне подарить его будущим летом, если я не останусь в классе на третий год. А ведь мотор-то у мопеда работает на бензине!..

Когда заявка была вложена в отверстие прибора, Эллада Васильевна вдруг встрепенулась.

– Часика три повремени! – сказала она Дяде. – Обед на керосине в последний раз сварю. И еще дров закупить у Михеевых хочу, они давно предлагали. Это сегодня надо сделать, завтра-то дровишки ой как вздорожают!

С хозяйственными делами тетя управилась только часам к четырем дня. После обеда Дядя вынес прибор на веранду; отсюда дорога просматривалась что надо. Движение в этот час было небольшое. Но вот в поле зрения показался серенький «Москвич». Дядя нажал кнопку на инопланетном ящичке. Автомобиль сбавил ход, потом и вовсе остановился. Водитель выскочил из машины на шоссе. Лицо его выражало полное недоумение и даже ошаление.

Вскоре Дядя удалился в свою комнату, закурил «беломорину», и его благословенная авторучка забегала по бумаге. Потом к Дядиному окну подошел Пресмыканец и спросил, доволен ли тот наступившей тишиной.

– Наконец-то я творю в нормальных условиях! – ответил Дядя. – Спасибо вам за добрый совет!

– И вам спасибо! – потирая руки, молвил Пресмыканец. – Ведь и я имею моральный выигрыш на этом деле! Моя бывшая женушка пишет диссертацию на нефтяную тему, но кому теперь нужна ее писанина, если нефти как таковой больше нет!.. А не блуди! Не покидай, жена, мужа своего!

6. Конец великой паузы

В шестом часу вечера Дядя попросил меня съездить за папиросами на станцию – в тамошнем ларьке всегда имелся «Беломорканал». Я оседлал велосипед и погнал по шоссе. Ехать было одно удовольствие: никто не клаксонил мне, чтобы я уступил дорогу, никто не норовил прижать меня к обочине. Весь автотранспорт стоял как вкопанный. Шофера и пассажиры или обалдело сидели в машинах, или слонялись возле них, осовело глядя по сторонам.

На станции меня поразила необычная суета. Народу на платформе было полно – и все были чем-то встревожены. Ларешница объяснила мне, что поезда не идут. Электрички-то вроде бы в порядке, но что-то случилось с двумя дизельными поездами, и из-за них возникла пробка.

Вручив Дяде пять пачек папирос, я начал было рассказывать, что творится на шоссе и на станции, но он, всецело охваченный творческим процессом, слушать меня не стал, и только спросил, почему я не привез спичек. Я ответил, что про спички он мне ничего не говорил, – и он опять погрузился в работу. А я побрел в кухню, где стоял небольшой телик, и вместе с Элладой Васильевной стал наблюдать, что деется в этом лучшем из миров. Все полагающиеся по программе передачи были уже отменены – и фильм из жизни шпионов, и тираж спортлото, и выступление поэта Вадима Шефнера, и футбольный матч. Передавали только срочную информацию.

На всех нефтепромыслах планеты приостановилась работа: нефть, таящаяся в земной толще, превратилась в мутную негорючую жидкость. Улицы всех городов мира были запружены неподвижными автомобилями и автобусами. Во всех полях стояли омертвевшие тракторы, полевые работы прервались. Самолеты приземлялись благополучно, но взлетать уже не могли: в миг приземления горючее в их баках мгновенно теряло горючесть. Корабли, причалив к пирсам, теряли способность отчаливать от них. В кафедральных соборах, в мечетях, в пагодах, в молитвенных домах, а кое-где и на площадях под открытым небом, при свете факелов, проводились срочные богослужения о Ниспослании Нефти. Некоторые малые страны объявили частичную мобилизацию и начали подтягивать к границам пехотные подразделения… Впрочем, уважаемые читатели, вы ведь не хуже меня знаете, что происходило в тот день, – вы ведь учили историю!.. Сидя перед экраном, я глубоко переживал происходящее: теперь ясно было, что даже при всех прочих благоприятных обстоятельствах мопеда мне родители не подарят. Мои горестные размышления были прерваны голосом Дяди, донесшимся из его комнаты:

– Элладушка, поищи-ка в кухне спички, у меня все вышли!

