Вне закона - Дональд Уэйстлейк

— Да, это интригующая часть, — прошептал Келп.

— Интригующая.

— К тому же, — Келп наклонился к Дортмундеру, — август — хорошее время для отъезда из города. Поехать в северную часть штата, в горы, к прохладному воздуху, разве плохо?

— Я бывал в северной части штата, — напомнил ему Дортмундер. — И знаю, как там может быть плохо.

— Не так плохо, Джон. И ты бывал там зимой.

— И осенью, — прошептал Дортмундер. — Два раза.

— Но в обоих случаях все разрешилось как нельзя лучше.

— Да? Каждый раз приходилось уносить ноги.

— И однако, — прошептал Келп, — мы не должны говорить «нет», не рассмотрев его предложение.

Дортмундер раздраженно пожал плечами. Он высказал свое мнение.

— Не знаю, как у тебя с финансами, — продолжил Келп (хотя и знал), — но я на мели. И небольшое удачное ограбление в северной части штата может поправить дело.

Дортмундер, хмурясь, смотрел на пиво.

— Я скажу, что нам делать, — гнул свое Келп. — Мы должны найти старину Гарри Мэтлока, узнать у него об этом Куэрке, а потом принимать решение. Что скажешь?

— Прошепчу, — прошептал Дортмундер.

3

Где искать в августе человека, ушедшего на пенсию? Попробуйте поле для гольфа, муниципальное поле для гольфа.

— Вон он, там, — указал Келп. — Вытаскивает мяч из песчаной ловушки.

— Таковы правила? — спросил Дортмундер.

— Не забывай, он ушел на пенсию, не перевоспитался.

Муниципальное поле для гольфа располагалось в Бруклине, недалеко от Атлантического океана, так что любой мог вдохнуть то, что теперь называлось морским воздухом. Дортмундер и Келп неспешно направились по зеленой травке к Гарри Мэтлоку, который определенно стал толще, чем прежде, хотя все, кто знал Мэтлока, всегда звали его Толстяком. Он действительно пытался выбросить мяч из песчаной ловушки и выглядел так, будто ему требовалась помощь. Наверное, он был таким же лысым, как и всегда, но широкополая шляпа не позволяла ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Наряд дополняли светло-синяя рубашка на трех пуговицах, белый кашемировый кардиган, широкие брюки из красной шотландки и ярко-зеленые туфли для гольфа. Явно пенсионер.

Гарри поднял голову, увидел их, помахал рукой, широко улыбнулся, но не закричал. Когда они подошли ближе, сказал:

— Привет, Энди, привет, Джон, вы пришли насчет Кирби Куэрка.

— Само собой, — ответил Келп.

Гарри махнул клюшкой для гольфа.

— Пойдем со мной. Мои партнеры где-то там, мы сможем поговорить по пути. — Сделал паузу, чтобы зашвырнуть мяч в сторону далекого флажка, ухватился за лямку большой сумки с клюшками и прочей амуницией для гольфа и зашагал, волоча сумку за собой.

— Это твои собственные правила? — на ходу поинтересовался Дортмундер.

— Когда тебя видит только Бог, никаких правил нет. Но если дело касается Куэрка, не могу сказать, что знаю, каковы правила.

— Хочешь сказать, не стал бы рекомендовать его? — В голосе Келпа зазвучала тревога. — Но ведь ты послал парня ко мне.

— Нет, не то чтобы я… Минуточку. — Гарри вновь пнул мяч. — Энди, можешь оказать мне услугу? Покати немного сумку. А то эта рука становится длиннее той.

— Я думал, сумку надо нести на плече, — заметил Келп.

— Я пытался, но она тяжелая и одно плечо уходит вниз, а второе — вверх. — Он протянул лямку Келпу с мольбой в глазах. — Пока мы выберемся на траву…

Келп не предполагал, что сегодняшний визит на поле для гольфа приведет к тому, что на какое-то время он станет кэдди,[2] но пожал плечами.

— Хорошо. Но только до травы.

— Спасибо, Энди.

Келп закинул сумку на плечо и действительно стал похож на кэдди. Чего ему не хватало, так это матерчатой шапочки с длинным козырьком и палочки-метки за ухом. Зато лицо, как положено, было серьезным.

Гарри двинулся вслед за мячом.

— Насчет Куэрка… я не знаю об этом парне ничего плохого, да только не знаю о нем и ничего хорошего.

— Ты работал с ним? — поинтересовался Дортмундер.

— Несколько раз. Я и Ральф… он не ушел на пенсию вместе со мной. Гарри Мэтлок и Ральф Демровски долгое время работали вместе. Славились быстротой и жадностью. Даже разъезжали по стране в фургоне, на случай если наткнутся на что-то большое.

— Ральф все еще работает? — спросил Келп.

— Нет, он в Синг-Синге.[3] Лучше бы он последовал моему примеру.

Гарри остановился позади своего мяча, посмотрел в сторону зеленого поля, где стояли трое мужчин, одетых примерно так же, как он. Похоже, поджидали его.

