Жизнь Человека - Леонид Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец. Вы совершенно правы, уважаемый зять. Когда я был маленьким, я очень любил мучить животных, и это развивало во мне жестокость. Моему сыну я не позволю мучить животных. Уже будучи взрослым, я часто ошибался в дружбе и любви: избирал недостойных друзей и вероломных женщин. Моему сыну я объясню…
Доктор (входит и громко говорит). Сударь, вашей жене очень плохо. Она хочет видеть вас.
Отец. Ах, боже мой! (Уходит вместе с доктором.)
Родственники садятся полукругом и некоторое время торжественно молчат. В углу, обратив к ним каменное лицо свое, неподвижно стоит Некто в сером.
Разговор родственников
– Ты не думаешь, милая жена, что наша родственница может умереть?
– Нет, я не думаю это. Она очень нетерпеливая женщина и придает много значения своим болям. Все женщины рожают, и никто не умирает. Я сама рожала шесть раз.
– Но она так кричала, мама!
– Да, у нее на лице кровоподтеки от крика. Я обратил на это внимание!
– Это не от крика. Это оттого, что надо тужиться. Ты этого не понимаешь. У меня у самой были кровоподтеки, однако я не кричала.
– Одна моя знакомая, жена инженера, рожала недавно и тоже почти не кричала.
– Я не знаю жены инженера. Напрасно брат так беспокоится: нужно быть тверже и смотреть на вещи спокойнее. Я боюсь, что и в воспитание ребенка он внесет много фантазерства и распущенности.
– Он очень безвольный человек. У него у самого так мало денег, а он дает взаймы людям, не заслуживающим доверия.
– Вы знаете, сколько стоило для ребенка белье?
– Не говорите, меня так огорчает легкомыслие брата. Мы часто спорим с ним по этому поводу.
– А говорят, что бебе приносит аист. Какой же это аист!
Молодые люди одновременно фыркают.
– Не говори глупостей. Я на твоих глазах родила пятерых, а я, слава богу, не аист.
Молодые люди снова фыркают, а Пожилая дама продолжительно и строго смотрит на них.
– Ты должна заметить себе, что это предрассудок. Дети родятся совершенно естественным путем, строго установленным наукой.
– Они теперь на новой квартире.
– Кто?
– Инженер и его жена. Старая квартира оказалась очень сырая и холодная. Несколько раз жаловались домовладельцу, но он не обратил внимания. По моему мнению, лучше маленькая квартира, но теплая, чем большая и сырая. В сырой квартире можно умереть от насморков и ревматизма.
– У одних моих знакомых тоже очень сырая квартира.
– И у моих тоже. Очень сырая!
– Теперь так много сырых квартир!
– Скажите, пожалуйста, я давно хотела у вас спросить: как выводятся жирные пятна со светлых материй?
– Шерстяной?
– Нет, с шелковой.
Крики ребенка за стеной.
– Возьмите небольшой кусок чистого льда и хорошенько трите то место, где пятна. И когда хорошенько протрете, возьмите горячий утюг и прогладьте.
– Скажите, как просто! А я слыхала, что лучше борной водой.
– Нет, борной водой хорошо только для темных материй. А для светлых самое лучшее – лед.
– Скажите, пожалуйста, можно здесь курить? Я как-то никогда не думал, можно ли курить, когда только что родился ребенок?
– И мне никогда не приходилось. Как странно! На похоронах, я знаю, курить неприлично, но тут…
– Какие пустяки! Конечно, можно.
– Только куренье табаку вообще очень дурная привычка! Вы еще очень молодой человек, и вам следовало бы поберечь здоровье. В жизни так много случаев, когда здоровье необходимо.
– Но табак возбуждает.
– Поверьте мне, это очень нездоровое возбуждение. Я сам в молодости, когда был легкомыслен, злоупотреблял курением табаку…
– Мама, как он кричит! Как он кричит, мама! Он хочет молочка?
Молодые люди фыркают. Пожилая дама строго смотрит на них.
Опускается занавес
Картина вторая
Любовь и бедность
Все залито ярким, теплым светом. Большая, очень высокая и очень бедная комната. Совершенно гладкие светло-розовые стены, местами покрытые фантастическим и красивым сплетением сырых пятен. В правой стене два высоких восьмистекольных окна без занавесок; в них смотрит ночь. Две бедные кровати, два стула и непокрытый стол, на котором стоит полуразбитый кувшин с водою и прекрасный букет полевых цветов.
