Двойник президента России - Владимир Круковер

Уходят в небытие многие преступления, характерные для современного общества. Действительно, кого и зачем рекетировать? Какой смысл воровать телевизор, если его некому продать? Кому и за что давать взятки?

Основой любой работы становится качество ее исполнения, и не нужны ОТК. Ведь, если повар будет невкусно готовить, то его столовую перестанут посещать. И он автоматически станет безработным, кандидатом в третью категорию. Ему остается или улучшить свое мастерство, или сменить профессию.

Исчезает проблема стариков, инвалидов, недееспособных. Им уже не придется ждать милостыни от государства, так как государством становится союз людей, а не шайка дорвавшихся до власти.

Дети перестают чувствовать себя обделенными, униженными, неполноценными. Это страшно — ощущать себя неполноценными из–за малого возраста!

Бесплатная учеба, где учитель — элитная личность, не только доступна всем без исключения, но и предельно результативна для каждого учащегося. Единственный путь на вершину общества — учеба.

Исчезает реклама, вместо нее появляются списки товаров и места их получения. Сокращается ассортимент товаров, так как нет капиталистов, производящих ерунду для наживы, нет конкуренции между «сникерсом» и «марсом», да и вообще нет в магазинах этой канцерогенной дряни.

На рынке остаются лишь те производители, которые производят действительно хорошие и нужные продукты, вещи. В то же время нет угрозы монополии, напротив — монополист по производству мороженного, например, уважаем, ведь его мороженное самое вкусное.

Возникает вопрос: не будут ли враждовать между собой представители основного, второго уровня, не станут ли они завидовать элитному первому разряду.

Допустим, инженер второго уровня хочет жить не в квартире, а в коттедже? Как живет знакомый ученый. Нет проблем, он становится в очередь таких индивидуалистов и со временем въезжает в коттедж, сдав квартиру координатору жилого района. И, зная, что знакомый ученый в очереди на привилегированную жилплощадь не стоял, он будет ему завидовать. Белой завистью. Что, возможно, заставит его учиться, совершенствоваться, изобретать и, если хватит таланта, сравняться с ученым в правах на удобства.

То, о чем я рассуждаю — утопия. И в то же время любая страна могла бы эту утопию реализовать на практике. Ведь, только экономия от ликвидации денежных взаимоотношений высвобождает в этой стране огромные ресурсы.

Кстати, люди вовсе не такие жадные на вещи и жратву, как иногда кажется. Их покупательский азарт чаще вызван постоянным стремлением выделиться среди других. Как писал Ежи Лец, «Люди покупают на деньги, которых у них нет, вещи, которые им не нужны, чтоб произвести впечатление на соседей, которым на это наплевать».

Именно так живут американцы, зомбированные рекламой и кредитом. Они все покупают в рассрочку, не заплатив, порой, даже начального взноса, потом, как рабы, отдают семьдесят процентов зарплаты за несколько приобретений, а выплатив наконец, меняют эту вещи на новую модель, сдав старую и опять получив кредит.

Получается «циркулиз визиус» — порочный круг. Капиталист производит товар, чтоб получить прибыль. Он навязывает этот товар потребителю. Потребитель затоваривается. Капиталист быстренько производит улучшенный товар, чтоб не перестать получать прибыль…

Впрочем, у Маркса с Энгельсом подробно и умно об этом рассказано. Просто коммунистическое общество, о котором они мечтали, современный человек пока создать не может по чисто моральным причинам. Рад бы в рай, но грехи не пускают. Да и невозможно создать бесклассовое общество. Всегда будет класс элиты и класс смердов, патрициев духа и рабов желудка. Другое дело, общество без денег, без каких–либо материальных эквивалентов…

Мы прошли несколько коридоров, насыщенных телекамерами, которые ворочали своими миниатюрными головками, спустились на зеркальном лифте, прошли еще пару коридоров, поднялись на еще одном лифте и референт открыл двойные дубовые двери, украшенные резьбой с античной символикой. Огромный зал, высоко под потолком летают амуры, целятся из гипсовых луков. На стенах фрески с греческими (или римскими) богами. В центре зала огромный стол (почему–то пришло на память — овальный), поперек его, образуя букву «Т», второй, командирский.

Я уверено прошел к нему, сел на полукресло, с завистью посмотрел на плоский монитор и беспроводную клавиатуру и мышь, перевел взгляд на референта.

— Что ж, зови народ.

