Сестра Грибуйля - Софья Сегюр

КАРОЛИНА. – Будьте уверены, мама, я никогда не оставлю моего брата.

МАТУШКА ТИБО. – Никогда… никогда… Спасибо… Никогда… О, боже мой! Ничего не понимаю… ничего не соображаю… Моя голова… Все исчезает… Господин кюре… А-а-а!..

– Грибуйль, Грибуйль, беги скорее за господином кюре! – вскричала Каролина, кидаясь к матери, начавшей терять сознание.

ГРИБУЙЛЬ, вставая. – А если я его найду, что надо будет сделать?

КАРОЛИНА. – Привести его сюда; скорее, скорее, скажи ему, что мама умирает.

Грибуйль выскочил из дома и побежал к священнику, которого застал за партией в домино с городским аптекарем.

– Глядите-ка! Грибуйль! – сказал кюре с доброй улыбкой. – По какому случаю, малыш? У тебя есть ко мне дело?

ГРИБУЙЛЬ. – Скорее, скорее, господин кюре! Мама умирает; мне надо вас привести: так Каролина сказала.

Кюре встал, надел шляпу, взял трость и молча последовал за Грибуйлем. Через несколько минут они были у дверей дома; кюре вошел первым; Каролина горячо молилась, стоя на коленях у постели матери; услышав стук двери, открытой рукою кюре, она встала и подала знак подойти.

Матушка Тибо открыла глаза, попыталась заговорить, но смогла произнести лишь несколько отрывочных слов: «Доченька!.. бедный Грибуйль!.. Милосердный Господь… не оставит… Я умираю… Бедные дети… Спасибо… Простите…»

Кюре попросил Каролину и Грибуйля покинуть комнату, опустился на колени возле постели матушки Тибо и тихо заговорил с ней; без сомнения, слова доходили до больной: лицо вновь прояснилось; она попыталась перекреститься и сложила руки, устремив взгляд на распятие, висевшее на стене напротив. Кюре продолжал говорить и молиться; она отвечала ему отрывочными словами и знаками, и так долго длилась беседа, от которой она, казалось, получила большое утешение.

Опасаясь, однако, утомить бедную женщину, кюре собирался уйти; но брошенный ею умоляющий взгляд задержал его возле одра; он позвал Каролину, которая плакала с Грибуйлем в чулане рядом с комнатой.

– Ваша мать очень плоха, дорогое дитя; у нее начался новый приступ. Как велит медицина поступать в подобном случае?

КАРОЛИНА. – Мы уже много лет не обращались к доктору, господин кюре. Когда у матушки произошел первый удар, который ее парализовал, он сказал, что ничего здесь не поделать и что бесполезно его звать, если случится новый приступ; единственное, что здесь требуется, – это послать за вами, что я и сделала.

КЮРЕ. – Боюсь, бедное дитя, что доктор был прав. Я действительно не знаю средства, которое могло бы ее вылечить. Она, как всегда, очень спокойна, полностью покорна Божьей воле, я пообещал ей не оставлять вас, утешать, помогать в лишениях, которые достанутся вам в удел. Я знаю ваше мужество и вашу набожность, дитя мое; милосердный Господь не оставит ни вас, ни вашего брата, ибо вера в него всегда с вами.

Каролина отвечала лишь рыданиями; она бросилась на колени перед добрым священником, который дал ей отеческое благословение и заплакал вместе с ней.

Грибуйль продолжал рыдать в своем чулане; но слезы лились больше от печали, которую он испытывал при виде плачущей сестры, чем от беспокойства по поводу состояния матери, тяжесть которого он не понимал. Кюре подошел к нему и, нежно погладив по голове, сказал:

– Не плачь, мой славный мальчик, этим ты усиливаешь горе твоей сестры.

ГРИБУЙЛЬ. – Я плачу, потому что она плачет, господин кюре, если бы я ее видел довольной, я бы не плакал; у меня нет другой причины плакать. Только я хотел бы знать, из-за чего мы плачем.

КЮРЕ. – Твоя сестра плачет потому, что матушка очень больна.

ГРИБУЙЛЬ. – Да это как обычно: она ведь всегда лежит в постели.

КЮРЕ. – Но ей кажется, что сегодня вечером она умрет, и это огорчает твою сестру.

ГРИБУЙЛЬ. – Было бы из-за чего огорчаться! Мама всегда говорит: «Боже мой, если бы я могла умереть! Как я была бы рада, если бы умерла! Я бы больше не страдала!» И кроме того, мама сказала, что, когда она умрет, то отправится к Господу, к святой Богородице, к ангелам… Я тоже готов туда отправиться; мне скучно, когда Каролина работает, а мама говорит, что у Господа никогда не скучают. Скажите Каролине, чтобы она не плакала; прошу вас, господин кюре, скажите ей; она всегда вас слушается.

Кюре грустно улыбнулся, подойдя к Каролине, передал слова Грибуйля и попросил ее удерживать слезы, пока бедный мальчик не пойдет спать.

