Мы обнимем смерть - Девин Мэдсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошли, найдем тебе чистую одежду.
По пути нам не встретилось ни единой души, весь внутренний дворец казался пустой могилой. Тела убрали, но остались сломанные экраны и ограждения, многие двери превратились просто в проемы, заваленные обломками и бумагой.
Зайдя в какую-то дверь, Сетт поводил перед собой фонарем, осветив вместо опрятной комнаты кучи сложенного по видам оружия в море одежды, кожаных доспехов и кольчуг.
– В основном тут все слишком маленькое, но несколько разрезов в нужных местах это исправят. – Сетт поставил лампу на выпотрошенный сундук и взял нечто из зеленого шелка. – Мундиры у имперской армии были неплохие, но от них почти ничего не осталось.
Я не желал носить кисианские вещи, но моя кожаная одежда видела столько грязи, что не хотелось даже об этом думать. Я много раз в ней сражался, и по коленям стекала кровь множества отрезанных голов. А здесь, несмотря на беспорядок, все выглядело свежим и чистым.
Сетт бросил мне шелковое одеяние. Оно скользнуло у меня между пальцами, цепляясь тонкими нитями за огрубевшую кожу. Я позволил ему упасть и разлиться по полу, как мерцающие зеленые воды залива Хемет.
И снова Сетт стоял молча, пока я обходил комнату, роясь в россыпях одежды. Штаны, которые я выбрал, были слишком тесные, рубаха слишком длинная, кожаная поддевка слишком тонкая, а плащ слишком тяжелый. Одежда была мне нужна, но врезалась в тело, от нее чесалась кожа, а чересчур тесный воротник душил как удавка. Под левантийским солнцем в таком одеянии можно свариться заживо, но, если кисианские дожди хоть наполовину настолько ужасны, как считали чилтейцы, я буду ему рад. Кошмарные дожди. Если бы чилтейцы не так сильно боялись воды, то, возможно, почуяли бы зреющий под самым носом мятеж. Или нет. Я же не почуял.
Я раскинул руки, приглашая Сетта оценить мой вид.
– Ну, как я выгляжу?
– Смехотворно. Но чисто. Пойдем, скоро рассвет.
Взяв на замену кисианский меч и сунув вещи в сумку, я снова последовал за Сеттом в тишину дворцовых теней.
– Где все? – спросил я, стараясь поспевать за его быстрым шагом.
– Где им, по-твоему, быть посреди ночи?
Он вошел в зал. Сетт был высоким человеком, но казался крошечным по сравнению с возвышавшимся над ним дворцовым шпилем. Последние слова Сетта поднялись в залитую лунным светом высь, шаги отдавались эхом, когда он пошел к открытым дверям. Нет, не открытым. Сломанным. Чилтейцы разбили главные двери так же, как и многие другие, предоставив Лео пройти сквозь них, будто их открыла рука его бога.
Укол вины вынудил меня воздержаться от дальнейших расспросов. Я поклялся защищать Лео и не сдержал клятву. Так же, как клялся защищать своих Клинков. И свой гурт.
Сетт прошел через разбитые двери. За ними нас встретили пологие ступени и, если бы не душная ночь, я будто бы вновь шел по колоннаде вслед за Лео.
– Что стало с телом Лео?
– Не знаю, – ответил Сетт, не оборачиваясь.
– Как ты можешь не знать?
– Я не спрашивал.
Он еще быстрее зашагал по колоннаде, заполненной удушающим запахом гниющих цветов, раздавленных нашими ногами. За зарослями винограда раскинулся сад. Ночное небо над внешним дворцом осветил удар молнии. Внутри было душно, но здесь оказалось еще хуже. Жара давила тяжелой рукой, от ее влажного прикосновения со лба капал пот.
К тому времени, как Сетт дошел до внешнего дворца, мне пришлось гнаться за ним вприпрыжку. Колени обжигала боль.
– Сетт…
– Просто иди, Рах. У меня больше нет для тебя ответов.
Он поспешил под огромную арку. Прогремел гром.
– Где Первые Клинки?
Сетт с каждым шагом обгонял меня еще сильнее, предоставив хромать за ним по темным коридорам и извилистым дворикам. От спешки его фонарь тошнотворно раскачивался, ручка скрипела, свет метался по стенам туда-сюда. Непохоже, что фонарь был нужен Сетту. Он знал дорогу. Лео тоже ее знал.
Я покрепче схватил мешок с грязной одеждой и догнал Сетта.