Тетя кинулась к полке и схватила коробок. Он был пуст.

– Ты же сам потаскал у меня все спички! – крикнула она. Затем попросила меня сбегать за спичками к Пресмыканцу.

Я вышел в палисадник. Увы, дверь, ведущая в половину Пресмыканца, была заперта, и сквозь нее слышался густой храп. Сосед изрядно выпил на радостях и теперь спал. Вернувшись, я доложил обстановку Элладе Васильевне, и в этот миг в кухню вошел Дядя. В руке он держал авторучку, в зубах – незажженную папиросу.

– Я сейчас схожу за спичками к Мушкиным, – сказала тетя.

– Мушкины – заклятые враги моей Теории Хвостоглавия! – гневно заявил Дядя. – Мне не нужно огня от Мушкиных!

– Что теперь делать будем – ума не приложу! – растерянно проговорила тетя.

– Эврика! И как это я запамятовал! Ведь братец-то мой в субботу зажигалку у нас забыл! – радостно вскричал Дядя и бросился в свою комнату. Мы поспешили за ним.

Дядя выдвинул нижний ящик письменного стола и вынул оттуда никелированную зажигалку. Он поднес ее к папиросе. Лицо его озарилось предвкушением затяжки. Послышался щелчок, но огонька не возникло.

– Дрянь зажигалка! – буркнул он. – Вроде бы полна бензином – и никакой вспышки.

– Вспышки и не будет! – сказала тетя. – Ты же сам, под мутным руководством Пресмыканца, все бензины-керосины аннулировал! Сейчас все на свете зажигалки не действуют!

– Как странно ты рассуждаешь! – обиделся Дядя. – Если все на свете зажигалки бездействуют, то, по-твоему, выходит, что и моя зажигалка должна бездействовать?! Но ведь я курить хочу! У меня без куренья работа не движется! – И далее он объявил, что науськивание Пресмыканца против нефти он теперь расценивает как диверсию против науки и лично против него, Дяди.

Через несколько минут Дядя вложил в ящичек пожелание, чтобы нефть и все ее производные снова обрели свои прежние свойства. Положив указательный палец одной руки на кнопку прибора, другой рукой он поднес к папиросе зажигалку. Неземная и земная техника сработали одновременно. Дядя радостно затянулся и вскоре весь окутался синеватыми клубами табачного дыма. А прибор Двухразового Действия окутался зеленоватым туманом, затем утратил четкость очертания и исчез, распылился в воздухе.

Со стороны шоссе послышались выхлопы автомобильного мотора, затем промчался мотоцикл – и пошло и поехало…

Великая Пауза кончилась.

7. Эпилог

Дядя жил долго. Он пережил и Элладу Васильевну, и Пресмыканца, – но так и не завершил своего монументального труда. И теперь я, достойный продолжатель его дела, тружусь, не жалея сил, разрабатывая его Теорию.

Незадолго до его кончины, я спросил у Дяди, можно ли будет мне в своих воспоминаниях упомянуть о подлинных причинах Великой Паузы, дабы посрамить ученых мужей, громоздивших по этому поводу одну гипотезу на другую, – и одновременно открыть людям Истину.

Великая скромность прозвучала в его ответе. Он сказал, что только лет через тридцать после его кончины я смогу осветить этот вопрос в печати, ибо ему, Дяде, стыдно перед человечеством. Он считает себя виновным в том, что из-за своей страсти к курению слишком рано прервал Великую Паузу. Ведь вернув нефти и ее производным горючие свойства, он тем самым вернул в мир и автомобильно-мотоциклетный шум, и этот шум в дальнейшем замедлил его работу над рукописью, опубликования которой с таким нетерпением ждет население нашей планеты.