Женатые холостяки - Эльмира Нетесова

— Наверное, этим и приманил мою дуру. Теперь такие подарки немногим по карману. Конечно, я не могла ей дать такое. Да и учебу в институте вряд ли потянула. Ну, на жратву, на одежду как-то тянули. Хотя на дорогие вещи, понятно, не хватало. А этот из кожи вон лезет. Мне даже дешевых духов не подарил. За человека не считает. Хотя и я ничем его не порадовала. А за что? Он даже за Светку не отблагодарил. Я ему чем обязана? Ишь, как они устроились, родную мать свадьбой обошли. Хотя была ли она у них? Оба молчат, наверное, поскупились. Хотя и верно, лишних расходов избежали. Коль разбегутся, жалеть не о чем.

Нина Федоровна помнит, как все эти годы она пыталась обломать зятя. Как только Светка родила Андрейку, Дрезина потребовала, чтоб зять все деньги отдавал ей, ведь за продуктами сама ходила по магазинам и на базар. Но Толик, услышав требование тещи, чуть заикой не остался от удивления:

— Чего? Всю получку? Теща! Ты не иначе как звезданулась! Или меня за глумного держишь, так просчиталась. Ни на того лоха нарвалась! Слышь? Пупок порвется!

— Тогда сам себе готовь! — крикнула зло.

И вскоре в семье появилась домработница. Она ходила за покупками на базар и в магазины, в аптеки, оплачивала коммунальные счета. Все эти траты не превышали и трети от получки Толика. Дрезина, обидевшись на дочь и зятя, целых полгода не ходила к ним.

Когда Светлана сдавала зачеты, домработница оставалась с ребенком. Андрейка встал на ножки и начал ходить, когда Дрезина решила придти в гости. Мальчонка, отвыкший от бабки, испугался и закричал, потянулся к домработнице. Нина Федоровна ударила внука по заднюшке, назвала дураком, мальчишка зашелся в крике, отвернулся от бабки и отказался даже смотреть на нее. А вечером, узнав о случившемся, Толик впервые всерьез поругался с тещей. Предупредил, если та хоть пальцем обидит малыша, он навсегда закроет перед нею дверь квартиры. Но Дрезина была хитрой бабой. Стащила у дочери золотую цепочку и свалила ежою шкоду на домработницу, ту мигом уволили, не став выслушивать оправданий, и Дрезина осталась единственной, кому могла доверять семья.

Нина Федоровна вскоре совсем перебралась к дочке с зятем. Она после работы забирала внука из садика, занималась с ним вечерами напролет, а когда мальчонка подрос, и Светлана закончила институт, убедила обоих заняться йогой. Зачем? На этот вопрос зятя ответила, усмехнувшись недобро:

— Человек должен развиваться гармонично, а не крутиться у станка, как катях в портках!

— Нахалка! Живешь под одной крышей, ешь с одной ложки и гадишь в мои руки! Что ты за свинья? — возмутился тогда Толик и вспомнил, что за все прошедшие пять лет они с тещей не сказали друг другу ни единого доброго слова.

Уставшая от постоянных ссор и склок, Светлана часто плакала от бессилья, она никак не мота примирить мужа с матерью. Толик, случалось, замолкал на неделю, не отвечал на колкости тещи, уступая просьбам жены, скрывался от Федоровны в спальне, но она и там доставала:

— Чего в постели одетый валяешься? Даже носки не снял. Вовсе как свинья в катухе! Ведь в доме живешь, средь людей! Опомнись! Захрюкаешь скоро! — стояла в дверях, подбоченясь.

— Да сгинь ты отсюда, чума лягушачья! На себя глянь! Хуже пугала! Не зря в тюряге пашешь. Кроме нее никуда не взяли. А и зэчки, завидев тебя, со страху недвижимостью становятся. На всем свете страшнее нет. Ты посмотри на свою харю! Те, что в джунглях на деревьях живут, против тебя писаные красавицы! — терял терпение Толик и поворачивался к теще спиной, положив подушку на голову, чтобы не видеть и не слышать Дрезину.

Мужики во дворе сочувственно вздыхали, когда потеряв терпение, человек выскакивал во двор, чтоб не наломать дров. Его трясло как в лихорадке. Только после пачки выкуренных сигарет, немного успокаивался. Прислушивался к разговорам соседей, какие без слов понимали, что происходит в семье.

— Ты, Толян, не единый, кто с тещей мается. Туг разгадка простая. И выход из ней имеется, если умом подраскинуть, — перхал старый дедок, плутовато оглядывая притихших мужиков, разинувших рты:

— Теща твоя, за что ее не ухвати, опрежь всего баба! А знамо депо, что бабе надобно! Мужик! Его у ней сколь годов нет! Во и посуди, легко ли ей жить вприглядку. Ить баба она здоровая, при всех желаниях и страданиях…

— А я тут причем? — недоумевал человек.

— Во, чудной! Нешто не дошло? — рассмеялся старик скрипуче, и сказал уже в лоб:

— Нинке тоже ласки хочется. Вона как другие приловчились, и с женой, и с тещей спят…

— Чего?! Да ты дед соображаешь, что лопочешь? — вспотел и покраснел Толик.

