У истоков Черноморского флота России. Азовская флотилия Екатерины II в борьбе за Крым и в создании Черноморского флота (1768 — 1783 гг.) - Алексей Лебедев

Однако монопольное господство на Азовском и, главное, Черном морях,[2] а также обладание Северным Причерноморьем и Крымом были важнейшими стратегическими ресурсами Турции.{11} Естественно, что Оттоманская Порта не собиралась уступать здесь ни пяди своих владений, что подтверждалось упорной борьбой России и Турции в конце XVII — первой половине XVIII в. Более того, Османская империя сама имела агрессивные замыслы: в Константинополе рассчитывали расширить свои владения в Польше, на Украине и на Кавказе.{12} Таким образом, новая война между Россией и Турцией оказывалась неизбежной. Ее начало было вопросом времени.

В России также готовились к предстоящей войне. Как мы видели, Екатерина II спустя неделю после прихода к власти уже рассматривала проблематику, связанную с черноморской проблемой, тем самым обозначив приоритетность ее решения. Исходя из этого, была начата и дипломатическая подготовка. Ставший во главе внешней политики России Н.И. Панин приступил к реализации проекта «Северной системы» («Северного аккорда»).[3] Речь, в частности, шла о том, чтобы достичь союзных соглашений с Англией, Пруссией, Данией, Швецией и Речью Посполитой, а также «с другими странами, которые удалось бы привлечь к союзу». Первые три страны должны были стать «активными» участниками системы, а вторые две — «пассивными». То есть первым полагалось защищать идеи союза, а от «пассивных» достаточно было благожелательного нейтралитета. Реализация проекта должна была, по словам самого Н.И. Панина, «единожды навсегда системой вывесть Россию из постоянной зависимости и поставить ее способом общего Северного союза на такой степени, чтоб она, как в общих делах знатную часть руководств иметь, так особливо на севере тишину и покой ненарушимо сохранять могла».{13} Кроме того, «Северная система» служила и важным ответом Франции и Австрии, ставшим противниками России после Семилетней войны. Опять же процитируем Н.И. Панина: «… Самое верное для поддержания в Европе равновесия против союза двух домов: австрийского и бурбонского, заключается в том, чтобы северные державы составляли между собою систему, совершенно независимую. Они гарантируют себя этим от вмешательства во внешние раздоры…».{14} Иными словами, опираясь на «Северную систему», Россия должна была обеспечить противовес Франции и Австрии, укрепить свое влияние в Польше и Швеции и подготовить почву для борьбы с Турцией. Как справедливо отмечает В.Н. Виноградов, Петербург явно стремился «обеспечить несколько лет спокойной жизни, чтобы прийти в себя после тягот Семилетней войны и гротескного правления Петра III, a затем приступить к сведению счетов с Высокой Портой…».{15}

Именно в рамках создания «Северной системы» и подготовки к войне с Турцией Россия заключила союзные договора с Пруссией (1764 г.) и Данией (1765 г.) и торговый договор с Англией (1766 г.). Но обширные дипломатические мероприятия были только частью этой подготовки. Большое внимание уделило правительство Екатерины II и состоянию армии и флота, на чем мы остановимся ниже.

К сожалению, несмотря на все принятые меры, начало войны оказалось для Российской империи несвоевременным: когда 25 сентября 1768 г. Турция объявила России войну, последняя еще не успела полностью закончить подготовку к ней.{16} Как позже Екатерина II писала Ф. Вольтеру: «Мустафа был к войне так же мало подготовлен, как и мы».{17} К тому же Российское государство в это время уже вело боевые действия в Польше, и начавшаяся война с Османской империей создавала для него, таким образом, второй фронт. Но Турция во многом и рассчитывала на возникавшие у России затруднения, надеясь на быстрое и победное окончание военных действий.{18} Причины же нападения Османской империи были следующими.

Во-первых, Турция, как уже было отмечено выше, имела планы захвата новых территорий, в том числе в Польше и на Украине, а сейчас появилась реальная возможность получить Волынь и Подолию, взамен помощи, которую просили оказать барские конфедераты против России (Османская империя согласилась помочь на данных условиях, и это позволило Константинополю выступить «защитником» суверенитета Польши), поэтому турки с нарастающей тревогой следили за усилением российского влияния в Речи Посполитой.{19}Верхушка духовенства, улемов, во главе с шейх-уль-исламом Пиризаде Сахиб-Моллой, особенно рьяно ратовавшим за возвращение Подолии, утраченной Турцией по Карловицкому миру 1699 г., и большинство везиров поддержали воинственно настроенного султана и оттеснили умеренных государственных деятелей. В результате, по инициативе участников Барской конфедерации, Мустафа III одобрил в конце 1768 г. секретное соглашение о передаче Подолии Порте, а части восточно-украинских земель — конфедератам.

