Преодоление - Татьяна Чебатуркина

Потом родители, испугавшись ее неприкаянности, возьмут ипотеку и купят ей двухкомнатную квартиру, будут настойчиво искать приличную пару среди своих благополучных знакомых, намекая, что с ее внешними данными вполне можно однажды расслабиться и позволить симпатичному молодому человеку остаться на ночь, попробовав, как вариант, гражданский брак. И все это только для того, чтобы в хомуте бесконечной работы, в фокусе всех свершившихся надежд и планов их прекрасной дочурке не остаться в гордом одиночестве.

Настя так зримо представила эту реальную картинку стремительно убегающей молодости, что, сменив на главной странице в Сети свое изображение ненатурального, загримированного лица с неестественно накрашенными глазами и губами на фотку с горного склона, рассмеялась радостно, словно бросая вызов запрограммированной судьбе:

«А первый шаг уже сделан! Завтра в семь часов утра – на новую работу!».

Глава 3. ПАВЕЛ

За последний месяц дед откровенно сдал. И особенно удручало, что буквально на глазах таяло его желание действовать, двигаться. И призывы: – «Дед, посмотри, правильно я вот эти лозы подвязал?» – улетали безответно в глубину сада и гасли там, а дед сидел на застеленном старым шерстяным одеялом диване под навесом летней веранды неподвижно часами, слушая, наверное, только себя, заблудившись в мягкой дреме в своем далеком прошлом.

Сколько тяжестей перенесли и сколько работы переделали его натруженные руки за девяносто прожитых лет – одному Богу было известно! И подошла, наверное, пора подводить итоги.

Павел где-то прочитал изречение: «Мудрость – это, когда ты все понимаешь, но уже не огорчаешься». В свои двадцать два года поводов огорчаться было предостаточно. Увлекаясь работой до глубокой ночи, а иногда до утра, приходилось в течение дня строго контролировать каждую минуту стремительно улетающего вслед за солнечными лучами растянувшегося летнего времени, разрываясь между домом и огородом, компьютером и приготовлением еды, уходом за дедом и элементарной приборкой.

Сколько он себя помнил, всегда рядом были только бабушка и дедушка. Отец Павла доверил им воспитание своего старшего сына, зная, что ему будет лучше в деревне, в ответственных и добрых руках своих родителей, пока они с женой осваивали далекие просторы Севера, трудясь на нефтяных промыслах, в погоне за приличными заработками. И родители отца не подвели. Израненный, бывший фронтовик Иван Николаевич и его жена Екатерина Осиповна жили ради внука, передавая ему всю мудрость поколений предков-крестьян, осевшую в памяти, в сознании, в соблюдении вечных божьих заповедей.

Павел стал художником. С детства изводил фломастеры и цветные карандаши, разрисовывая книжки и альбомы именно набросками того, что видел в жизни. Заметив необычное трудолюбие и упорство маленького мальчика, часами увлеченно малюющего акварельными красками обои сначала в детской, потом на кухне и в зале, в первом классе дед повез Павла в соседний район к известному художнику, который, посмотрев его работы, согласился заниматься с мальчиком два раза в неделю. Своей художественной школы в районе не было, но работы юного художника стали выставлять в родной школе. Неутомимый дед все восемь лет возил внука за сто километров, пока тот с отличием не окончил художественную школу в другом районе.

Счастливое детство и устоявшаяся незыблемость рухнули в четырнадцать лет, в один момент, когда буквально за несколько дней после инсульта сгорела бабушка. У нее был сахарный диабет, но ее жизнерадостный, звонкий смех, открытость, песни даже на секунду не допускали возможности ухода навсегда такой яркой и неутомимой, вечной, как казалось Павлу, бабушки. Родители предложили Павлу переехать к ним в Подмосковье, где в их семье подрастал его младший брат, но этот вариант даже не обсуждался. Дом Павла был здесь, в деревне. Он не собирался ни в какой город, считая предательством бросить осиротевшего деда одного. Родители уехали после похорон, а Павел со всей своей подростковой непримиримостью взялся за деда, опасаясь, что отчаяние и тоска по ушедшей жене окончатся пьянством:

– Дед, мы должны посчитать все наши расходы за месяц! Давай прикинем, сколько рублей мы сможем откладывать, ну, скопить?

– Здравствуйте, приплыли! Зачем тебе деньги потребовались? – дед в растерянности уронил ложку. – Мне, как бывшему фронтовику, спасибо государству, приличную пенсию выплачивают. Родители подкидывают на тебя, не скупятся. Тебе, что, в город от нашей тишины захотелось? Вот окончишь среднюю школу и поедешь на учебу к маме с папой. Они ведь тебя каждый раз зовут, когда приезжают.