Референт как–то изогнулся и начал таять, будто мороженное на пляже. Я с горечью подумал, что все это было простым глюком, бредом усталого мозга. А референт уже исчез совсем и теперь таяли стены, столы, компьютер, манжеты рубашки с темными запонками…

2

Президент проснулся незадолго до рассвета. Его разбудило острое ощущение дискомфорта, какой–то ирреальности. Как человек, прошедший специальную подготовку, он ни одним движением не выдал своей тревоги, а лишь слегка приоткрыл глаза и напряженно вслушался.

Звуки были странные. Он различил грюмканье дверей, стон сигнализации, ожидающей отключения, кряканье продовольственных фургонов, тусклую перебранку ранних алкашей… То есть нечто абсурдное, чего никак не могло быть в его кремлевской спальне.

Да и сенсорные ощущения были неприятные: комкастый матрас, явно несвежее постельное белье из какого–то грубого материала, свалявшаяся подушка с отчетливым запахом пота, нечистый, излишне жаркий воздух вокруг.

Он пошарил в изголовье, где находился один из пультов управления с многочисленными, функциональными кнопками и рычажками. Рука наткнулась на пыльную стену, никакого пульта не было.

С кошачьей ловкостью президент скатился с кровати, сгруппировался, вскочил, принял боевую стойку. Но прямой угрозы не было. Пошарив по стенкам и включив свет, он убедился в собственном одиночестве.

Вместо подогреваемого паркета под ногами был шершавый, холодный пол из неровно прибитых досок, покрашенных охрой. Стены оклеены линялыми обоями, мебели почти нет, а та, что имеется — столик, кровать, несколько табуреток, тумбочка, — явно из казармы. Лампочка пыльная, засиженная мухами с бессовестной наготой светила под потолком, свисая на скрученном проводе. На окнах рванные занавески, подоконник уставлен кактусами, окна проклеены по щелям рамы бумагой, их явно весной не открывали и не мыли.

Президент обследовал всю квартиру. Собственно, обследовать особенно было нечего: совмещенный туалет с облупленной ванной и цементным полом, убогая кухня с неработающим холодильником и двухкомфорочной газовой плитой, маленькая кладовка, выполняющая функции платяного шкафа.

Президент всегда спал голым, поэтому он выбрал из немногочисленного гардероба старое трико и футболку. Они были ему малы, но все же он натянул их, брезгливо поежившись от их несвежести, оправился, поискал на кухне какой–нибудь сок, не нашел, скептически посмотрел на баночку растворимого кофе, на псевдочай «Бодрость», нашел наконец вялое яблочко, сжевал. И приступил к более тщательному обследованию жилья, особое внимания уделяя бумагам с записями.

Минут через тридцать ему удалось прийти к определенным выводам. Квартира принадлежала третьему лицу, ее арендовал пожилой мужик неопределенной профессии, прописанный в Иркутске и не имеющий регистрации в Москве. Судя по записям в блокноте этот мужик, некто Владимир Исаевич Верт, зарабатывал на жизнь частной дрессировкой собак. За квартиру он платил 125 долларов в месяц (нашлись расписки хозяина), сбережения держал в примитивном тайнике под потолком за отставшими обоями.

Президент уныло посмотрел на тощую пачку двадцатидолларовых ассигнаций, спрыгнул с табуретки и задумался. Он чувствовал себя скверно, так как не сделал привычной зарядки, не принял контрастный душ, не поплавал в бассейне, не выпил утренний стакан фруктового сока. Он был рациональным человеком, не приученным к пустым мечтаниям, жизнь его с детства подчинялась строгой целесообразности и партийной логике. Случившееся настолько выходило за пределы нормальности, что он впервые за много лет был выбит из колеи. Подобную потерянность он испытал в тринадцать лет, когда одноклассник, толстый здоровяк из семьи какого–то министра, научил его мастурбации. Здоровый, спортивный мальчик испытал одновременно удовольствие и стыд. И потом долго боролся с искушением повторить это грешное занятие, за что возненавидел толстяка. И с дипломатическим коварством заманил того в спортзал, где крепко отлупил, маскируя расправу имитацией показа «приемчиков». После этого он перестал мучиться от стыда, когда самоудовлетворялся.

Впрочем, жесткое расписание внешкольных занятий (немецкий язык, этика, политэкономия, дзюдо, лыжи, конный спорт, плавание) не оставляли ему времени для самокопания и детский грех быстро ушел в прошлое. Мальчики его класса взрослели быстро, так как воспитывались излишне серьезно, с конкретным прицелом на руководящую работу. Последние эротические проблемы будущий президент ликвидировал при помощи домработницы, моложавой хохлушки Дуси.