В углу, который темнее других, стоит Некто в сером. Свеча в Его руке убыла на одну треть, но пламя еще очень ярко, высоко и бело и бросает сильные блики на каменное лицо Его и подбородок. Входят соседи, одетые в яркие, веселые платья. Все руки у них полны цветов, травы, зеленых свежих веток дуба и березы. Разбегаются по комнате. Лица у всех простые, веселые и добрые.
Разговор соседей
– Как они бедны! Смотрите, у них нет ни одного лишнего стула…
– Ни занавесок на окнах…
– Ни картин на стенах…
– Как они бедны! Смотрите, они едят только черствый хлеб…
– И пьют только воду: холодную воду из студеного ключа!
– У них нет даже лишней одежды. Она всегда ходит в своем розовеньком платье, с голою шейкой, что делает ее похожей на девочку.
– А он в своей блузе и диком галстуке, что делает его похожим на артиста и заставляет злобно лаять на него всех собак…
– И вызывает недовольство всех порядочных людей!
– Собаки ненавидят бедняков. Я видел вчера, как три собаки напали на него, и он отбивался палкой, крича: «Не смейте касаться моих брюк! Это последние брюки!» И он смеялся, а собаки с оскаленными губами бросались на него и выли от злости.
– А я видела сегодня, как двое порядочных людей, господин и дама, испугались его и перешли на другую сторону. «Он сейчас попросит денег», – сказал господин. «Он нас убьет», – запищала дама, и они перешли на другую сторону, оглядываясь и держась за карманы. А он качал головой и смеялся.
– Он такой веселый!
– Они постоянно смеются.
– И поют!
– Это он поет. Она танцует.
– В своем розовеньком платье, с голенькой шейкой.
– На них приятно смотреть: такие они молодые и славные.
– А мне их жалко: ведь они голодны. Понимаете: голодны.
– Да, это правда. У них было больше мебели и платья, но они все продали. И теперь им нечего уже продавать.
– Я помню, у нее такие красивые серьги, и она их продала, чтоб купить хлеб.
– А у него был красивый черный сюртук, в котором он венчался, и он продал его.
– У них остались только обручальные кольца. Как они бедны!
– Это ничего. Это ничего. Я сам был молод и знаю это.
– Что ты говоришь, дедушка?
– Это ничего. Это ничего.
– Смотрите, дедушке захотелось петь, думая о них.
– И танцевать!
Смеются.
– Он такой добрый: он сделал моему мальчику лук и стрелы.
– А она плакала со мной, когда была больна моя дочь.
– Он помог мне поставить упавший забор. Крепкий паренек!
– Приятно иметь таких хороших соседей. Их молодость согревает нашу холодную старость, их беззаботность прогоняет наши заботы.
– Но их комната похожа на тюрьму: она так пуста.
– Нет, она похожа на храм: в ней так светло!
– Смотрите, у них на столе цветы. Это она собрала, гуляя по полю в своем розовеньком платье, с голенькой шейкой. Вот ландыши! На них еще не высохла роса.
– Вот красная горячая смолка!
– Вот фиалки!
– Вот простая зеленая травка!
– Не трогайте, девушки, не трогайте цветов. На них ее поцелуи – не уроните их на землю; на них ее дыхание – не сдуйте его вашим дыханием. Не трогайте, девушки, не трогайте цветов!
– Он придет и увидит цветы!
– Он возьмет поцелуй.
– Он выпьет ее дыхание…
– Как они бедны! Как они счастливы!
– Пойдемте! Пойдемте отсюда!
– Но неужели мы ничего не принесли нашим милым соседям! Это было бы так плохо!
– Я принесла бутылку молока и кусок белого, пахучего хлеба. (Ставит на окно.)
– А я мягкой и нежной травы: когда рассыпать ее по полу, то становится как на цветущем лугу, и пахнет весною. (Рассыпает.)
– А я цветов! (Разбрасывает их.)
– А мы березовых и дубовых веток с зелеными листьями: если убрать ими стены, то становится похоже на зеленый веселый лес!
Убирают комнату, загораживая темные окна, закрывая листьями розовую наготу стен.
– А я хорошую сигару. Она очень дешевая, но крепкая и пахучая, и от нее бывает приятный сон. (Кладет на окно.)
– А я розовую ленточку. Если повязать ею волосы, то становишься такой нарядной и красивой. Мне подарил ее возлюбленный, но у меня так много лент, а у нее ни одной. (Кладет туда же.)