МОЁ ИНДЕЙСКОЕ ДЕТСТВО - МАТО НАЖИН

Независимо от сорта древесины, палка должна была быть не слишком толстой и твёрдой и хорошо сгибаться. Гибкий лук стреляет намного дальше. Быстрое использование лука было для нас основным. Мы не слишком думали о внешней его красоте, как это делают современные лучники. Мы учились убивать свою добычу наиболее быстро и эффективно. Возможно, современному мальчику, даже индейскому, трудно представить себе, что значил лук для индейца в старые времена. Он был с ним всегда и везде, даже ночью. При любом подозрительном шуме его рука сразу же нащупывала лук и стрелы, которые всегда лежали рядом. В старые времена, до появления лошади, индейцы охотились на бизонов с очень коротким луком. Длинный лук, наподобие современных, использовался, только если охотник подбирался к стаду через высокую траву. Иногда при этом он надевал на себя волчью шкуру. Это помогало охотнику подобраться как можно ближе к бизонам, особенно если он двигался с подветренной стороны. Свой короткий лук он держал в руке или за поясом спереди. Колчан, переброшенный через левое плечо, был, как правило, сшит из шкуры бизона. Летом бизонья шкура бывает мягкой и гладкой, мягче лошадиной, а зимой она становится толстой и шерстистой. Некоторые счастливчики имели колчаны из выдры. Когда воины не охотились, они часто носили двойной колчан: в одном отделении лежал лук, в другом – стрелы. Если у молодого человека был колчан из выдры и красиво украшенные стрелы, ему все завидовали, а если у него была девушка, то она им очень гордилась.

Изготовление тетивы также было очень любопытным делом. На самом деле, весь процесс создания лука и стрел доставлял нам удовольствие. Чем больше мы их делали и чем чаще охотились с ними, тем больше нам это нравилось. Даже сейчас мне доставляет удовольствие сделать хороший лук или несколько красивых стрел.

У женщин всегда хранился запас сухожилий, которые они использовали как нитки. Мы всегда просили их у матерей, когда это было необходимо. Как вы видите, сухожилия в индейском типи были такой же нужной вещью, как нитки в современных домах. Мать использовала их для шитья различной одежды – платьев, ноговиц и мокасин. Даже наше жилище было сшито этими жилами так, что ни дождь, ни снег не проникали внутрь. Наши матери были умны и изобретательны во всём, что касалось домашнего хозяйства.

Короткие куски сухожилий всегда отдавали нам, и мы соединяли их, смачивая слюной, а затем разглаживая на колене. Из этих нитей мы учились сплетать прочные тетивы для своих луков. Каждый охотник обязательно брал с собой запасную тетиву, на случай если основная порвётся.

Существует разница в качестве сухожилий различных животных. Оленьи жилы были мягкими и сухими, поэтому воины и охотники использовали их при изготовлении стрел. Но для тетивы и сшивания покрышки типи обычно брали бизоньи сухожилия, более толстые и прочные. Они представляли собой две длинные полосы, проходящие вдоль спинного хребта животного. Мы очищали их от мышц и прилепляли на шесты типи. Высохнув, они отваливались сами. Тогда мы сматывали их и прятали в сумку до той поры, пока они не понадобятся. В таком виде они могли храниться сколько угодно.

ИНДЕЙСКИЙ МАЛЬЧИК

Одно из самых приятных воспоминаний моего детства связано с теми днями, которые мы с друзьями проводили со своими пони (низкорослыми степными лошадками). Как я уже говорил, каждый мальчик Лакотов имел своего пони и учился ездить на нём. Между ними завязывалась тесная дружба. Известно, что лошадь – очень умное и понятливое животное, что она чувствует человека, и за годы тесного общения с ним может научиться понимать хозяина без слов. Таким образом, я и мой пони всегда отлично понимали друг друга. Я был добр к нему и любил его, и он отвечал мне тем же. Первый мой пони был вороным, и для меня он был самым красивым на свете.

Когда пони был уже хорошо приручен, хозяин мог оседлать его даже в темноте, поскольку конь узнавал его и давал себя поймать. Зачастую мальчик и жеребёнок росли вместе, становились хорошими друзьями и отлично понимали друг друга.

Мы начинали учиться верховой езде когда были ещё слишком малы, чтобы самостоятельно забираться на своих пони. Если нас было несколько человек, то мы помогали друг другу. Старший из ребят соединял свои руки и делал что-то наподобие стремени для младшего. Когда тот уже сидел верхом, то выставлял ногу, и второй, в свою очередь, использовал её вместо стремени. Если же малыш был один, а рядом не было подходящего пня или холмика, то ему оставалось использовать только собственную силу и ловкость. Мы цеплялись за гриву пони и карабкались по его ноге, как по стволу дерева. Немного повзрослев, мы закидывали левую ногу на спину коня и подтягивались на неё. Мы, как и все индейцы, всегда садились на лошадь справа. Белые же почему-то делают наоборот.

