РАССКАЗЫ СУДМЕДЭКСПЕРТА - АНДРЕЙ ЛОМАЧИНСКИЙ

Пришёл профессор. Оценил обстановку. "Да, случай тяжёлый, в прямом и переносном смысле. Рану прикройте стерильным — я моюсь и продолжу. Вы станете в ассистенты!" Через пару минут курсанты почтительно расступились. Капая первомуром на пол, профессор быстро прошествовал к операционной сестре, вытерся стерильным полотенцем, принял халат на плечи, сунул руки в подставленные перчатки. Кто-то услужливо завязал поясок, кто-то поправил ему очки. Шаг к столу и операция понеслась с невиданной скоростью.

Вот уж видна белая линия живота — прочное сухожилие, что разделяет брюшную стенку на симметричные половинки. Этот апоневроз вскрывается буквально одним движением, словно это не профессор медицины, а скрипач на сольном концерте. Руки ассистентов сдвигают тяжелый пласт сальника и под ним появляется… Борщ!!! Точнее плавающие в борще кишки, а по операционной тут же разносится мощный запах пива. Кто-то из курсантов растерянно бормочет "жигулёвское, поди…" Профессор недовольно бросает "это кто тут такой знаток", и на болтуна дружно зашипели. Всех сейчас больше волнует не сорт пива, а сама причина нахождения этого винегрета в брюшной полости. Неужели и вправду прободная язва, где в желудочной стенке образуется свищ, через который изливается содержимое? Нет, всё проще.

При ревизии желудка никакой язвы не нашли. Желудочек был, правда, что надо! Объём нормального желудка, около литра, ну полтора. Этот же куда более трёх. Бурдюк, а не желудок! На человека, прошедшего курс нормальной анатомии, такой производит впечатление, пусть даже пустой. И на передней стенке этого «вместилища» где-то сантиметров пять от малой кривизны находился огромный, в ладонь, РАЗРЫВ! Заполненный до отказа борщом и пивом, желудок элементарно лопнул, когда Михаил Александрович плюхнулся на сиденье в метро.

Разрыв ушили, брюхо промыли от борща. Потом долго боролись с инфекционными осложнениями. Но выжил наш гигант. За долгий и мучительный послеоперационный период даже весу порядочно сбросил — перед выпиской на нём громадными лопухами висела излишняя кожа. Здесь, правда, начкаф[1] один секретик сотворил — ушил он нашему толстячку желудок весьма хитро, так что от трёхлитрового бурдюка остался маленький мешочек с кулачёк. Хочешь, не хочешь, а всю оставшуюся жизнь ему максимум по полмиски супчика кушать придётся — больше за раз не влезет. Самое радикальное средство от ожирения. Тут бы и позубоскалить насчёт неумеренного обжорства, да не получается. Болезнь это. Нельзя обжорство списывать исключительно на личную распущенность, хоть таковая и важнейший фактор. Тут и генетика, и психология тоже свою роль играют.

На самой милой кафедре Академии — Кафедре Детских Болезней, довелось нам видеть такую картину — железную решетку, и плачущих за ней детишек. Плачущих от голода. Потому как эта мирная кафедра делала большую военную науку — изучала влияние того самого питания на становление армейского призывника. Ведь каждый солдат когда-то был ребёнком. А то, что иные будут негодны к призыву, становится порой ясно уже в весьма раннем возрасте. Или ограниченно годны — то, что вырастает с таких детей, солдатом можно назвать только в издёвку — ни отжаться, ни пробежать, ни подтянуться не могут! При том, что ничем не больны. Единственная причина их инвалидности — лишний вес. Вот и создали специальное отделение, где пытались таких детишек лечить. Мы приходили на кафедру и слышали голодный плач упитанных восьмидесятикилограммовых крепышей, что тянули к нам из-за решётки ручки, с мольбами "солдатик, дай конфетку". А решетка в этом деле совершенно необходима, чтобы сердобольные детки из других отделений им свои печеньки не отдавали. «Крепышам» же маминых передач не дозволялось, да и самих мам старались в это отделение не часто допускать — ведь пытка голодом, пусть даже частичным, для матери порой куда тяжелее, чем для ребёнка.

В сталинское время таких практически не было, появились они под закат хрущёвской эпохи, в брежневское время обозначились, как проблема, а после Перестройки словно плотину прорвало. Излишний вес сейчас у каждого пятого россиянина, пусть и не до такого экстрима, как у Михаила Александровича. Поэтому хочется дать всем мамам один такой простенький совет — в 99 % случаев если ваш ребёнок не доел, не заставляйте! Большую этим пользу ему сделаете. "Кушай хорошо, вырастишь большой" — это палка о двух концах. Вырастишь большой в любом случае, но если очень хорошо кушать, то запросто можно вырасти очень большим. Ведь несознательно взрослые частенько меряют детские порции, исходя не из потребностей своих чад, а исключительно из собственного представления о таковых. Кощунственно это или нет, но живём мы в век продуктового изобилия, а поэтому пока этот век длится, то место несъеденной каши в помойном ведре, а не в желудке. Ведь количество липоцитов (жировых клеток) закладывается до пяти лет, а всю остальную жизнь мы лишь меняем их качество, усиленно накачивая туда жир. Вот когда таких клеток много, да ещё и заполнены они под завязку, и получаются трёхцентнеровые мих-санычи, с рисками лопнуть всего лишь присевши в метро.

