Письма по кругу (Художественная публицистика) - Герман Гессе

Гессе не раз отказывался от роли духовного вождя, учителя жизни, к чему его настойчиво призывали читатели. Но на деле он был им, был замечательным воспитателем доброты, рачительным хозяином всего светлого, что есть в человеческой душе, и беспощадным корчевателем зла, гнездящегося все в том же вместилище. Конкретные проблемы конкретного времени ставились им в широкий исторический контекст, охватывающий, наряду с прошлым и настоящим, и обозримое будущее. К своему времени он подходил с мерой человечности и мерой совести. Его публицистика - не громкие призывы, а настойчивое и внятное напоминание человеку: будь добр, совестлив, заботлив к ближнему, внимателен к своему внутреннему миру и к миру других. Гессе ничего не замалчивает, не знает запретных тем, табуизированных сфер, он идет и ведет за собой читателя крутыми тропами познания, но каждый раз приходит к истинам простым, элементарным - о необходимости мира, любви и взаимопонимания, о святости жизни на земле.

Временами голос его был гласом вопиющего в пустыне бездуховности, шовинизма и национализма. В нем, случалось, звучали нотки мольбы, отчаяния, предостережения, даже угрозы, но из него никогда не исчезали интонации надежды и веры в человека. Живя в нейтральной Швейцарии, Гессе, как одинокий Дон Кихот, самоотверженно сражался с ветряными мельницами зла, и рядом с ним сражалась в те годы националистического помрачения духа частичка другой, «тайной» Германии, страны великих гуманистов, родины Гельдерлина и Жан Поля, Мерике и Новалиса, Гете и Томаса Манна. Многим из этих мастеров Гессе посвятил статьи, вошедшие в настоящий сборник. Статьи эти важны не только как дань любви и уважения благодарного ученика; не менее важно в них то, как соотносится в понимании Гессе творчество мастеров прошлого с современной жизнью. В каждом из великих художников Гессе ценил способность ощущать боль о человеке и человечестве и воспитывал эту драгоценную во все времена способность в себе и в своих читателях.

Гессе на протяжении всей жизни отличало поразительное чувство духовной независимости и человеческого достоинства. В его творчестве, в образе жизни, во всем его неповторимом облике воплотилось растущее противоречие между воинственной «технологической» цивилизацией и неуступчивой личностью, между нахрапистой бездуховностью массовой культуры и радикальной совестью гуманиста. В схватке с «фельетонным веком» он не признавал компромиссов и неизменно вставал на сторону личности, понимая, что от ее масштаба и качества, от привитой ей меры ответственности в конечном счете зависит будущее человечества.

Пожалуй, лучшее в художественной публицистике Гессе - его антивоенные статьи. Гессе-публицист начинается со статьи «Друзья, не надо этих звуков!», опубликованной в начале ноября 1914 года швейцарской газетой «Нойе цюрхер цайтунг». Конечно, писатель и до этого не был равнодушен к политике, его симпатии и антипатии в этой области стали определяться с конца прошлого столетия. Но окончательным толчком к политическому «пробуждению» послужила первая мировая война. Отныне Гессе, ранее старательно отделявший литературу от политики, внимательно следит за событиями в мире и учится соединять в себе художника и публициста. В названной выше статье он призвал деятелей культуры воюющих стран образумиться, отказаться от взаимных попреков, от разжигания ненависти и поддержать рушившиеся «духовные мосты» между народами.

Пресса империалистической Германии ответила на выступление поэта потоками клеветы и злобных нападок. Немецкие «друзья» Гессе спешили публично от него отречься, книготорговцы отказывались продавать книги «крамольного» автора, а сам он, к тому времени окончательно перебравшийся в Швейцарию, с которой его многое связывало и объединяло, был объявлен «дезертиром», «отщепенцем», «предателем национальных интересов».

В это тяжелое для писателя время поддержка пришла быстро и с неожиданной стороны: из Женевы откликнулся Ромен Роллан, который тоже боролся против империалистической бойни и подвергался яростной травле со стороны националистов - как немецких, так и своих, французских. Роллан радостно приветствовал Гессе, видя в нем собрата по духу и борьбе.

