Привет, любимая (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна

      Он начал оказывать мне исключительные знаки внимания, выбирая моменты, когда рядом никого не было. То принесет банку недоспелой клубники, то - букет ранних садовых ромашек, то подвезет на мотоцикле в магазин. Делал это с таким добродушным, бесхитростным видом, словно все происходило случайно. Отказываться было неудобно, и я всегда уступала. Но Светке не рассказывала ничего. Мишка больше не кокетничал с ней, не флиртовал. Общался исключительно серьезно и по-дружески. Светку это сильно задевало. Влюбленностью в него она не страдала, но он ей здорово нравился. Не ей одной, кстати. Если бы не я, из этого флирта наверняка что-нибудь вышло.

      Имелась еще одна причина помалкивать. Светка обожала своего брата, хоть и ругалась с ним не меньше пяти раз в день. И то, что я не гоню Рыжего, восприняла бы, как мою измену Олегу. Ее не смущало полное равнодушие, которое Олег демонстрировал по отношению ко мне. Она была свято уверена в обратном. Только никак не могла убедить в этом меня. Я отлично знала, что надеяться мне не на что. Потому и принимала ухаживания парней и в городе, и здесь. Ведь это так приятно, когда ты нравишься.

      - Так, - спросила меня Светка, выбираясь из кустов, - что будем делать дальше?

      - Не знаю, - я села рядом с ней на траву, продолжая смотреть на уходящего Олега. Рядом с Толиком он выглядел невысоким, а рядом с Рыжим - еще и слишком хрупким.

      - Мне скоро ужинать. Я и обедать-то не приходила. Сама знаешь, тетя Нина разорется, если я опоздаю.

      - Слушай, а чего она у тебя такая ненормальная? - поинтересовалась Светка.

      - Очень даже нормальная, - я перевела взгляд на нее, потому что Олега уже не видела. - Просто я ей мешаю.

      - Интересно, чем? Ведь она же родная тетка?

      - Родная, - вздохнула я. - Понимаешь, живет себе человек и живет. Никому ничего не должен, сам себе хозяин. А тут - бац! - ребенок: корми, пои, ухаживай, да еще ответ держи перед братом. Пока мама жива была, меня сюда и не отправляли.

      - А чего отец не женится?

      - Не знаю... Нам и так неплохо. А на каникулы он меня сюда засовывает. Тетке неудобно. Я ведь, вроде, как сирота. Вот и вынуждена отпаивать меня парным молоком четыре раза в год. Ну и на фига ей это нужно?

      - Да-а, - потрясла головой Светка. - А в городе как?

      - Как у всех, - усмехнулась я, - как вот у тебя?

      - Никак, - разозлилась вдруг она. - Сижу дома. Родители ругаются. Олег никуда не пускает.

      - А сам? - тема представлялась слишком интересной, чтобы пропустить Светкины слова мимо ушей.

      - Ну-у... У него куча дел: друзья, девчонки, паяльник, еще что-то. Он и дома-то не бывает. Только есть и спать приходит. А так - все по друзьям.

      Да! Тебе только волю дай... С тобой тогда никто не справится. Правильно Олег делает, что никуда не пускает.

      - Если его дома нет, как же он тогда тебя дома держит?

      - У него везде свои люди, - вздохнула Светка. - Все ему на меня стучат. Это здесь по-другому. Здесь он сам за мной наблюдает. Заняться-то особенно нечем. Ну, бабушке по хозяйству помочь - и все.

      Мы немного помолчали. Дальше расспрашивать про Олега я боялась. Светка говорила о нем, пока ей самой этого хотелось, и на дух не переносила инициативы со стороны.

      - Ладно, пошли, - она лениво поднялась, - а то тебя тетка с потрохами съест. Еще вечером не выпустит.

      Я кивнула и тоже поднялась. Не торопясь, мы вышли на проселок. Солнце низко висело над горизонтом. С центральной улицы доносилось мычание - гнали стадо. Пахло густой острой смесью парного молока и навоза. И как же хорошо стало вдруг на душе! Как спокойно!