— Ради мира в семье поедешь на все. Вон мой кореш, додул с чего теща наезжала, зажал ее как-то в углу и поверишь, все наладилось. Теща ангелом стала. Да и не только он, много мужиков враз с обоими живут, и ничего. Никто не в обиде. Вс» тихо и спокойно. Жена не станет позорить мать. Поначалу злится, — поддержал дедочка хмурый, костистый мужик. И, повернувшись к милиционеру Лешке Свиридову, спросил:

— Ты ж помнишь Пашку Степанчука? Их с тещей водой разливали. Дрались, что два барбоса. Думали, поубивают один другого. Все их мир не брал. Тут жена с ребенком в больницу свалила на неделю, а Пашка домой возник, бухой вдрызг. Вс» забьш и перепутал, завалил тещу в постель и отодрал. Та вмиг лапушкой стала, и Пашка для нее — главный человек в семье! Теперь и ты, Лешка, не ходишь их разнимать. А то всяк день вызывали тебя утихомиривать обоих. Нынче на три голоса поют и пьют! Разве я сбрехал?

— А и верно! Было такое! — вспомнил Свиридов.

— Мужики! Да лучше в петлю башкой сунуться, чем с моей тещей в постель лечь! — возмутился Толик.

— Думаешь, другие лучше? Хрен там! Все стервы одинаковые!

— А я свою в стардом отправил, из-за нее чуть с бабой не развелись. А ведь трое детей в семье. Как только увезли ее, сразу все наладилось! Дышим без базара. Баба человеком стала. Слушается, не ворчит сутками. А ведь теща вовсе жизни никому не давала, дети из-за нее из дому убегали. Теперь полный порядок! И я пить бросил, бабу не колочу…

— А мой кореш чище придумал, свою тещу замуж отдал в деревню за старика-вдовца. Вот уж седьмой год с той мартышкой в ее избе мается. Вроде ладят меж собой. Хотя когда в городе жили, тоже до милиции дело доходило. Жаловалась, будто зять у нее пенсию ворует. А ее вслух назвать совестно. На поход в аптеку не хватало. Путанки за ночь вдесятеро больше имели.

— То путанки! У них запросы шире мандолины. Тещи поскромнее. Им деньги не нужны, сами дадут за сердечное отношение. Слышь, Толян, мотай на ус!

— Это не мое! — отмахивался зло.

— Слушай, сосед! Отправь свою Дрезину на курорт или в санаторий. Хоть месяц отдохнете. Там глядишь, хахаля себе сыщет. Дураки еще не перевелись в свете, может и вам повезет, — предложил сантехник негромко.

На юг теперь опасно ехать. Самолеты один за другим падают с неба, автобусы и машины разбиваются даже за границей, поезда тоже ненадежные, пароходы тонут. Люди едут отдыхать, а их возвращают в гробах.

— Да кто заплачет по Дрезине? Накроется, Толян вздохнет, хоть руки ему развяжет. Совсем замордовала мужика! — поддержал говоривших верхний сосед Толика грузчик Женька. И продолжил через паузу:

— Вечером вышел покурить на лоджию, так тепло и тихо вокруг. Я, понятное дело, расслабился как на подушке. Вдруг слышу, снизу Дрезина орет:

— Чего без тапков шляешься по лоджии? Иль с волосами мозги просрал, козья грыжа? Сам носки стирать будешь, рахит безмозглый! Уже вовсе лысый, а ума как не было, так и нет. Чего тут жопу сушишь? Иди дрыхнуть, не воняй куревом. Не только лоджию, весь двор пробздел!

— Знаете, мужики, у меня наверху кулаки сжались. Ни на того нарвалась лярва, я б ей все расквасил. А Толян ушел молча. И ни слова в ответ той медузе, — вздохнул Женька сочувственно.

Толик слушал и не слышал. Что там носки? Домой давно идти не хотелось. Вроде имеется семья, и нет ее. Пытался говорить с женой, та плачет, умоляет помириться с матерью, понять и пощадить. Но как? До того достала теща, хоть ночевать оставайся на заводе.

Вчера при сыне скандал закатила. Ногами топать стала на Толика. Да так, что у нижнего соседа люстра с потолка упала и разбилась. Пришлось ущерб возмещать. А все потому наехала, что рубашку не туда положил, оставил на спинке стула. Но куда приспособишь, не повесишь в шкаф грязную, в ванную не мог войти — там теща мылась. Так вот и оставил в зале, забыл о рубашке. Теща, скрутив ее в жгут, огрела Толика по лицу. Тот подскочил, хотел отвесить пощечину, но баба отшвырнула ногой к стене, да так, что мужик влип со всего маху, а Нина наступила ногой на грудь, слегка. Толяну дышать нечем стало:

— Размажу, как клопа по стене! — услышал едкое. Хорошо, что в это время позвонили соседи снизу, иначе кто знает, чем закончилась бы очередная стычка.

— Вруби ты ей один раз по зубам. Поставь мозги на место. Бабу если не колотить, она наглеть начинает. Так хоть кулака бояться будет, — подзуживали мужики.