Книга странствий. Том первый - Эльдар Ахадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У неё бесподобная улыбка. Чистая. Открытая. Как душа. Если вам посчастливится увидеть эту женщину, знайте: перед вами очень добрый, очень отзывчивый человек. Я понимаю, возможно, вы очень заняты, и всё-таки, пожалуйста, не постесняйтесь потратить несколько мгновений: улыбнитесь в ответ.
Свиридок и Муся
Что за фамилия такая – Свиридок? Что за птица? Откуда взялась она, похожая корнесловием своим то ли на свиристелей, то ли на нежную свирель? Впрочем, когда я впервые увидел человека с такой фамилией, то ничего общего с ними в его облике не заметил. Коренастый профиль, хрипловатый голос, мужественное, обветренное лицо человека, много чего повидавшего на своём веку, но не сломленного, имеющего собственную непоказную, но весомую гордость.
Свиридку вечно нужны были от нас карты местности: то одной, то другой, то третьей. Ну, зачем они заместителю начальника центральной инженерно-технологической службы солидного газодобывающего предприятия? Какое ему до них дело? Сиди себе в тепле кабинета диспетчерской и координируй трудовые массы издали. А куда что везти по дорогам и без дорог, и где что находится – пусть другие службы разбираются. Дери с них три шкуры, сваливай на них все неудачи и живи припеваючи.
Нет, же. Это не про Свиридка! Ему каждое место на земле, где планировалась работа, нужно было знать досконально! Кстати, о фамилии его я всё-таки кое-что узнал. Она одного корня со Свиридовыми, происходящими от имени Спиридон. Есть предположение, что это имя имеет греческие корни и переводится как «надежный». Вот это – о нём. Геннадий Николаевич Свиридок – надёжный человек. Проверено. И не раз.
Случилась у нас беда – не беда, но, в общем, недоразумение: застрял далеко в тундре посреди вьюжной полярной ночи вездеход с молодыми геодезистами. Кое-как дозвонились они: своими силами не выбраться. Неужто, МЧС на ноги поднимать? Выручил Свиридок: за пару часов раздобыл другой вездеход, в соседней организации. Договорился и с командой добровольцев, поехавших вызволять наших ребят. Всех вытащили. Кто рассказал о том случае? Никто не рассказывал. Просто в той команде я был за штурмана, потому и знаю, как оно было.
Помню, как летели мы с ним в далёкую снежную заполярную глушь. Поздняя осень. Самый конец октября. А в Заполярье – в это время уже студёная зима, да, и само дневное время – короткое. Потому у вертолёта – четыре бака с горючим: два снаружи и два внутри салона. Садиться на дозаправку некогда: быстро темнеет. И в вертолёте рассаживались ещё по утренней темноте: кто успел позавтракать, а кто спросонья ничего не успел. Лететь – несколько часов в одну сторону, а столовых в дикой безлюдной тундре для нас никто не предусматривал, естественно. Ну, летим, дремлем, дожидаясь посадки в отдалённых местах. Свиридок загадочно смотрит на всех, выкатывает откуда-то из-за дальних металлических кресел запасное вертолётное колесо, накрывает его листом фанеры (где высмотрел?) достаёт из своей поклажи разную ароматную тёплую снедь, затем термос с горячим чаем и приглашает всех пассажиров к импровизированному столу. Некоторые стеснялись, но в итоге все с удовольствием позавтракали. Конечно, у кого-то был с собой перекус, но вот так, чтобы не на одного только себя, а на всех заранее с собой взять покушать, такое предусмотрел только он – наш Свиридок, человек ответственный и знающий о разных дорожных трудностях не понаслышке. Поездки, организованные им, обычно проходят без особых осложнений. Промокшим или голодным никого не оставит, унылых – подбодрит добрым словом. Да, и с юмором – крепко дружит. С ним в пути не заскучаешь.
Работает у нас Свиридок с девяностых годов прошлого века. Правда, был период, когда сманили его на другое предприятие: заработком или должностью, не важно. А важно, что вскоре заскучал он на новом месте по прежним товарищам и вернулся. Многие знают Свиридка, но и он многих своих коллег помнит, не забывает и тех, кого уже никогда не будет рядом. Вот с какой душевной теплотой и болью вспоминал он о нашей сотруднице Надежде Анатольевне Краснопёровой: «Познакомился я с ней в 1998 году. Тогда проходило становление предприятия. Часто приходилось „вечеровать“ на промысле. Мой ребёнок и дети Надежды Анатольевны ходили в один садик. И я нередко просил забрать ребенка из садика до моего приезда с площадки. Никогда не было каких-либо возражений или отказов. Это был человек с большой буквы, женщина, мать и высококлассный специалист. Обладая высокими человеческими качествами: отзывчивостью, порядочностью, доброжелательностью, уважительным отношением к людям, – Надежда Анатольевна пользовалась заслуженным авторитетом и уважением в коллективе».
Год назад на торжественном собрании по случаю профессионального праздника вручали ему благодарность от губернатора Ямало-Ненецкого автономного округа. Стоял он перед всеми с текстом губернаторской благодарности в руках смущённый какой-то, угловатый, как школьник, не то, что на привычном морозе да с ветром в лицо… И стоял возле него с такой же наградой его товарищ, кстати, тоже с удивительной фамилией – Муся Алексей Иванович, начальник смены центральной инженерно-технологической службы.