Поддержка французского писателя, который был в те дни, по словам С. Цвейга, «нравственной совестью Европы», произвела на Гессе огромное впечатление и укрепила его убеждение в правильности предпринятого им шага. Значительно позже, в предисловии к сборнику своих статей «Война и мир», посвященному памяти Роллана, он вспоминал: «Я забыл многое из удручающих дней 1914 года, когда возникла самая ранняя из этих статей, но не тот день, когда ко мне как единственный сочувственный отклик на эту статью пришло письмо от Ромена Роллана. [...] У меня оказался попутчик, единомышленник, который, как и я, отшатнулся от кровавого безумия войны и военного психоза и восстал против них, и это был не кто-нибудь, а человек, которого я высоко ценил как автора первых томов «Жана Кристофа» (других его произведений я тогда еще не знал) и который сильно превосходил меня политической выучкой и сознательностью... Это было благом, это было спасением и счастьем - узнать, что есть кто-то, кто во «вражеском», во французском, лагере выступил с тем же протестом совести против требования покориться и участвовать в оргиях ненависти и больного национализма».

Возникла дружба. О том, как она развивалась, рассказывает роллановский «Дневник военных лет» и переписка между двумя писателями, которая с более или менее продолжительными перерывами велась около четверти века и напоминает старые фрески: в ней мало броского, но за скупыми деталями кроется глубина и значительность, раскрывается индивидуальность обоих писателей, проясняются сходства и различия их характеров, творческих дарований и политических убеждений. Ведущая роль в этом диалоге двух гуманистов принадлежала Роллану. Он старается пробудить в своем младшем собрате интерес к политической активности, пытается втянуть его в широкое общественное движение; иногда он слегка иронизирует над чрезмерной тягой Гессе к «комфортабельному» одиночеству, но делает это с тактом, догадываясь, очевидно, как трудно дается склонному к созерцательности поэту всякое публичное выступление.

У Роллана и Гессе, у француза и немца, вставших в единый строй защитников гуманистических ценностей мировой культуры, был еще один объединяющий момент: оба они в годы первой мировой войны жили в Швейцарии, в стране, которая казалась им «возвышенным примером для всей остальной Европы», «островом справедливости и мира», куда, спасаясь от «разнузданной слепой силы», причаливают «усталые путешественники всех стран» [Р. Роллан. В стороне от схватки. Пг., 1919, с. 39-40.]. Примечательно, что, говоря о Гессе как о единственном из всех немецких поэтов, сохранившем «поистине гетевское величие духа», Роллан всякий раз соотносит его со Швейцарией, называет «почетном гостем и почти приемным сыном Швейцарии» [Там же, с. 124-125.]

Хотя круг деятельности Гессе значительно уже роллановского, но и он активно включается в повседневную борьбу, работает в Бернском комитете помощи военнопленным, пишет антивоенные статьи, собирает единомышленников. На него, как и на Роллана, огромное воздействие оказали революционные события в России. Благодаря им он все глубже постигает империалистическую сущность войны. Если в послании «К государственному министру» (август 1917 года) еще явственно слышны отголоски иллюзий либерально настроенного интеллигента, видевшего причины безответственной воинственности министра в том, что тот «слишком мало слушает музыку, слишком мало читает Библию и великих писателей», то в написанной три месяца спустя статье «Наступит ли мир?» звучат совсем иные мотивы. Гессе уже не желает победы ни одной из сторон - ведь в любом случае «в выигрыше окажется то, что называют «милитаризмом» и что по справедливости ненавидят». Он призывает последовать примеру русских, которые «первыми среди народов решили пресечь войну в корне и положить ей конец». Приветствуя мирные инициативы революционной России, он порицает другие государства за косность в этом жизненно важном вопросе и требует покончить с постыдной войной, которая не нужна никому, «кроме крошечной кучки больных фанатиков или бессовестных преступников». Он уже не советует государственным деятелям, неспособным «внять голосам человечества», читать Библию или слушать музыку; он требует немедленно лишить их власти, не дожидаясь, пока новые миллионы людей истекут кровью ради их глупых притязаний.

Это уже не просто прекраснодушный призыв к миру, это завет активного гуманиста, наказ всем людям доброй воли бороться за мир на земле решительно и до конца, отбросив равнодушие, вооружившись гражданским мужеством и душевной стойкостью.