Дети сектора - Виктор Глумов

УАЗ перестало трясти, с лязгом распахнулись дверцы будки и донесся немолодой, бодрый голос:

– Савельев, на выход!

Свет резанул по глазам, Росс сощурился, хотел прикрыть глаза руками, да наручники не дали. Пригнувшись, он скользнул на улицу. Его поджидали два сержанта – один молодой и конопатый, второй лет сорока пяти, с солидным момоном; оба были по форме и вооружены АК. Росс вскинул голову, улыбнулся небу, перечеркнутому белым следом от самолета, мысленно коснулся по-весеннему зеленых листьев лип, расслабился и чуть не налетел на припаркованный рядом «мерседес».

– Пошевеливайся, – буркнули за спиной, и Росс прибавил шагу, спугнув купающихся в пыли воробьев.

Здание УВД, строгое, белое, шестиэтажное, надвигалось медленно и неумолимо. Возле запертой бронированной двери общались двое то ли гражданских, то ли оперов. Завидев Росса, один из них затушил сигарету, а второй сплюнул.

В сумеречном коридоре УВД пахло сыростью, к стене жались три потертых стула и сухонькая бабка в ядовито-зеленом платке. Бабка теребила файл с документами и причитала, причмокивая беззубым ртом. Дежурный проверил документы, протянутые сопровождающими, сделал запись в журнале, и лампа над решетчатой дверью мигнула зеленым.

Вправо и влево тянулись плохо освещенные коридоры с рядами одинаковых дверей. Свернули налево, остановились. Росс прочел табличку: «Старший следователь Константин Олегович Кошкин». Воображение тотчас нарисовало жирного плешивого мужичонку, зачесывающего челку на лысину.

От яркого света глазам снова стало больно, в нос шибануло табаком, лосьоном после бритья и чем-то тошнотворно-терпким. Росс прищурился. Стол напротив двери пустовал, старший следователь сидел под окном за вторым столом в дальнем конце кабинета, солнечные лучи обтекали его тело, и чудилось, что оно охвачено сиянием, как нимбом, так что лицо Кошкина было трудно разглядеть.

– Присаживайтесь, обвиняемый Савельев, – следователь указал на стул.

Росс воспользовался предложением и вытянул ноги. Он не мылся двое суток, и под левой лопаткой нестерпимо зудело. Следователь положил на стол ключи от наручников и принялся листать дело, изображая озабоченность:

– Ростислав… надо же, тоже Олегович. Статья 222-я, торговля оружием, до четырех лет лишения свободы, знаете, да?

Росс кивнул. Расстегнул наручники и положил на стол. Следователь совершенно не походил на то, что ожидалось увидеть. Это был мужчина средних лет, брюнет, с чуть раскосыми глубоко посаженными глазами, тонким хищным носом и выбритым до синевы массивным подбородком с крупной ямкой. Эдакий уличный котяра, матерый, битый в боях.

– Можно позвонить адвокату?

Кошкин проигнорировал вопрос и продолжил:

– Хотите сигарету?

– Спасибо, не курю.

– Как знаете, – следователь снова углубился в личное дело.

Росс знал, что дознаватели чаще всего разыгрывают два сценария: злой следователь и добрый. Второй сценарий срабатывал чаще: подозреваемый после многосуточной пытки «обезьянником» впервые сталкивался с человеческим отношением и готов был выложить что угодно, а если не выложить, то подписать. Кошкин пытался изображать доброго мента, но актером был никудышным, поэтому и на его лице, и в жестах читалось равнодушие. Он даже не смотрел на Росса. Подумаешь, надо еще одно дело «сшить» – ерунда! Скорый отпуск – дело гораздо более важное.

– Давайте поговорим как человек с человеком, без протокола? – предложил Кошкин и уставился на Росса грустными-прегрусными глазами, которые прямо кричали: «Как же вы все меня задолбали!»

– Хорошо, – Росс подался вперед. – Вы знаете, что дело сфабриковано. Я торгую макетами оружия, что законом не запрещено. Я вообще закон не нарушал. Зачем мне продавать боевые стволы, когда макеты стоят дороже? В двадцать пять у меня все есть – квартира, машина… Ну на фига мне рисковать?..

– А вот это, молодой человек, мне и предстоит выяснить.

«Хана, – подумал Росс, холодея. – Посадят. Ему велено меня посадить, и он будет искать, к чему прицепиться. Вскрыли посылку, заменили макеты ПМ боевыми стволами, и вот твоя камера, Росс! Пашку, который отправлял посылку, сейчас тоже, наверное, таскают. Чертово государство. Чертово общество. Надо было валить за бугор или Сектором заниматься, как большинство успешных людей…»

– Против вас, Ростислав, факты: три боевых ствола. Понятые подтвердили их наличие. Экспертиза – назначение. Упираться бессмысленно.