Таким образом, одной из важнейших причин начала Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. было то, что Мустафа III, как и его ближайшие предшественники, стремился играть, по словам видного турецкого историка Акдеса Н. Курата, если не ключевую, то, по крайней мере, значительную роль в Центральной и Юго-восточной Европе.{20} Турецкие историки султанской эпохи также поддерживали тезис о защите Османской империей независимости и неделимости Польши как главной причине войны с Россией в 1768 г.

Во-вторых, не меньше опасался Константинополь и дальнейшего усиления Российской империи в целом, видя в этом угрозу своим позициям в Северном Причерноморье и в Крыму (турки понимали важность для России черноморской проблемы).{21}

И, в-третьих, огромный вклад в объявление Турцией войны России внесло активное подталкивание ее к этому Францией.{22} В частности, немаловажную роль в сближении султана и польских конфедератов сыграло обещание Франции финансировать военные действия турецких войск против России.{23}

Столь важная роль третьего государства в развязывании русско-турецкой войны заставляет остановиться па международном положении России накануне этих событий. Самым последовательным ее противником на международной арене из числа великих держав на протяжении практически всего XVIII в. была Франция. Лейтмотивом политики Парижа в отношении России было противодействие решению Петербургом любой внешнеполитической задачи и стремление к максимальному ослаблению как российского влияния в европейских делах, так и самого Российского государства в целом. В идеале Взрсаль был не против низведения России к положению допетровской Московии.{24}Руководитель тайной дипломатии Франции де Бройль наставлял своих агентов, что желательно не давать России «возможность играть какую бы то ни было роль в Европе; раз так, то не следует заключать с этим двором никаких договоров. Нужно заставить его впасть в совершенно летаргический сон, и если извлекать его из этого сна, то лишь путем конвульсий, например внутренних волнений».{25} Сам же король выражался еще определеннее. В своем письме послу в Петербурге Л.О. Брейтелю он излагал свою стратегию так: «Вы знаете, и я повторяю совершенно четко, что целью моей политики в отношении России является устранение ее, насколько возможно, от дел в Европе…». Но и этого, видимо, показалось Людовику XV мало, и затем он добавил: «Все, что может ввергнуть этот народ в состояние хаоса и погрузить в мрак, служит моим интересам».{26}

Основными причинами такой политики Парижа были следующие: во-первых, Франция видела в России сильного и опасного конкурента в борьбе за гегемонию в европейских делах, а во-вторых, она крайне не желала выхода России в Черноморский регион и закрепления ее там, к чему Петербург все более активно стремился. Последнее вообще вызывало у Парижа острое недовольство, что объяснялось достаточно просто. Франция в XVIII в. продолжала занимать самое влиятельное положение как в левантийской торговле, так и в политике Османской империи, являясь самым старым союзником султанов. Торговля с Турцией была очень важна для Франции, особенно после потери позиций в Северной Америке и Индии.[4] Поэтому французские купцы и промышленники, а следовательно, и правительство смотрели на русское продвижение к Черному морю и на все угрозы турецким владениям как на прямую и серьезную опасность для экономических интересов Франции. А поскольку экономика неразрывно связана с политикой, то не только в полной гибели Турции, но даже в утрате ею тех или иных земель французы во второй половине XVIII в. видели также и подрыв своего политического престижа.{27}

Таким образом, толкая турок на превентивную войну против России, французская дипломатия рассчитывала достичь сразу нескольких целей. Главная из них заключалась в общем ослаблении Российской империи, находившейся, по мнению Парижа, пока не в самом блестящем состоянии, что сразу же парализовало бы ее активность в Европе. В частности, в инструкциях, направленных французскому послу в Константинополе Ш.Г. Верженну, присутствовали следующие слова: «На севере готовится Лига, могущая стать опасной для Франции. Самым надежным средством перечеркнуть этот проект, а может быть, и свалить с захваченного престола узурпаторшу Екатерину явилось бы вовлечение ее в войну. Лишь турки могут оказать нам эту услугу (курсив наш. — Авт.)»{28} и «Единственной целью ваших усилий должно быть вовлечение турок в войну».{29} За этим, но мнению Франции, неизбежно должны были разрешиться и остальные задачи: отказ ослабленной России как от выхода на Черное море, так и от позиций в Польше, которые она столь серьезно укрепила в 1760-х гг. После чего Париж просто неминуемо возвращает утраченные позиции в Варшаве.