Фаберже для русской красавицы - Мария Жукова-Гладкова

А я встала на колени над девушкой и приложила руку к шее – в место, где бился пульс. Пульс был слабый, но был! Она опять застонала.

– Потерпи немного! – прошептала я, хотя она меня, вероятно, не слышала. – Сейчас врач приедет. Чуть-чуть продержись!

На вид я дала бы девушке года двадцать четыре. Роскошные темные волосы крупными локонами ниспадали на плечи, ноги были стройные, длинные и загорелые. Может, ходит в солярий, а может, недавно с курорта. На пальчиках – отличный маникюр, но мозоли на ладонях. От шеста?

Я взяла ее руку в свою – может, так ей будет легче? Длинные пушистые ресницы дрогнули, но глаза так и не открылись.

– Может, ее перевязать? – подала голос Варвара Поликарповна.

– Нет, наверное, лучше не трогать до приезда врачей.

– Наталья, взгляни, куда ее ранили.

– Ее нельзя переворачивать! – закричала я, потом тише добавила: – В бок, наверное.

– Ой, кровищи-то сколько! – воскликнула Варвара. – И куда ж это она, интересно, ползла?

Последний вопрос заставил меня задуматься. Я быстро осмотрелась – и увидела мобильник, валявшийся рядом с телом, но с противоположной от меня стороны. Крошечная трубка лежала рядом с рукой раненой девушки, под столом, накрытым на двоих.

Соня кому-то звонила? Звала на помощь?

– Да, разврат никогда до добра не доводит, – тем временем заметила Варвара Поликарповна и невозмутимо отправилась осматривать третью комнату, смежную с гостиной. – Ишь ты, еще одна спальня! – послышался оттуда Варварин голос. – Наталья, ты не знаешь, зачем одной бабе две спальни? Чтобы двух мужиков одновременно принимать?

Мне хотелось наорать на Варвару, но я сдержалась – хотя бы для того, чтобы не беспокоить несчастную Соню. Ну принимала двух сразу, или трех, или десятерых. Варваре-то какое дело?! Она что, у нее клиентов отбивала? И как можно ходить и осматривать квартиру, когда тут человек умирает?!

Я продолжала говорить Соне теплые слова, хотя, наверное, больше пыталась успокоить себя.

– А-а, тут она, похоже, жила, а в первой спальне клиентов принимала, – прозвучал голос Варвары Поликарповны. Но почему она говорит о Соне в прошедшем времени?!

Слышался звук открываемых шкафов, Варварины комментарии – в основном критические. Ее поражало количество шмоток, их непристойность, количество косметики на туалетном столике, потом она стала рассматривать драгоценности.

«А не сопрет?» – пронеслась у меня мысль, потом я решила, что скорее всего – нет, ведь я все-таки нахожусь рядом. И ведь для Варвары главное – информация, чтобы было о чем рассказывать всем соседям и знакомым. А тут она набрала сплетен на несколько недель вперед.

Я сама только обвела взглядом гостиную. Мое внимание привлекла и удивила огромная коллекция моделей гоночных машинок, выставленная в серванте. Вернее, сервантов было два: один – для посуды, другой – для машинок. «Странное хобби для стриптизерши», – подумала я.

Наконец в дверь позвонили. Варвара первой рванула к входу. Дверь ни она, ни я так и не заперли. Первыми приехали представители нашего районного отделения. Вслед за ними прибыла «Скорая», потом следователь из прокуратуры в сопровождении каких-то экспертов.

Врачи занялись Соней, Варвара носилась между ними, то и дело спрашивая «выживет или как?», и милиционерами, интересуясь у тех, найдут они убийцу или нет.

– Вы бы тут лучше ничего не трогали, – заметил следователь прокуратуры, усталый лысеющий мужчина лет сорока с мешками под глазами.

– Поздно, – пробурчал себе под нос представитель нашего районного отделения, как вскоре выяснилось – участковый. Я заметила, что он старался держаться подальше от Варвары Поликарповны, из которой энергия просто била фонтаном.

Следователь молча смотрел, как работает бригада «Скорой», эксперты фотографировали все вокруг, часть сотрудников стояла по углам и о чем-то шепталась. «Зачем их тут столько понаехало?» – удивилась я. Потом Соню положили на носилки и понесли из квартиры.

– В какую больницу вы ее везете? – спросила я.

– «Скорой помощи», – ответили мне.

После отбытия бригады врачей следователь дал какие-то указания экспертам и предложил мне и участковому спуститься в мою квартиру. Я кивнула и повела их к себе. Варвара тем временем объясняла сотрудникам органов, как нужно расследовать преступления, в частности, на примере Насти Каменской. У меня дома мужчины сняли обувь (что меня, признаться, удивило), проследовали в гостиную, оглядели потолок, люстру и засохшую лужицу на полу.

– Романовой повезло, что у нее в этой комнате паркет, – заметил следователь.

Я хлопнула глазами в непонимании. У меня везде был линолеум, а у Сони, как я вспомнила, в гостиной в самом деле был положен паркет, причем нелакированный, в остальных комнатах – линолеум.

– Иначе кровь бы не протекла, – пояснил следователь.

