Исчезающая профессия - Людмила Свешникова

Блок питания — над металлическим прилавочком три верньера: «завтрак», «обед» и «ужин». Алик крутанул «завтрак». В автоматической кухне щёлкнуло, загудело, открылось окошечко, и из него выехал на прилавочек мизерный сухарик и небольшой туб.

— Не понял?!— раздражённо воскликнул Алик и крутанул «обед». Питающее окошечко не открылось, а на табло загорелись слова: «Просьба вторично не требовать. Автомат самонастраивается на биотоки клиента. Бросьте отходы в мусорный люк. Обед следует за завтраком через два — четыре часа». По крепости сухарик был похож на наждак. Алик с трудом сжевал его и обозвал пищевой блок нехорошим словом. В тубе оказалась обыкновенная вода. Искатель сокровищ почувствовал некоторое недоверие к прекрасной таможеннице.

«Немедленно поворачиваю эту жестянку в Южную Америку», — решил он. Таможенница проинформировала, что можно задать другую программу компьютеру, управляющему кораблём. Но сначала захотелось взглянуть на сокровища, и Алик проследовал обратно в грузовой отсек. Он вошёл и остолбенел. На помеченном контейнере, свесив длинные ноги, сидел Копыто. На другом в позе персидской царевны возлежал Лёва. Перегрузка, видимо, далась ему трудно: голубая куртка таможенника потно прилипла к жирным телесам. Лёва меланхолично дожёвывал кусок колбасы — он всегда был запасливым.

Коллеги страшно удивились, увидев Алика, а он, быстро оправившись от потрясения, насмешливо сказал:

— Я не хочу ради любопытства расспрашивать, как вы оказались здесь, но попрошу быстро очистить помещение.

— Эт почему? — наивно спросил Лёва, не переставая жевать. — Имущество ничейное…

— Будем драться? — поинтересовался Копыто.

— Зачем драться? — миролюбиво сказал Алик. — Драться нехорошо. Сделаем по-другому: вы слиняете отсюда. Кстати, пищевой блок выдаёт шикарный корм — я только что плотно позавтракал.

— А это видел?! — Копыто потряс костистым кулаком, слез с контейнера и набычившись двинулся к Алику.

— Что дальше? — спокойно спросил тот.

— Счас я тебе покажу и дальше и ближе!

Копыто размахнулся, но ударить не успел. Алик ловко уклонился от кулака и дал прямой правой в боксёрскую челюсть. Челюсть хрустнула. Копыто долбанулся затылком об пол и вдруг взлетел к потолку. Алик взлетел тоже. Лёва удивлённо крякнул и выпустил из рук недоеденную колбасу — она плавно поплыла по воздуху.

Копыто болтался, дрыгая конечностями, как жук, пришпиленный булавкой. Капли из носа не падали вниз, кружа вокруг разбитой физиономии. Загребая по-лягушачьи руками и ногами, он подплыл к Алику и лягнул того ногой в живот. Алик согнулся пополам, отлетая в другой конец грузового отсека.

— Невесомость! — испуганно взвизгнул Лёва, подпрыгнул и мёртвой хваткой повис на ноге Алика. Свободной ногой тот дал прямо в нос, выступающий среди пухлых щек. Лёва взвыл. Алик же, оттолкнувшись от стены, врезал Копыту под дых.

Коллеги, неудачно застолбившие сокровища, цепляясь за стены, сползли вниз и уселись рядышком, ощупывая повреждённые места.

Алик, перехватывая руками, тоже спустился вниз по кабелю, протянутому поперёк стены. По дороге ему попался длинный болт с тяжёлой гайкой на конце. Поднатужившись, он вытянул его из гнезда.

— Будем рассуждать по-научному или не будем? — спросил он коллег.

— Будем! — всхлипнул Лёва разбитым носом.

— Я владею всеми видами борьбы, усекли? — сказал Алик. — Из одного я точно устрою жмурика… Допустим, повезёт вам. Трупик, куда трупик денете? Знаете, где тут окошко на улицу? Не знаете. Спустится этот грузовик в какой-нибудь банановой стране, а там тоже таможня, полиция, то да сё… Мокрое дело пришьют! Предлагаю временное перемирие.

— Наш груз! — прохрипел Копыто. — Не отдам!

— Не отдадим! — пискнул Лёва.

— Продолжим? — Алик небрежно помахал длинным болтом.

Вид примитивного оружия подействовал успокаивающе на коллег.

— Жребий, что ли, тянуть? — спросил Копыто.

— Наконец-то дошло! Идиоты, контейнеров три, всем хватит! Вырываю из блокнота три листика и на каждом изображаю номерок, понятно?

Сложенные вчетверо листики бросили в Лёвину кепку. Копыто вытянул номер первый. Алик — третий, а Лёве достался второй. Одним прыжком он долетел до своего выигрыша и алчно затеребил пломбу. Насаженная на толстую проволоку, она не поддавалась.

Алик сказал:

— Кончай. Потом. Сначала повернём жестянку в тёплые страны. Или вам больше подходит Саратов?

Саратов ворам не подходил. После короткого совещания на мирной основе все решили побывать в рубке корабля.

— Идём спокойно, — предупредил Алик и выразительно покрутил болтом.

— Век свободы не видать! — дуэтом пропели Лёва с Копытом древнюю воровскую клятву.

Троица направилась к рубке, но, несмотря на древнюю клятву, никто не хотел идти впереди другого — передвигались плечо к плечу.

Это было красочное зрелище: физиономии пестрели кровоподтёками, от резких движений временами коллеги взмывали к потолку, походя на пожилых обезьян, перелетающих с ветки на ветку.

Рубка оказалась закрытой бронированной плитой с тремя кнопками в центре. Помня наказ прекрасной таможенницы, Алик нажал верхнюю. Внутри плиты заскрипело, и металлический голос скучно пробубнил:

— Пульт управления открывается после приземления…

— Лапшу вешает! — закипятился Лева. — Сказала же та подруга… — И начал яростно давить на все кнопки. Бронированная дверь была молчалива, как склеп. Верхняя кнопка бубнила всё то же.

— Взломаем к чертям собачьим!— предложил Копыто, упираясь плечом в броню.

— Давай, давай! — поощрил его Алик. — Времени у нас много, через сотню лет взломаешь.

Он окончательно убедился в вероломстве таможенницы: корабль с заданного курса им не свернуть, летят они неизвестно куда, и неизвестно сколько будет продолжаться этот полёт — ловушка захлопнулась.

— У меня есть желание взглянуть на свои алмазные россыпи, — заявил он, — и здесь по дороге можно подкормиться.

Малочисленное обезьянье стадо допрыгало до пищеблока. Лёва, заранее облизываясь, затребовал обед. Автомат крякнул, выбрасывая из окошечка наждачный сухарик и туб с жидкостью. Копыто и Алик получили то же. Лёва первым присосался было к тубу и болезненно поморщился:

— Так и концы отдать недолго! — заключил он и непечатно выразился в адрес коварной таможенницы и пищеблока. — В тюряге кормёжка как кормёжка. Нет в жизни счастья!

Ему с нежностью вспомнилось последнее место отсидки: нормальная еда, вполне удобные нары.

Проголодавшиеся воры всё же прикончили что-то похожее на некалорийную похлёбку, загрызли сухариком и двинули в грузовой отсек.