Длинная Жизнь Маши Во - Лариса Михайловна Билевич

На уроках географии для неё самой большой радостью было очутиться рядом с картой. Первое время это было просто случайностью – ученика на голове, которого она находилась, вдруг вызывали к доске, поверх которой почти всегда висела карта мира. Маша долго думала, как сделать так чтобы такие моменты случались чаще и придумала:

Она начинала кусать голову до тех пор, пока её обладатель или обладательница не начинали дёргаться и крутиться во все стороны. Учительница всегда считала такое поведение верным признаком того что «кому-то очень не терпится поделиться своими знаниями с классом», и вызывала Машину жертву к доске.

Маша верила, что хорошее знание географии, особенно карты, поможет ей осуществить ее мечту. Но именно на уроке Географии ее ждало одно разочарование за другим. Сначала Маша узнала что ни Чесаловки, ни даже Чесарёва нет на карте мира! Потом выяснилось что «столица нашей родины» бесконечно далека от китайской границы.

Потрясенная Маша вернулась к маме и почти неделю жила вместе с ней в состоянии очень близкому к депрессии, пока случайно не подслушала разговор между двумя шестиклассниками.

– А мы в Москву переезжаем. Папа там работу новую получил, – сказал Лёша Ёжиков своему соседу по парте Вите Самолётову.

На слове «переезд» Маша тут же переместилась с Витиного затылка к его виску, чтобы не напрягать слух – мальчишки разговаривали шёпотом.

– Когда? – спросил Витя.

– Уже на следующей неделе, в пятницу, – ответил Лёша.

Этот разговор произвел на Машу очень сильное впечатление. Несколько минут она как безумная бегала от виска к виску, повторяя взволнованно: «в Москву, в Москву!»

Машино необычное настроение было замечено Наташей, которая первый раз за последние три недели оторвала свой взгляд от родинки на Витином затылке.

– Машенька, что с тобой? – несколько раз спросила она свою дочь, но та продолжала носиться от одного Витиного уха к другому, не обращая на Наташу никакого внимания.

– Доченька, зачем тебе Москва? Нам и здесь хорошо! – прокричала Наташа, когда Маша в очередной раз пробегала мимо неё.

– Как зачем? – удивилась Маша, – Москва столица нашей Родины! – хорошо поставленным учительским голосом отчеканила Маша.

– Ну не всем же жить в столице! – попыталась возразить Наташа.

– Я хочу жить в городе, который хотя бы отмечен на карте! – заявила Маша таким обиженным тоном, как будто Наташа была виновата в том, что Чесаловки не было на карте.

Наташа молчала и думала о своей судьбе. Неужели ей суждено доживать свой век в одиночестве, и это после стольких перенесенных потерь?

Маша видимо догадалась, о чем думает Наташа, потому что сказала наигранно весёлым и бодрым голосом:

– Ма, а поехали в Москву вместе! Чё ты будешь одна здесь сидеть? А? Красную Площадь посмотрим, в Большой Театр…

Маша осеклась на полуслове, потому что вдруг увидела Наташино лицо, выражавшее такой ужас, страдание и страх, что Маша поняла, что она зря заикнулась о Большом.

– Не смей, не смей говорить мне о театре! – сказала Наташа задыхаясь. У неё тряслись губы, и дёргался правый глаз.

– Ладно, ма, не расстраивайся. Если ты не хочешь, мы не пойдем в театр. В Москве кроме Большого есть еще много всего интересного – музеи, ВДНХ, магазины там всякие разные, в конце концов, просто метро…

Целую неделю Маша пыталась уговорить свою мать в необходимости переезда в столицу, но Наташа была непреклонна.

Аргументов у Наташи было всего два:

«Я слишком стара, чтобы тащиться в такую даль», и «хочу умереть на Родине». И какими глупыми и неубедительными они не казались Маше, ей так и не удалось их перешибить.

За день до намеченного отъезда Маша попрощалась с мамой и перебралась на голову Лёши Ёжикова. Впоследствии Маша хвалила себя за то, что не стала откладывать «переезд» на последний день, потому что в последний день Лёша в школу не пошёл.

Уезжала семья Ёжиковых из Чесаловки ранним утром. Дул холодный мартовский ветер и Маша была очень благодарна Лёшиному папе, Константину Сергеевичу за тёплую меховую шапку, под которой было так уютно и надёжно.

Сначала надо было доехать на машине до Чесарёва, а там сесть на поезд. Поездка на машине ничем особенным Маше не запомнилась. Наверно потому что длилась всего каких-то полчаса и ещё, потому что за всё это время Константин Сергеич так и не снял своей шикарной норковой шапки.

Зато своё путешествие на поезде Маша запомнила надолго. В поезде ей понравилось совершенно всё. И ритмичный стук колес, и звон подстаканников, и неправдоподобно ярко-жёлтый цвет волос проводницы Гали. Но больше всего Маше нравилось смотреть в окно. От скорости, с которой мелькали за окном деревья, телеграфные столбы и дома захватывало дух. Маше хотелось только одного – ехать и ехать всю жизнь на поезде, ни о чём не думая и ни о чём не жалея.

Завороженная видами из окна, Маша не заметила, как поезд доехал до Москвы. Только когда семья Ёжиковых высадилась на Казанском вокзале, до Маши наконец дошло что она уже в Москве.

До нового места жительства Ёжиковы добирались долго. Сначала надо было спускаться вниз по страшной движущейся лестнице, название которой Маша так и не запомнила. На лестнице было тесно от огромного количества людей, и на мгновение Маша чуть было не поддалась соблазну переползти на одну из многочисленных голов. Но чувство какого-то сиротского одиночества, которое навалилось на неё при виде Казанского вокзала, заставило её остаться с земляками. За те несколько дней, что Маша провела в семье Ёжиковых, она успела по-настоящему привязаться к ним.

После страшной лестницы Маша очутилась в длинном переходе, который заканчивался огромным светлым залом с высоченными потолками. Совершенно неожиданно для Маши, прямо в зал пришёл поезд, и все семейство Ёжиковых быстро в него село.

Это был какой-то странный поезд, подземный, и Маше это не понравилось. Ей хотелось опять видеть поля, деревья и дома, но вместо этого поезд шёл по длинным тёмным коридорам, время от времени останавливаясь в таких же гигантских залах, каким был самый первый. Они были все разными, одни были очень красивыми, другие не очень.

Дорога до нового дома Ёжиковых показалась Маше бесконечной. Надо было два раза «пересаживаться» на другой подземный поезд и потом еще минут двадцать ехать на автобусе.

Первую неделю Маша н выходила из дома. Во-первых, было ужасно холодно, а во-вторых, Машу очень увлёк процесс