– Давайте в кухню пройдем, – предложил участковый, представившийся Петром Игнатьевичем. Следователь наконец предъявил мне удостоверение, в котором указывалось, что предъявителя именуют Человековым Ильичом Юрьевичем.

Я моргнула, снова прочитала, что написано, и посмотрела на мужчину.

– Мои родители были просто фанатичными коммунистами, – пояснил он. – Правда, когда я родился, других детей в нашей стране уже не называли Революциями, а имена Нинель и Владилена не связывали с товарищем Ульяновым-Лениным. Но мои все равно решили следовать традициям первых лет существования Советского государства.

– Но Ильич – это же отчество! – воскликнула я.

– Оно использовалось как имя, – вздохнул Человеков. – Я в свое время даже по справочной дедка одного нашел с таким же именем – школьного учителя немецкого языка. Он мне посоветовал просто представляться Ильей, что я и делаю.

– А почему вы не поменяете имя? – удивилась я. – Ведь сейчас, по-моему, с этим нет никаких проблем.

Человеков махнул рукой, буркнул себе под нос что-то типа «ай, заморачиваться еще» и уселся на табурет в моей кухне, где техники наблюдалось примерно в два раза меньше, чем этажом выше.

Я рассказала, что знала.

– А с соседкой знакомы не были? – подал голос Петр Игнатьевич.

Я покачала головой, объяснила, что недавно переехала и еще не успела познакомиться со всеми соседями.

– А вы, Петр Игнатьевич, ее хорошо знали? – поинтересовался Ильич.

– Хорошо – не хорошо, но знал. Красивая девка! – воскликнул участковый, взгляд его стал мечтательным. – Но почему-то все эти девки плохо кончают.

Петр Игнатьевич сообщил, что София Романова работала стриптизершей в ночном клубе «Феникс» – все дни, кроме понедельника и вторника. Вернее, работала она вечера и ночи. Днем Соня отсыпалась или посещала заведения, где женщинам облагораживают лицо и тело.

Я удивленно посмотрела на участкового.

– У меня вся информация от вашей другой соседки, – хмыкнул Петр Игнатьевич и предложил следователю лучше поговорить с Варварой Поликарповной. Она-то уж в деталях расскажет, чем и когда занималась София Романова и все остальные жильцы. – Сам я зашел к Соне пару раз, чаем она меня напоила и…

– Пожаловалась на Варвару? – вставила я. – Или вы по жалобе Варвары приходили? Я вам честно могу сказать: у Сони, пока я тут живу, было тихо. Ни музыки, ни криков, словно вообще никого нет.

– Варваре не на что было жаловаться, она просто прибежала ко мне, когда выяснила, где Соня работает, – Петр Игнатьевич хмыкнул и потер усы. – А мне было проще зайти к Романовой, причем сразу же, чем ждать, пока Варвара меня измором возьмет и еще все отделение в придачу.

– И что хотела Варвара Поликарповна? – заинтересовался следователь. – Чтобы вы выслали соседку на сто первый километр? Заставили сменить работу и подключили к общественно полезному труду?

– Она просто поставила меня в известность и заявила, что я должен лично знать проживающую на моей земле потенциально неблагонадежную гражданку, к которой толпами ходят лица противоположного пола, включая тех, в регистрации которых на территории Санкт-Петербурга Варвара Поликарповна не уверена. Насчет вас, кстати, тоже предупреждала, – участковый посмотрел на меня.

– А я в чем провинилась? Вроде как ко мне только женщины ходят!

– Она мне все про вашего бывшего мужа рассказала и про то, что у вас через него могут быть связи в криминальном мире. Поэтому вас нужно взять на заметку.

Я закатила глаза.

– Кстати, Наталья Петровна, если Варвара вас будет очень доставать, вы ей про внука скажите, который от армии косит.

– Так у него же дети-близнецы! – воскликнула я. – Он же должен был вполне официально получить отсрочку!

Участковый хмыкнул и поведал историю появления на свет двух маленьких мальчиков, которых Варвара Поликарповна признала своими правнуками. Дочь Варвары с зятем – археологи и в настоящее время работают в Египте, раскапывают какие-то фрески. Внука Костю фактически растила Варвара, поскольку родители постоянно ездили на раскопки. Потом пришло время спасать внука от армии. В институт с военной кафедрой (как и вообще в какой-либо институт) он не поступил, здоровье у него идеальное, калечить себя Варвара ребенку не позволила и стала думать, как спасти мальчика от Чечни и дедовщины. А тут дальняя родственница (внучка приемной дочери Варвариной мачехи) собралась принести в подоле от женатого мужика. Варвара и изобрела способ избавления одного от службы, а второго, хоть и не кровной родственницы, – от «позора» (по выражению Варвары). Мальчика Костю чуть ли не на следующий день после исполнения восемнадцати лет под белы рученьки отвели в ЗАГС вместе с двадцативосьмилетней Светой, которая должна была вот-вот разродиться двойней. Света успешно разродилась, а Костя по документам стал отцом двоих детей. Света очень быстро вернулась на работу в банк, где получает неплохую зарплату, Костя сидит дома и вместе с бабушкой нянчится с детками, что ему нравится гораздо больше, чем работать или служить в Вооруженных силах. Светину квартиру сдают. Все счастливы, кроме этих самых сил.