В окно билась жирная муха, она тоже стремилась на волю, за решетки, где колышутся молодые побеги вишни, а за ними мелькают машины. На Росса медленно опускался потолок, решетки утолщались, а небо за стеклом бледнело. 222-я статья – это четыре года, если по максимуму. То есть два года, точно, придется топтать зону. Не зря говорят, что от сумы и тюрьмы… Вот же попадалово! И ведь совершенно ни за что!

– Не осложняйте жизнь себе и мне, – продолжал следователь выцветшим голосом, сцепив на столе лопатообразные руки. – Не верится в то, что вы, молодой, предприимчивый, способный, потащили в дом посылку, не проверив ее. Да и вообще, странно это все: посылки, заказы…

Росс сжал кулаки. Не психовать. Вести себя достойно. Срочно позвонить Ваньке Венину, пусть защищает, без адвоката тут никак. Сейчас следак, по идее, должен начать прессинг. Росс не ошибся.

– Нужно еще ваши каналы проверить, тут контрабандой попахивает, что, заметьте, тоже статья. Деньги к вам регулярно поступают из Украины, а посылки вы туда не отправляете и сами не ездите. Странно, да?

Голос следователя, безжизненный, как целлофан, шелестел и шелестел, Росс старался не смотреть на равнодушную морду Кошкина, чтобы не яриться. В этот миг он был для Росса средоточием всей человеческой гнили, одним из многочисленных жерновов системы, которая победила-таки и, будто зубами, щелкала шестеренками, готовая перемолоть жертву.

Распахнулась дверь, и в кабинет ворвалась молоденькая секретарь с фигурой фрекен Бок из «Карлсона», разинула алый ротик, но Кошкин гаркнул на нее:

– Почему без стука?!

Дама заморгала, ее огромная грудь, выпирающая из-под пиджака во все стороны, заколыхалась. Промямлив извинение, секретарша исчезла.

Следователь продолжил:

– Вернемся к нашему разговору…

– Я бы рад помочь следствию, – проговорил Росс, наблюдая, как лапища Кошкина щелкает кнопкой автоматической ручки об стол. – Но вы не заинтересованы в правде, так что я ни слова больше не…

На дороге завизжали тормоза, кто-то принялся сигналить, скрежетнуло металлом о металл, заголосили – дико и отчаянно. Следователь встрепенулся, уставился за окно: на дороге из-за аварии образовалась пробка. Люди покинули машины и разбрелись по окрестностям. Счастливые свободные люди. Нет, жалкие людишки, недостойные свободы.

– Итак, – Кошкин отложил ручку и снова сцепил руки. – Я вас слушаю.

На улице заорала женщина так, что слова застряли у Росса в горле. Крик подхватили мужчина и ребенок. Кто-то возмущался, но слов было не разобрать.

– Не отвлекайтесь, – сказал следователь, с любопытством поглядывая в окно.

Росс молчал. Происходящее казалось ему неправильным, и он не мог понять, почему. Люди, пробка… Кто-то пострадал – это естественно. Пострадавшие линчуют виновника – тоже естественно: не так давно в Питере толпа разорвала депутата, который сбил женщину на переходе.

Что же не так?

Снова вопль. На этот раз орали прямо тут, в здании ОВД, да на два голоса. Застрекотал автомат. Следователь вскочил, снова сел и вытаращился на Росса. Распахнулась дверь, и в кабинет ворвалась давешняя фрекен Бок: глаза навыкате, оскал, как у собаки, щеки колышутся. Пухлые пальцы сжимают окровавленный кухонный ножик. Разинув рот в безмолвном крике, она ринулась на Кошкина, который такого поворота событий не ожидал и остолбенел, вытянувшись в струнку у стола.

Росс успел среагировать: вскочил и ткнул ее в шею. Нормального человека такой удар вырубил бы, дамочка же пошатнулась и развернулась к Россу, растопырила руки-ноги и захромала к нему. Психоз? Почему она не упала?

– Лена, твою мать! Ты что творишь? – бормотал Кошкин, вынимая пистолет.

Росс не спешил драться с дамой, пытаясь понять, что с ней. Походка разболтана, движения раскоординированы, зрачки расширены… Она наркоманка? Не похоже, он вырос в наркоманском районе и безошибочно определял наркоманов в толпе. А если рукой поводить у нее перед носом? Не реагирует. А если в сторону метнуться?

Росс отскочил вдоль стены к выходу. Дамочка тотчас о нем позабыла и сосредоточилась на следователе. Раскосые глаза Кошкина округлились, пистолет (боевой «макаров») в его руках дрожал.

– Елена! Стой на месте. Еще шаг – и я стреляю!

Ужас Кошкина передался Россу. Вот она, неправильность – в этой женщине. Чуждая, леденящая душу неправильность. Взрослый мужчина, который наверняка видел смерть, пасует перед ней, как мальчишка.