— Думаю, мне придется ударить по нему, — сказал Гарри. — Вы уж отойдите, мастерства у меня недостаточно. Куда полетит мяч, сразу сказать не могу.

Келп и Дортмундер отошли, и Гарри ударил по мячу. Вернее, мимо. Потом ударил еще раз. И еще, и еще… Наконец попал, и мяч куда-то полетел. Не к флагу, разумеется, но и не назад.

— Ходьба — главный плюс гольфа, — заметил Гарри и последовал за мячом, сопровождаемый Дортмундером и Келпом. — Ральф и я работали с Куэрком четыре, может, пять раз. Он никогда не был первым выбором, знаете ли.

— Не был?

— Нет. Он знает свое дело, — признал Гарри. — Всегда сделает то, о чем его просишь, но есть парни и получше. Уолли Уистлер. Герман Джонс.

— Они хороши, — согласился Келп.

— Да, — кивнул Гарри. — Но если тот, кого мы хотели пригласить, болел, или был занят, или сидел, тогда мы обращались к Куэрку, и он нас не подводил.

— Гарри, ты послал его ко мне, — напомнил Келп, — но энтузиазма в твоем голосе не слышится.

— Да нормальный он парень. — Гарри остановился посмотреть на мяч, который опять лежал в океане песка, тогда как зеленая травка казалась далеким островом, виднеющимся впереди и справа. Двое мужчин из троицы, поджидающей Гарри, уже сели на землю, предчувствуя, что ждать придется долго. — Дай-ка глянуть на другие клюшки.

Келп поставил сумку на песок, чтобы Гарри выбрал подходящую клюшку.

— Что-то сдерживает твой энтузиазм? — спросил Келп.

Гарри кивнул, все еще перебирая клюшки.

— Это его ограбление. Я никогда не был с ним, когда он играл первую скрипку. Ральф и я, мы приводили его в нужное место, показывали на дверь, ворота, сейф, что угодно, и говорили: «Открой это, Кирби». И он открывал. Дело свое знал. Не виртуоз, но дело знал. А каков он в организации ограбления? Тут я не могу дать рекомендацию.

— Понятно, — кивнул Келп.

Гарри указал на клюшку с большим крюком.

— Эта, как думаешь?

Келп, многоопытный кэдди, прикинул варианты, потом указал на другую, с еще большим крюком.

— Думаю, эта.

Но и новая клюшка не помогла.

4

Нью-Йорк нервировал Кирби Куэрка. Все его нервировало, особенно необходимость не подавать виду, что он нервничает, не позволить другим догадаться, что испуган.

Он слишком долго отсутствовал, слишком много времени провел вне Нью-Йорка, да и остального мира. Шесть с половиной лет тюрьмы сломали его, лишили привычки жить своей жизнью. Тюрьма так соблазнительна, так комфортабельна, если ты сдаешься и перестаешь бороться с системой. Живешь по часам, их часам, их правилам, их порядку, делаешь все, что тебе говорят. Так проходит шесть с половиной лет, а потом, внезапно, тебе улыбаются, жмут руку, и вот она, открытая дверь, миновав которую ты предоставлен самому себе. Имеешь право делать что хочешь.

Имеешь право? Две предыдущие отсидки были короче, да и сам он был моложе, поэтому тюремная упорядоченность не становилась для него законом. Он находил в себе силы начать все заново. На этот раз, обретя свободу, он уже не знал, как ею распорядиться.

И это стало главной причиной, заставившей его прямиком направиться в Дербивилл к кузену Клоду, пусть они никогда не были близки, да и вообще мало общались. Клод всю свою жизнь чтил закон, тогда как Куэрк начал преступать его чуть ли не с детства.

Тем не менее Куэрк поехал в Дербивилл, предварительно позвонив Клоду и попросив подобрать ему жилье под предлогом того, что освоил в тюрьме профессию печатника (во всяком случае, думал, что освоил) и знал, что в Сикаморе, городке, расположенном неподалеку от Дербивилла, в сотне миль к северу от Нью-Йорка, находится типография «Сикамор крик». Клод, как человек порядочный, женатый, с четырьмя детьми, двое уже покинули родной дом, двое — еще нет, пригласил Куэрка к себе и выделил ему спальню старшего сына. Речь шла о том, что Куэрк поживет у кузена, пока не найдет себе жилье, но и теперь, полтора года спустя, он жил в доме кузена.

Куэрк не знал этого тогда, не знал и теперь, но поехал к кузену Клоду прежде всего потому, что ему требовался надзиратель, человек, который мог бы сказать, когда выходить на прогулку, когда тушить свет. Все получилось не совсем так, потому что Клод и его жена оказались слишком деликатными и доброжелательными, а навыки печатника, приобретенные в тюрьме, стали не фундаментом его новой жизни, а очень уж быстро лопнувшим мыльным пузырем. Но все в той или иной степени образовалось. В типографии ему дали работу — это хоть как-то упорядочило жизнь, и он нашел другого человека на роль надзирателя.