Каролина взглянула на мать, на распятие, приложила скрещенные руки к сердцу, как бы сжимая в нем свои чувства, и, подойдя к Грибуйлю со спокойным лицом, нежно обняла его.

КАРОЛИНА. – Неужели я заставила тебя плакать, мой бедный братик? Прости меня, я больше не буду. Гляди, видишь, какая я теперь спокойная… Видишь… я больше не плачу.

Грибуйль внимательно вгляделся в нее.

ГРИБУЙЛЬ. – Это правда; ну, тогда и я доволен. Я не могу не плакать, когда ты плачешь, и не смеяться, когда ты смеешься. Это сильнее меня, право слово. Вот почему я так тебя люблю! Ты такая добрая!

КАРОЛИНА. – Спасибо, дружок, спасибо. Но ты знаешь, что уже поздно? Ты устал; тебе пора спать.

ГРИБУЙЛЬ. – А тебе?

КАРОЛИНА. – Я приготовлю кое-что для мамы и потом лягу спать.

ГРИБУЙЛЬ. – Правда? Ты не будешь тут сидеть? Ты не будешь плакать?

КАРОЛИНА. – Конечно, нет; я буду спать до пяти часов утра, как обычно. Ступай, Грибуйль, ступай, дружок; помолись и ложись. Молись за маму, – добавила она, целуя его.

Грибуйль, успокоенный за сестру, уставший за день, не противился и поступил, как сказала Каролина. Через несколько минут он глубоко спал.

III. Смерть матушки Тибо

Когда Каролина вернулась в комнату матери, она застала кюре в молитве за упокой души, которая только что предстала перед Господом и получала награду за веру, терпение и смирение. Ее муки длились лишь несколько лет – а счастье будет длиться вечно.

При виде недвижной бездыханной матери из груди Каролины вырвался крик, и, бросившись на колени, она дала волю слезам. Кюре пережидал первый взрыв горя; увидев, что рыдания стали затихать, он взял девушку за руку и, поставив на колени перед распятием, на котором остановился последний взгляд матери, произнес голосом, полным любви и нежности:

– Мое бедное дитя, возблагодарите Господа за то, что он окончил страдания вашей матушки, просите, чтобы он дал вам силы справиться с одиночеством и лишениями. Помните, что милосердный Господь всегда с вами; если он посылает вам испытания, то это для того, чтобы искупить ваши грехи и достойнее вознаградить ваше послушание, смирение, преданность.

КАРОЛИНА. – Я знаю, господин кюре, я знаю! Но матушка, бедная матушка! Я остаюсь одна…

КЮРЕ. – Нет, не одна, дитя мое. Вам остается выполнить долг, великий долг: тот, что завещала ваша матушка. Вы остаетесь единственной поддержкой, единственной опорой вашего брата… Господь поможет вам, ибо задача трудная.

КАРОЛИНА. – Увы! да; мне поручен брат!.. Мой брат!.. Да укрепит меня Господь, потому что я чувствую, что мои силы слабеют.

КЮРЕ. – Он укрепит вас, дитя мое. Не сомневайтесь в его доброте, и что бы он вам ни послал, принимайте с благодарностью.

КАРОЛИНА. – Я постараюсь, господин кюре, я постараюсь… Да свершится его святая воля, а не моя!

Постаравшись утешить и подбодрить Каролину, добрый кюре сказал ей:

– Мое дорогое дитя, вам не следует оставаться наедине с бездыханным телом вашей матушки; я отправлюсь домой и пошлю вам старую Нанон, которая умеет обряжать и отпевать покойников. Завтра рано утром я навещу вас и устрою все, что требуется для похорон. Ни о чем не беспокойтесь; молитесь за матушку, молитесь за вас; положитесь на доброту всемогущего Отца. Прощайте, дитя мое, до свидания, и да покоится благословение божье на вас и на вашем доме!

Кюре дал последнее благословение матери и дочери и вышел из дома. Оставшись одна, Каролина не пыталась больше сдерживаться и, несмотря на смирение перед Божьей волей, со всей полнотой чувств предалась горю. Ее стоны и рыдания разбудили Грибуйля, хотя она из предосторожности плотно закрыла дверь.

Услышав плач сестры, он поднялся, наскоро оделся, тихонько приоткрыл дверь и обнаружил коленопреклоненную Каролину. Обратив к распятию залитое слезами лицо, она обессиленно уронила на колени скрещенные руки.

– Каролина! – произнес он с упреком.

Каролина поспешно утерла слезы, но не поднималась.

– Каролина! Ты меня обманула! Я спал, потому что поверил твоим словам!.. Каролина! Ты огорчена! Почему ты плачешь?

Каролина указала на безжизненное тело матери и произнесла еле слышно:

– Она умерла!

Грибуйль подошел к постели матери и внимательно посмотрел на нее.

– Она больше не страдает! – сказал он; – нет, не страдает… гляди, какое спокойное лицо. Она правду говорила… «Когда я умру, – сказала она мне, – я буду очень счастлива, я буду жить вместе с Господом, святой Богородицей и ангелами»… Правда, она счастлива… Слушай, мне кажется, что она улыбается.