Что означает эта фамилия, как и с какого языка переводится – понятия не имею, но человек Муся – замечательный. И тоже надёжный.
С ним носились мы однажды в вертолёте над едва начинающей зеленеть, с пугливыми белыми пятнами прячущегося возле ручьёв снега, весенней тундрой, выполняя важную миссию по отысканию и обследованию устьев старых, ещё советских, разведочных и поисковых скважин.
Буровики и геологи, находившиеся вместе с нами в вертолёте, были в основном молоды и, наверное, потому чрезвычайно любопытны к открывающимся с высоты летящего вертолёта пейзажам. Они крутились возле иллюминаторов, щелкали фотоаппаратами и мобильниками то друг друга, то мелькающие внизу пространства земли и озёр. Все – в спецодежде, в касках, как положено. У половины молодых людей на ногах были толстые стандартные рабочие ботинки с широкими шнурками. Поскольку лето наступило почти сразу после зимы, я понимал, что оттаявшая тундра насквозь пропитанная талой водой, после первого же приземления непременно пропитает их ботинки водой насквозь. А приземлений и взлётов этих было у нас в тот день больше двадцати, да, ещё – в местах, разбросанных по тундре на многие десятки километров.
Садились под сплошной грохот винтов вертолёта. Промозглый ветер с мелкими каплями то ли дождя, то ли тумана – в лицо. Всё, как обычно. Осматривали старые неиспользуемые скважины и их окрестности. Всё ли в порядке. Нет ли где утечки газа. Не вышла ли из строя запорная арматура. Ребята усердно фотографировали. На это раз не для себя, а для рабочего отчёта. Время пролетело незаметно. Возле последней из полётного перечня скважины мы с Мусей тоже сфотографировались на память возле вертолёта. Улыбчивый человек, неунывающий, высокий, сухощавый, как трость. Летает он часто. А обут он тогда был, кстати, в отличие от остальных – в высокие болотные сапоги. Что тут скажешь, опытного человека сразу видно.
Недавно случайно встретился с ним в придорожном магазинчике. Муся забежал туда, как и я, за водой и пирожками в дорогу, только в другую сторону. Заметил меня, заулыбался радостно: узнал. Мы крепко пожали друг другу руки и посмотрели глаза в глаза. Доброго пути! Удачи тебе, Алексей Иванович. И тебе, и Свиридку.
Снохин
Где можно найти Снохина? На работе, конечно. А ещё где? Опять на работе. Может быть, и ещё где-то, но, честно говоря, на работе его можно найти почти всегда. Если только он не в командировке, опять же – по рабочим делам. И, в общем-то, нельзя сказать, что это его утомляет. Снохин любит свою профессию и работает с удовольствием, потому что когда любишь своё дело, и занимаешься именно им… то, наверное, это и есть – счастье. Алексей Александрович курирует самое главное разведывательное управление нашего предприятия, добывающее наиважнейшие сведения, как бы глубоко они не залегали: управление геологии, а помимо того, как заместитель генерального директора, – и управление разработки месторождений. Начинал же он после окончания института – с простого инженера-геолога. Ясный взгляд, спокойный, выдержанный, нордический, как говорится в фильмах, характер, какой и положен настоящему разведчику недр. Бывают, конечно, моменты на технических совещаниях, когда по невозмутимому лицу главного разведчика пробегает лёгкая тень внутреннего беспокойства, но, может быть, это только показалось? Потому что уже ничего такого не заметно… Да, наверное, показалось.
Спрашивается: почему дождь идёт, туман висит, а мороз стоит? Не потому ли, что в мороз всё, что текло и висело, коченеет от холода настолько, что становится колом? За иллюминаторами нашего вертолёта такой ветер и мороз, что глазам больно смотреть. Мы летим над просторами ледяной тундры строго на север за сотни километров от Нового Уренгоя, к новому месторождению, доразведка и разработка которого только планируются. Надо осмотреть старые поисковые и разведочные скважины, понять, в каком они состоянии. Снохин с нами. Сидит на лавочке и в окошечко посматривает: что день грядущий нам готовит? А внизу лёд. Прозрачный. Тёмный, чуть зеленоватый от подводной растительности. Огромное с белесыми трещинками зеркало сплошного льда вплоть до Карского моря. Наконец, пролетаем его и оказываемся над марсианским пейзажем голой арктической равнины, рассечённой местами извилистыми каналами, по которым некогда в более тёплые времена года возможно текла вода. Присаживаемся возле древней буровой площадки. Снохин плотнее натягивает шапку на голову, поднимает над ней капюшон и выходит вместе с нами. Ему, как главному геологу, не меньше, а, наверное, даже больше остальных интересно самому рассмотреть вблизи состояние запорной арматуры и оценить общую обстановку. Ветер и мороз продолжают усердствовать. Но Алексею Александровичу всё нипочём. Спокоен и упрям в достижении цели. Взлётов и посадок было множество. Главный геолог выходил на каждой «остановке», не пропустил ни одну…