МОЙ ЛАСКОВЫЙ И НЕЖНЫЙ ЗВЕРЬ

Вообще-то зоофилия распространена гораздо шире, чем об этом говорят или пишут. А ведь всё потому, что говорят об этом те, кто сами подобным не занимаются. Те же, кто страдает этой половой перверсией, о ней молчат. Полное табу! Отсюда почти все сведениё о зоофилах случайны. И вот ведь какая интересная закономерность — о зоофилах узнают в первую очередь не психиатры, коим вроде по роду деятельности с таким явлением дело иметь, а врачи неотложек и ургентные хирурги. Потому как животному трудно объяснить правила поведения, а человеческий организм хрупок. Особенно у девушек. Ещё одно заблуждение — считается, что зоофилией страдают в основном мужчины. Это верно лишь с «технической» точки зрения — мужчине легче совершить половой контакт с самкой, пусть даже насильно, чем женщине возбудить самца не родственного нам вида. Тут ведь насильно не получится. Но чуден свет, а дела людей живущих в нём, ещё чуднее.

Эта история произошла в маленьком гарнизонном госпитале в районе посёлка Угулан, что на побережье Охотского моря. Впрочем близость там относительна — от части до Угулана ещё ехать порядочно. Места там малолюдные, и поэтому военным медикам часто приходится оказывать помощь гражданскому населению. И вот в один прекрасный день заезжает во двор госпиталя виды видавший «Зилок» из местного рыбпромхоза. В кузове грузовика набросано соломы, а поверх лежит девушка без сознания. Рядом мать и подруга. Спрашивают, что случилось, мать ничего не знает. Лицо в полнейшей растерянности, похоже действительно для неё случившееся полная неожиданность. Подруга тоже молчат, только от чего-то жмётся к стенке. По поджатым губкам и бегающим глазкам создаётся впечатление, что не всё так чисто — похоже что-то она всё же скрывает.

Сняли девушку, положили на каталку, отвезли в приёмный покой госпиталя. Там полностью раздели, подошёл хирург, терапевт, реаниматолог… И тут замечают, что на простынке, какой была покрыта та каталка, красное пятно. Откуда? Да между ног. Госпиталь малюсенький, нету там в штате гинеколога. Ближайший за триста вёрст в Магадане. Придётся самим. А гинеколог оказался и не нужен — кровь из заднего прохода сочилась. Небольшой разрыв на анусе. Пока реаниматолог устанавливал систему для внутривенных вливаний, хирург быстро пальцевое исследование заднего прохода провёл. И обнаружил там сперму. Эге, вот какое дело! Изнасилованием с извращённым половым актом и причинением тяжких телесных повреждений такое называется. Статья 117-я, а учитывая возраст потерпевшей (несовершеннолетняя), то ещё и 119-я. Впрочем выглядит вполне половозрелой. Кто же это мог быть. Беглые зеки, бичи, старатели, залётные гастролёры? Местные — рыбаки, да охотники — на такое не пойдут, нравы Севера строгие. А может это наши солдаты постарались? Но рассуждать некогда — похоже повреждения внутренних органов серьёзные, срочно девушку на стол. Едва догадались стерильным тампонами смазы из заднего прохода и влагалища взять. И на счастье фельдшер, что у них за лабораторию отвечал, дельный попался. Перед тем, как положить этот материал в пробирки и поставить в холодильник, он тампонами мазнул по стёклышкам для микроскопии. Подписал, что от куда — получились готовые микропрепараты, разве что не прокрашенные. Вот молодчина, здорово помог следствию! Места глухие, следователю придётся на вертолёте сюда лететь. Поди знай, когда он явится, а тут ещё и погода нелётная.

Когда разрезали живот, то сразу по всей операционной завоняло фекалиями. Среди розовых кишок прятались коричневые колбаски — самая мерзкая находка для хирурга. Без разрыва кишечника такое в брюшную полость не попадёт. Причину нашли быстро — ректальная ампула, самый последний участок прямой кишки, разорвана по длине. Края раны рваные — явно такое возможно только в одном случае, если в задний проход забить что-то твёрдое, например палку. Да, настоящий садизм… Хирурги рассуждают, а их руки тем временем ловко вылавливают вышедшие из разрыва фекальные массы и бросают их в стоящий подле стола тазик на треноге. Вонь так и лезет под маски. Вот наконец последний кусок. Подбежавший санитар сразу уносит таз, воздух в операционной становится чище.