* * *

      Я оставила Светку возле ее калитки и теперь, не торопясь, шла домой. Все равно попадет, спеши - не спеши.

      Было так тихо и умиротворенно, что не хотелось думать ни о чем неприятном. Даже о том, что последний раз я отдыхаю в деревне. Тетка заявила отцу, мол, Алька уже достаточно выросла и теперь вполне способна обойтись без деревенского воздуха и натурального молока.

      Может, осознание скорой утраты так обострило мои чувства? Я этим летом каждый день проживала, как последний. Поэтому никуда не хотелось торопиться, а имелось желание насладиться всем сполна: и природой, и дружбой, и вниманием парней, и лицезрением Олега. Да, и этим тоже. Что у меня к нему было, я и сама толком не знала. Но меня что-то притягивало к Светкиному брату. Если возникал рядом, мне с трудом удавалось переключить свое внимание на других. Казалось, ни у кого нет такой гордой посадки головы, таких темных глаз, никто не умеет так многозначительно молчать, так насмешливо улыбаться. Предел мечтаний - сидеть где-нибудь в уголке, смотреть на него, слушать его хрипловатый голос. И не попадаться при этом ему на глаза.

      ... Я так боялась Олега. Боялась его ехидной усмешки, пробивающейся из-под начавших расти темных усов. Боялась до дрожи в коленках. Конечно, виной всему - мой комплекс. Это-то я понимала. Только легче не становилось. Целых три года потратила на поклонение ему. Писала длиннющие письма с объяснениями, но ни одного не отправила. Сочиняла стихи - такие глупые... Читала подряд всю литературу, которая хоть как-то могла просветить меня в области человеческих отношений: от русской классики до учебников по психологии. Но добилась только одного. Олег невзлюбил меня еще больше. Как-то в прошлом году Светка ехидно поинтересовалась у него:

      - За что ты не любишь Альку? Она такая умная.

      И получила не менее ехидный ответ:

      - Вот за то и не люблю, что слишком умная.

      Конечно же, мне ничего не светило. Но, зная, что в Денисовку приехать больше не удастся, а в городе мы и со Светкой-то почти не встречаемся, я морально готовила себя к откровенному разговору с ним. Ну, нужно мне было, нужно - все сказать. Не могла я больше в себе носить свои чувства. Хотелось выплеснуться. И выплеснуться именно на него. Только решимости не хватало, и удобный случай не подворачивался. Поэтому я злилась и дерзила всем подряд.

* * *

      Тетя Нина, конечно же, кричала и обвиняла во вредительстве. Так что после ужина мне пришлось, заглаживая вину, помыть ноги и одеть шерстяную кофту. Хотя к вечеру жара почему-то только усилилась. Но снова выслушивать теткины вопли - себе дороже.

      - Я за тебя несу ответственность, - надрывалась она при случае, - и не желаю отвечать перед Володькой...

      Володькой она называла своего брата и, следовательно, моего отца. Она считала, что он меня слишком распустил и все мне позволяет. Странно было слышать, как отца кто-то называет столь неуважительно. Пусть даже сестра. Мама при жизни называла его Вовой. Друзья звали Санычем. На работе же он был всеми почитаемым Владимиром Александровичем. И вдруг какой-то Володька. Не серьезно. И обидно. За это я не любила тетю Нину еще больше. Кстати, тетка никогда не ограничивалась одним скандалом. Скандалы она любила двойные: поругавшись со мной, тут же звонила своему Володьке - домой или на работу. И ругалась уже с ним. Мне, естественно, крепко доставалось от отца, чего он совсем не позволял себе в городе. В общем, проще в тридцатиградусную жару париться в шерстяной кофте, чем нарываться на очередной конфликт. Их и так предостаточно. По нескольку в день. В конце концов, кофту можно снять. Так, чтобы тетя Нина ничего об этом не узнала. И, потом, пар костей не ломит. Можно и попариться немного. Ведь сегодня пятница, значит, мне разрешено гулять до одиннадцати часов вечера. Вот уж мы со Светкой пошляемся! Светка любила пятницу не меньше. И по той же причине.