– Да нет, я о другом! Давай, дед, ничего лишнего покупать не будем, наберем денег и начнем путешествовать! Вот скажи, где ты бывал за последние десять лет? Нигде, кроме санатория на Дону! Столько лет на пенсии, работу бросил, и все время дома! Неужели тебе не хочется посмотреть Москву, Санкт-Петербург, Черное море?

– Пашка, мне восемьдесят два года исполнилось! Какие путешествия? Мое время кончилось! Рыбалка да охота – вот мои путешествия! Скучно тебе с дедом стало, признайся, внучек? А на море охота посмотреть, ты прав!

По телевизору Павел однажды в новостях увидел, что ученые обнаружили в Италии селение в горах, где местные жители через одного спокойно преодолевали столетний рубеж, были работоспособными, редко болели. Дед был, наверное, из одной с ними компании. Среднего роста, худощавый, он редко пользовался машиной, предпочитал уходить на рыбалку за село или на озера пешком, когда Павел за ним не увязывался, отсыпаясь после ночного блуждания в компьютере, или, увлекшись, далеко за полночь очередным рисунком.

И дед не устоял. В каждом человеке живет подчас неосознанное стремление разорвать застоявшееся, сгустившееся вокруг отсутствие перемен, найти тропинку в лабиринте неизвестности и неожиданности, улететь за своей мечтой и насладиться очередной победой исполненного желания.

И сразу после окончания учебных занятий в начале июня, оставив огород на соседку, на поезде уехали на две недели в Крым, в Феодосию, чтобы полюбоваться картинами Айвазовского и увидеть те места, где творил Александр Грин. Они объехали весь Крым на автобусах и, несмотря на определенные трудности, вернулись домой, строя грандиозные планы на следующий год.

Потом была экскурсия в Санкт-Петербург, через год – санаторий в Железноводске на Кавказе, еще через год – дом отдыха под Москвой.

И, когда Павел окончил школу в восемнадцать лет, наверное, у деда закончился заданный им самим себе заряд на упорство и преодоление, чтобы соответствовать своему юному внуку. Постоянно стало прыгать давление, а, главное, – перестали слушаться ноги, видимо, исчерпав заложенные организмом возможности. И все домашние хлопоты теперь полностью легли на плечи Павла.

Вздохнув, Павел выключил перегревшийся мотор, переложил шланг под малину, позвал деда обедать. Небольшие тучки, с утра занавесившие расторопное июньское солнце, хоть чуть-чуть сдерживали его лучи, но потом не выдержали зноя и разбежались, растворились в мареве, сразу загоняя в тень все живое.

Дед поковырялся ложкой в тарелке с борщом, съел картофельное пюре с сарделькой, выпил компот. Держась за спинку стула, дверной косяк, медленно перебрался из кухни в зал в свое любимое кресло, и через десять минут Павел услышал на фоне последних новостей очевидное похрапывание.

Павел выключил телевизор и отправился в свою комнату.

– Посмотрим, ответит ли ему эта Виктория-Настя, разрисованная кукла? Интересно на нее посмотреть, если заставить смыть все эти килограммы косметики простой холодной водой! Красавицы под одну гребенку! Неужели не понимают, что глаз не останавливается на однотонно покрашенном заборе?

Со страницы Анастасии Волошиной на него смотрела, слегка прищурившись, незнакомая девчонка в синем спортивном костюме, кроссовках, с распущенными по плечам каштановыми волосами, которые буквально сверкали в лучах горного солнца, позолотившего этот снежный склон.

Павел увеличил изображение. Настя слегка улыбалась насмешливо, как-то снисходительно, но большие голубые глаза оставались серьезными, будто она сделала кому-то одолжение, застыв на секунду. Нос, овал лица – все обычное, но губы… Она только что-то сказала, и слова еще не успели улететь в обвал горы, а приоткрытые губы, словно ждали чего-то.

Павел, смутившись, отпустил изображение, секунду подождал и опять включил увеличение, невольно поймав себя на мысли, что рассматривает не только лицо, но и всю фигурку

«Не хватало еще мне влюбиться в эту заоблачную незнакомку! Больше тебе делать нечего! А вдруг это вообще не ее фотография? Перепечатала из какого-нибудь журнала и строится теперь под спортсменку, чтобы вызвать интерес», – решительно простучал текст, увидев, что Настя не находится сейчас на сайте: