Третий шимпанзе - Джаред Даймонд

Итак, в первых двух частях рассматривается биологическая подоплека расцвета человеческой цивилизации. Третья часть книги посвящена культурным особенностям, отличающим нас от животных. Первым делом приходят на ум те из них, которыми мы больше всего гордимся: язык, искусство, технологии и сельское хозяйство — признаки нашего высокого развития. Однако среди наших культурных отличительных черт есть и отрицательные, такие как пристрастие к одурманивающим веществам. Можно спорить о том, являются ли все эти черты исключительно признаком человека; и все же они, по крайней мере, гораздо сложнее аналогичных черт у животных. Но в примитивной форме эти особенности, безусловно, должны были присутствовать у животных, так как они достигли своего расцвета сравнительно недавно по меркам эволюции. Что они представляли собой тогда? Был ли их расцвет неизбежен в истории жизни на Земле? Например, настолько ли неизбежен, что мы можем допустить наличие в космосе других планет, населенных существами, столь же развитыми, как мы?

Кроме пристрастия к одурманивающим веществам, среди наших отрицательных особенностей есть две столь серьезные, что они могут привести человеческий род к закату. В четвертой части книги рассматривается первая из них: наша склонность уничтожать другие группы людей из ксенофобских побуждений. У этой черты есть прямые аналоги в животном мире, а именно — соперничество между конкурирующими особями и группами, которое может разрешаться с помощью убийства у многих видов, кроме нашего. Мы лишь использовали собственные технические достижения для увеличения нашей убойной силы. В четвертой части книги будут рассмотрены ксенофобия и крайняя изолированность групп людей, которые имели место до того, как появление государств сделало человеческий вид более однородным в культурном плане. Мы увидим, как технология, культура и география повлияли на результат двух наиболее известных исторических противостояний между группами людей. Затем мы рассмотрим документально зафиксированную мировую историю массовых убийств на почве ксенофобии. Это болезненная тема, но здесь мы обнаружим наиболее яркий пример того, как наше нежелание помнить собственную историю обрекает на повторение ошибок прошлого в более опасном масштабе.

Еще одной отрицательной особенностью, угрожающей сегодня нашему существованию, является форсированное наступление на окружающую среду. У этой нашей черты также есть «предтеча» в животном мире. У популяций животных, по той или иной причине избежавших контролирующего воздействия хищников и паразитов, в ряде случаев также оказались незадействованными и внутривидовые механизмы контроля численности. Иными словами, они размножались до тех пор, пока не исчерпали собственную кормовую базу, и таким образом «проели» себе дорогу к полному вымиранию. Эта угроза особенно справедлива для человека, поскольку угрозой хищников в нашем случае можно пренебречь; нам доступно любое местообитание, а наша способность убивать животных и уничтожать среду их обитания — беспрецедентна.

К сожалению, многие до сих пор верят в руссовианский миф о том, что такое поведение не было присуще людям до промышленной революции, и что до этого времени мы все жили в гармонии с природой. Если бы это было правдой, мы бы ничего не могли извлечь из нашей истории, кроме того, какими добродетельными мы были когда-то и какими злыми стали сейчас. Цель пятой части книги — развенчать этот миф и показать долгую историю неправильного обращения человека с окружающей средой. Суть этой части книги, как и предыдущей — в том, чтобы показать, что в нашей сегодняшней ситуации нет ничего нового, кроме масштабов. Попытки управлять обществом, пренебрегая человеческой средой обитания, повторялись неоднократно, и их результаты должны нас наконец чему-то научить.

Книгу завершает эпилог, в котором прослеживается наше «восхождение» от животного состояния. Также там говорится о том, насколько более совершенными стали средства, которые могут привести наш вид к исчезновению. Я бы не стал писать эту книгу, если бы полагал, что перспектива вымирания все еще далека от нас; но если бы я считал, что наша гибель неизбежна, я бы тоже не стал этого делать. Чтобы читатель, впав в уныние от описания нашей истории и нынешнего плачевного положения, не пропустил эту идею, в эпилоге я указываю на обнадеживающие признаки и рассказываю о том, как мы можем учиться на наших прошлых ошибках.

Часть первая

Человек как представитель типа млекопитающих

Сведения о том, когда, почему и каким образом мы перестали быть рядовыми представителями млекопитающих, можно почерпнуть из источников трех разных типов. В первой части книги мы рассмотрим традиционные, археологические свидетельства нашего «чудесного превращения» — ископаемые кости и сохранившиеся орудия труда, а также новейшие свидетельства, полученные при помощи молекулярно-биологических методов.

Прежде всего, надо выяснить, насколько велики генетические отличия нашего генома от генома шимпанзе. То есть, отличаются ли наши геномы на 10, на 50, или на все 99 процентов. Детального, пристального визуального сравнения или перечисления признаков, видных невооруженным глазом, недостаточно; некоторые генетические изменения никак не отразились на внешнем облике, а внешние признаки других генетических изменений носят общий характер. Например, визуальные различия между такими породами собак, как немецкий дог и пекинес, гораздо ярче, чем между шимпанзе и человеком. И тем не менее все породы собак могут свободно скрещиваться между собой — при физической возможности — и давать плодовитое потомство, поскольку принадлежат к одному виду. Несведущий наблюдатель, взглянув на немецкого дога и пекинеса, может решить, что они отстоят друг от друга в генетическом плане значительно сильнее, нежели мы с шимпанзе. Такие яркие, видимые невооруженным глазом различия пород собак как размеры пропорции тела или цвет шерсти, определяются относительно малым числом генов, с точки зрения репродуктивной биологии имеющих мизерное значение.

Как же тогда измерить генетическое расстояние между человеком и шимпанзе? Ответ на этот вопрос был найден лишь в последние пять лет, и нашли его молекулярные биологи. Этот ответ не просто поражает воображение, но и может несколько изменить этическую сторону наших взаимоотношений с шимпанзе Мы увидим, что хотя отличия нашего генома от генома шимпанзе и вешки по сравнению с различиями между разными человеческими народами или породами собак, они малы по сравнению с различиями между другими известными нам близкими видами. Получается, что незначительные изменения генетического кода шимпанзе, приведшие к появлению нашего вида, чрезвычайно сильно проявились в поведении его представителей. Также удалось построить график зависимости генетического расстояния от времени и таким образом приблизительно установить момент, когда человек и шимпанзе «произошли» от общего предка. Оказалось, что это случилось приблизительно семь миллионов лет назад (плюс-минус пара миллионов лет).

Хотя с помощью молекулярной биологии удалось получить общую информацию о генетическом расстоянии и о времени, прошедшем с момента изменений в геноме, открытыми остаются другие вопросы: чем именно мы отличаемся от шимпанзе и когда появились эти особые отличия? И здесь мы обращаемся к изучению костей и орудий труда, оставшихся от существ, стоящих на различных ступенях эволюции между нашими обезьяноподобными предками и современными людьми. Изменения в строении скелета — традиционный предмет исследования физической антропологии. Особенно важными изменениями стали увеличение объема черепной коробки, изменения скелета, связанные с прямохождением, а также уменьшение толщины костей черепа, размера зубов и челюстных мышц.

Большой мозг, несомненно, способствовал развитию человеческой речи и изобретательности. И логично было бы ожидать, что в палеонтологической летописи будет прослеживаться четкая зависимость между увеличением размеров мозга и усложнением орудий труда; однако никакой четкой зависимости мы не видим! Это — самая большая неожиданность и самая большая загадка человеческой эволюции. На протяжении сотен тысяч лет после того, как основной этап увеличения человеческого мозга уже завершился, каменные орудия труда оставались очень грубым. У неандертальцев, живших каких-то 40 тысяч лет назад, мозг был даже больше, чем у современного человека, однако в их орудиях труда мы не наблюдаем ни новшеств, ни художественных украшений. Неандертальцы все еще оставались рядовыми представителями типа млекопитающих. И даже через десятки тысяч лет с момента появления людей с практически современным строением скелета человеческие орудия труда были столь же убогими, как и у неандертальцев.