– Сетт, скажи правду, что происходит?
– Ничего. Смотри, как я и обещал, – указал он, когда мы снова вышли в ночь, и его шаги камнепадом застучали по внешней лестнице.
Во дворе ждал Дзиньзо, которого держал под уздцы Тор э’Торин. После смерти коммандера Брутуса юноша стал свободен, как любой из нас, но темные круги под глазами остались, и держался он напряженно.
– Ты должен был передать приказ, а не оставаться, – сказал Сетт, подходя к нему. – Ты нужен мне внутри, помочь с письмами. Тот писец не понимает и половины того, что я говорю.
– Прости, капитан, – сказал Тор, складывая кулаки. – Не хотел оставлять коня капитана Раха одного в такую погоду. Он мог забеспокоиться.
– Он больше не «капитан» Рах, – рыкнул Сетт.
Я прижался лбом к шее Дзиньзо, зарылся пальцами в ухоженную гриву, притворяясь, что не слышал этих режущих душу слов. Не капитан. Чужая еда в желудке забурлила, вернулась тошнота.
В молчании я осмотрел Дзиньзо, скорее по привычке, чем из опасения, что за ним плохо ухаживали. Лицо Сетта оставалось все таким же хмурым каждый раз, когда я отваживался бросить на него взгляд. Тор тоже остался и переминался с ноги на ногу неподалеку. Он облизал губы и улыбнулся, когда заметил, что я смотрю на него, но улыбка вышла неубедительная.
Снова прогремел раскат грома, далекий, но грозный. При взгляде на закрывавшие звезды тучи я начал понимать страхи чилтейцев.
Мои сабля и ножи торчали из седельной сумки – кисианской, как я заметил, но не посмел спросить, что случилось с моими собственными. Вопрос будто застрял у меня во рту, приклеенный жутковатым чувством, что здесь что-то совсем не так.
– Ну, так ты скажешь мне, что происходит? – спросил я, засовывая мешок с оружием в сумку и похлопывая Дзиньзо по шее.
Сетт рассмеялся, и от этого безрадостного звука по мне побежали мурашки.
– Садись на коня, парень.
Я рискнул бросить еще один взгляд на Тора, но мальчишка уставился на камни. Молния осветила его длинные и растрепанные черные волосы.
– Ладно, – сказал я и отсалютовал Сетту, как Гидеону. – Пусть Нассус ведет тебя и хранит твою душу.
Он будто меня не слышал.
Когда я карабкался на спину Дзиньзо, ноги пронзила боль. Но все слабости моего тела в тот момент превратились в ничто – я снова стал всадником. Сила Дзиньзо наполняла мою душу. С поводьями в руках я мог сидеть гордо и прямо, невзирая на вину, страх и боль. В седле я снова был левантийцем.
– Поезжай на север. – Нетерпеливый перестук копыт Дзиньзо вывел Сетта из транса. – И не останавливайся, пока не достигнешь Ленты. Когда доберешься до дома…
– Я не еду домой. Не сейчас. Я не вернусь туда, пока не повидаюсь с Гидеоном.
Из горла Сетта вырвался крик раненого зверя, и он схватил уздечку Дзиньзо.
– Ты что, вообще не слушал, Рах? Уезжай! Убирайся отсюда!
– Нет, пока хотя бы не попрощаюсь. Он встал на путь, по которому я не могу за ним последовать, но я не могу уйти, даже не увидев его. Даже не…
Сетт придвинулся ближе, прижав мою ногу к боку Дзиньзо.
– Слишком поздно, Рах. Я говорил тебе, что ты ему понадобишься, а ты его подвел. Всех нас подвел. Я не позволю тебе сделать это еще раз.
– Подвел? – Слова резали сердце ножом. – Я пытался спасти его. Спасти всех нас. Я…
Ногу пронзила боль, подобно огненному следу молнии в ночном небе, и я подавил вопль. В покрытых шрамами пальцах Сетта оказалась рукоять пробойника, а его крюк торчал в моем бедре.
– Считай это последним предупреждением. Уезжай. Сейчас же. Он не хочет тебя видеть.
Я до боли сжал поводья Дзиньзо, но огонь в ноге не утих.
– Тогда пусть он скажет мне об этом сам, – процедил я сквозь стиснутые зубы.
Сетт протащил крюк по коже, разрывая плоть. Я хотел закричать, заплакать как ребенок, вытошнить боль на камни, но сжал губы, медленно дыша. Дзиньзо пытался