Иногда мы забирались на лошадь с помощью верёвки. Привязав один конец к гриве, на другом мы делали петлю вместо стремени. Дальше всё было очень просто.

Если наши ноги уставали от долгой скачки, то мы делали себе стремена из верёвки, переброшенной через спину лошади с петлями на обоих концах.

Иногда нам приходилось объезжать диких пони. Это было небезопасно, ведь можно было упасть или получить сильный удар копытом. Но это случалось не часто – мы были сильными и ловкими.

Существовало довольно много способов объездить коня. Один из них состоял в том, чтобы загнать его в реку на глубокое место и плыть рядом, держась за гриву или хвост. Мы все были хорошими пловцами, а лошади в воде не могли сильно лягаться.

Мы никогда не позволяли себе жестокости по отношению к животным, а только играли с ними до тех пор, пока они не привыкали к нам и не переставали бояться. Они убеждались в том, что мы не причиним им вреда и тогда уже не имели ничего против, когда мы садились на них.

Методы белых людей, с помощью которых они объезжают лошадей, слишком жестоки. Наши же способы никогда не причиняли вреда животным. Мы объезжали своих пони с помощью доброты и получали послушное и спокойное животное. Конечно, если мы вырастали вместе с ними, то их не было нужды объезжать. Когда мы становились мужчинами, наши лошадки тоже вырастали во взрослых коней и понимали нас так же хорошо, как и мы их.

Это всё – мои приятные воспоминания, но есть среди них и одно грустное. Когда я отправился в школу в Карлайле, мне пришлось расстаться со своим пони. Я до сих пор помню, как грустно мне было оттого, что я не мог взять его с собой. Нас была целая компания, такие же как я мальчики и девочки, но я всё равно очень скучал. Ведь я был всего лишь маленьким одиннадцатилетним мальчиком. Мне пришлось проехать пятьдесят миль от дома, затем сесть на пароход, а с него пересесть на поезд. Я проехал эти пятьдесят миль на своём коне, но потом мне пришлось распрощаться с ним, – я уезжал на восток и думал, что уже не вернусь назад.

Мы всегда ездили верхом без седла и уздечки. Вместо неё мы использовали лошадиную гриву, а седло нам вообще было ни к чему.

Когда мы уже хорошо умели ездить на лошади, то взбирались на неё так же легко, как современные ребята садятся в автомобиль. Мы неслись по прерии и её холмам, преодолевали ручьи и реки, скакали среди скал и через лес. Верховая езда была частью нашей жизни.

Наши лошади имели крепкие ноги, но иногда они спотыкались, и тогда оба – мальчик и пони – падали. Но они быстро поднимались на ноги, не получив серьёзных повреждений. Дело в том, что по всей прерии были рассеяны колонии прерийных собачек. Эти маленькие животные разрывали почву для своих нор и нашим пони было трудно не ступить копытом в одну из них. Но нас это не смущало. Как и все мои друзья, я носил длинные волосы, которые свободно падали на спину. Когда погода была тёплой, на мне не было ничего, кроме ноговиц из оленьей кожи. Я был настоящим «диким» маленьким индейцем. Наши пони были сильными и выносливыми и знали, как позаботиться о себе. Они были маленькими, но очень сильными.

Когда охотник возвращался с охоты с убитым бизоном, он навьючивал добычу на спину лошади. Маленькое животное почти скрывалось под столь тяжким грузом. Если дело было зимой, то ему приходилось добираться до дома, преодолевая мили глубокого снега. Но при этом оно не выказывало особой усталости. Когда наши пони паслись, они могли выкапывать сухую траву копытами даже из-под слоя снега. Кроме того, эти низкорослые кони очень твёрдо держались на ногах, даже на льду. Когда они на полном скаку попадали копытами на лёд замерзшего ручья, то катились по нему, не теряя равновесия. Там, где бизоны спотыкались и падали, наши пони были вполне способны удержаться на ногах. Они отличались прекрасной быстротой и ловкостью в погоне за бизонами или другими лошадьми. И уметь оставаться на спине лошади при любых её поворотах являлось для нас одним из важнейших навыков в искусстве верховой езды. Если пони спотыкался и падал, то мы тоже падали, перелетев через его голову, и как можно быстрее старались встать и снова взобраться на него, даже если сильно ушибались при падении. Это было вызвано соображениями безопасности, поскольку для охотника не было большей опасности, чем остаться пешим посреди стада бизонов.